В Рождество

Холодный ветер вольно разгуливает по комнате, поднимая старую пыль и унося ее за собой в темноту. Обветшалые ставни окон тихо поскрипывают, сливаясь с дуновениями воздуха, отчего кажется, будто слышно тихий шепот над самым ухом. Снег только-только начинает срываться. Легко залетая сквозь открытое окно, он хлопьями оседает на голой коже, покрытой темными полосами шрамов. Криденс сидит на грязном полу, поджав под себя колени. По его спине пробегают тысячи мурашек. Он не успел хоть что-то накинуть на себя, так быстро он бежал от гнева приемной матери. Свежие ранки еще кровоточили и больно саднили, когда их окутывал ветер своим ледяным дыханием. Криденс плачет. Он шумно встает, опираясь рукой об кирпич стен, ноги предательски дрожат. Он не знает, где находится. Память последних часов почти угасла, и парень был даже благодарен. Сумасшедшие крики. Слезы душат. Обида застилает глаза. Нет, он предпочитает забыть об этом. Криденс выходит на улицу. И сразу пятится, стараясь не привлекать к себе чужого внимания. Повсюду сновали люди, туда-сюда, весело разговаривая и смеясь. Под их ногами хрустел свежий снег, в глазах отражались разноцветные огоньки гирлянд. Криденс перевел взгляд вверх, на деревья и фонарные столбы, которые были празднично украшены. Зеленые, синие, желтые, красные… огоньки завораживали. К горлу опять подкатил ком. В их семье никогда не праздновали Рождество. Мэри Лу считала, что дети не заслуживали веселья. Скрываясь в сгущающейся темноте, Криденс обратился в невидимку и отправился куда глаза глядят. Он не знал, сколько прошло времени. Сумерки давно уступили место ночи, редкие звезды высыпали на небо, но их блеск все равно закрывали тяжелые тучи. Прохожие ему уже попадались все реже и реже, они торопились со всех ног попасть в теплые и уютные дома, где их ждали родственники и горячий чай. Криденс тоскливо смотрел им вслед, но не останавливался. Он громко втягивает промерзлый воздух и съеживается насколько это возможно. Ему очень холодно. И страшно. Где-то вдалеке глухо забили часы ратуши, время перевалило за полночь. Легкий снежок превратился в настоящий снегопад, белой стеной закрывая обзор дальше одного метра. Двигаться становилось все сложнее, ноги увязали в сугробах, которые затягивали в себя целиком, словно это были зыбучие пески или ужасная трясина. Разноцветные огоньки уже не горели, они остались далеко позади, почти в прошлой жизни. Силы покидают Криденса с каждым шагом, с каждым вдохом. Он больше не может сражаться. Он сдается. Его резко шатнуло влево, к старым деревянным стенам какого-то дома, и он бесшумно падает на снежный ковер, моля, чтоб все быстрее закончилось. Последнее, что запомнил Криденс, прежде чем уйти в забытье, были невесомые снежинки на щеках и его собственная ладонь, крепко сжимавшая одиноко висевший на шее кулон… - … еще одно одеяло… - … я помогу… нужно быстрее согреть его… - … я сделаю какао… Криденс медленно открывает глаза, и тут же зажмуривается то ли от яркого желтого света, то ли от мгновенно устоявшегося ощущения нереальности. Гулкие голоса тяжело отдаются эхом в голове. Вместо смертельно обжигающего холода тонкие пальцы чувствуют приятное тепло. В нос резко ударил запах корицы. Нет, наваждения не могут быть настолько детальными и всепоглощающими. Его воспаленный мозг просто не смог бы в такой ситуации выдумать нечто подобное. Он жив. Слезы мгновенно скопились в уголках закрытых глаз. Он попытался пошевелиться. - Тшшш… мой мальчик… Глубокий мужской голос над самым ухом заставил невольно вздрогнуть. Криденс чувствует, как сухие губы мужчины прижались к его виску. Так медленно, так успокаивающе. Горячее дыхание внушает ощущение абсолютной безопасности. Криденс не выдерживает. Слезы