Warm

You need to get off my mind! (Тебе нужно проваливать из моих мыслей!) Когда ты думаешь о Джейд, ты думаешь о зеленом. Ее годтирная пижама вся черно-белая, лишь туфли точно не из этого мира, сказочные, краснее глаз Дейва, настоящего Дейва, и ты думаешь, что ей безумно идет черный, но ее цвет все-таки зеленый. У нее зеленые глаза, она меняет годтир на зеленые футболки, расставляет по кораблю зеленые растения в аккуратных горшках и пишет зеленой ручкой тебе записки. Джейд питают силы Зеленого Солнца, разве этого мало? Джейд — это зеленый цвет, ты уверен. Когда ты думаешь о Джейд, ты думаешь о космосе. Ты смотришь на простор пустоты, стоя на палубе корабля, и не видишь ни солнца, ни луны, ни звезд, ни галактик, ты видишь черное месиво с просветами, превращающимися в длинные полубесконечные полосы от большой скорости. Нет дня, нет ночи, нет ничего, но вот ты смотришь на Джейд, и, пожалуйста, космос перед тобой. Ее глаза — дублированные солнца, улыбка — Млечный путь, а родинки — звезды, просто наоборот. У Джейд аспект Пространства, разве этого мало? Джейд — это небольшая Вселенная, ты уверен. Когда ты думаешь о Джейд, ты думаешь о дурацких круглых очках, собачьих ушах, цветах и винтовках. Очки — на пол ее лица, и она ничерта не видит без них (говорит, что у ее брата зрение еще хуже). Она забавно щурится и просит отдать по-хорошему. Ты отдаешь, потому что не хочешь быть раскиданным по всем уголкам пространства. Она может, ты знаешь. Ты чешешь ее за ухом, и она часто дышит, как настоящая собака. Ты даришь ей цветок, сорванный с одного из горшков. Она принимает подарок, но угрожает, что в следующий раз набьет твой живот пулями, если ты хоть еще раз дотронешься до ее рассады. Ты снова чешешь ее за ушком. Она высовывает язык. Когда ты думаешь о Джейд… Iʼm never satisfied, itʼs never good enough (Я не бываю доволен, все всегда недостаточно хорошо) I always seem to find the right formula for putting up (Мне всегда казалось, что я нахожу верную формулу терпения) …ты думаешь о том, что она тебе говорила. А говорила она тебе о многом. Сначала говорила, что ты тоже Дейв, такой же настоящий, как и все. Дальше говорила, что ты милый и забавный. Потом стала говорить, что любит тебя. В конце обзывала «птичьим мудаком» и хлопала дверьми. Ты не понимаешь, что делаешь не так. Джейд говорит, что ты вечно недоволен, делаешь из всех и всего дерьмо, и нет такой вещи, которая тебя удовлетворила бы. Она говорит, что ты эгоистичен, думаешь только о себе и своих надуманных проблемах. Говорит, что не знает, за что тебя любила, ведь ты такой самовлюбленный сопливый идиот. Джейд разбивает горшок и зеленой вспышкой телепортируется куда-то в другую часть корабля, наверняка подальше от тебя. Ты стоишь. (паришь точнее сказать) Ты пытаешься понять. (почему она меня ненавидит) Ты думаешь, что ваши отношения закончены. (они и до этого были натянутыми разве нет) Джейд прекрасная. У нее миловидное личико, красивые глаза и ослепляющая улыбка. Ее смех звонкий и заводной, а еще выступают эти слишком большие передние зубы. Когда вы целовались, эти зубы почти всегда смешно ударялись о твои, но она, кажется, совсем не обращала внимания на это, целовала настойчиво, жадно. Сейчас ты думаешь, что ей просто хотелось любви, и единственным вариантом был ты — Джон оказывается ее эктобратом, а она не одобряет инцест. Джейд, безусловно, хорошая, но она никогда особо не заботилась о тебе, да ни о ком, впрочем. Она Ведьма, говоришь ты себе, но не можешь назвать ни одного полностью отрицательного качества. Разве что ее обвинения беспочвенны, и она совсем не следит за языком, когда злится. I tried to love you, baby, in every way, in every way (Я пытался любить тебя, детка, во всём, во всём) I tried to satisfy you, honey, but you wouldnʼt stay, you wouldnʼt stay (Я пытался удовлетворять тебя, милая, но ты не останешься, ты не останешься) Джейд бывает той еще стервой. Ты начинаешь сомневаться, любил ли ты ее вообще. Ты помнишь мягкие объятия за просмотром фильмов, помнишь всякие дурачества, помнишь ее руки по телу твоему, помнишь ее скользкие пальцы, помнишь горячие поцелуи и прикосновения к разгоряченным конечностям. Понимаешь, что была слепящая страсть, было животное желание, но не было никогда нежности, не было трепещущегося чувства любви. Вы использовали друг друга для удовлетворения собственных потребностей, вот определение точнее. Возможно, ты даже должен поблагодарить ее за то, что она прервала ваши «отношения». (спасибо харли) (ты подарила мне иллюзию любви) (я старался ответить тем же) Вдруг слышатся быстрые шаги в коридоре, а вот и черная лохматая макушка Эгберта в дверном проеме незакрытой двери. Он пытается восстановить дыхание, одновременно с интересом смотря на кучку земли, корней и осколков на полу. Он спрашивает, что случилось. Ты молчишь. Он предполагает, не поссорились ли вы с Джейд. — Нет, у нас все просто блять охуенно. И ты летишь прочь. Джон удивленно смотрит тебе в след, но не догоняет, оставляет одного, хотя он всем видом кричит: «Дейв спрайт, погоди!» Ты запираешься в комнате в конце верхнего этажа. Ты никогда не любил Джейд. Iʼm glad to close it right, yeah, youʼre out of me (Я рад, что переворачиваю эту страницу, да, ты свободна от меня) If you really wanna find someone else, Iʼll find some company, hell yeah! (Если ты хочешь найти кого-то другого, я и сам подыщу компанию, о да!) Ты теряешь счет дням. Ты Дейвспрайт, не Дейв, это Дейв Рыцарь Времени, ты — нет. Время его прерогатива, не твоя. Ты теряешь счет неделям. Помнишь только, что на следующий день приходила Джейд, стучала в комнату, просила прощения за свои слова и предлагала остаться друзьями. Ты