катятся градом по щекам. - Ты меня так напугал. Прошу, умоляю, не делай так больше. Голос мужчины еле уловимо дрожал. Хорошо скрытая, но все же слышится тревога. Впервые нерушимое самообладание пошатнулось. Он действительно переживает. - Простите, мистер Грейвс… Тихий шепот слетает с губ Криденса. Он, наконец, решается открыть глаза. Сквозь пелену слез он встречается взглядом с мужчиной, тонет, растворяется, до конца. Грейвс неторопливо проводит ладонью по шее Криденса, запускает пальцы в темные волосы, не разрывая зрительную связь. Карие глаза, казавшиеся теперь совсем черными, пристально смотрели на заплаканного парня. - Простите меня, простите… - лепетал Криденс, непроизвольно поддаваясь вперед. Грейвс целует. Властно. Сильно. До потери пульса. Криденс весь дрожит, он тянется, в предвкушении прикоснутся к своему спасителю. Тонкие запястья перехватывают. Парень широко раскрывает глаза. - Тебе нужен отдых. – Грейвс неохотно отстраняется, кончиками пальцев ведя по острой скуле своего мальчика. Он понимает, что сейчас здоровье Криденса куда важнее. Намного важнее тех желаний, которые неистово рвутся наружу. В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, она широко распахнулась, и в комнату, словно ураган, влетает Ньют. - Хэй, как дела? Как себя чувствуешь? Тебе тепло? Ты не голоден? – Вопросы сыпятся на Криденса не переставая, а тот только и может что улыбаться. - Так, давайте, собирайтесь, все уже готово, все вас уже ждут! – Ньют молнией пронесся по комнате, успев накинуть на головы всех присутствующих (в том числе и себе) пестрые праздничные шапки, а на Грейвса умудрился еще и намотать целый шарф из блестящей мишуры. Грейвс недовольно окинул взглядом Ньюта, но украшения снимать не стал. - Идем? – Тихо спросил мужчина, желая удостовериться, что Криденс готов. Парень утвердительно кивнул. Грейвс осторожно взял за руку Криденса, переплетая их пальцы воедино, и они уверенно шагнули в гостиную. Будто очутившись в совершенно другом мире, Криденс ахнул. В камине уютно горело красное пламя, одаривая все вокруг причудливыми тенями. Стены, сплошь увешанные самыми разнообразными гирляндами, ярко искрились. Блеск фонариков то угасал, то вновь вспыхивал невообразимыми цветами. Под потолком загадочно кружили снежинки, танцуя в своем зимнем вальсе. Куинни и Тина взмахивали волшебными палочками, отправляя стеклянные шарики на пушистую ель. Они громко смеялись, рассказывая любимые истории. Ньют сидел рядом на полу, борясь с праздничной упаковкой подарка, ему помогал какой-то зеленый зверек, которого Криденс никогда не видел. С кухни послышался громкий звон и в гостиную сначала вошел гигантский поднос с яблочными пирогами и булочками, а потом в дверном проеме появился и Якоб, который еле справлялся со своей ношей. Он широко улыбался, напевая веселую песню. Куинни быстренько накрыла на стол: тарелки, сделав в воздухе круг, звонко приземлились на лиловую скатерть. - Сюда, милый. - Она указала на середину стола. - А куда поставить… - Якоб ухмыльнулся, зачаровано смотря на смеющуюся Куинни, - я никогда к этому не привыкну. Ньют поднял над головой бокал сливочного пива. - Я счастлив, что в мой первый день в Нью-Йорке меня арестовали, - все засмеялись, - ведь если б не этот нелепый случай, я бы никогда не встретил таких замечательных людей как вы. – Ньют нежно посмотрел на Тину и сильно покраснел. – Я надеюсь, что впредь все праздники мы будем справлять вместе. С Рождеством! - С Рождеством! – Якоб, сделав большой глоток пива, громко икнул. - С Рождеством! С праздником! – Тина и Куинни крепко обнялись. - С Рождеством, мой мальчик. – Грейвс тихонько приобнял Криденса, украдкой целуя. Криденс плакал. Но впервые не от боли. Это были слезы радости.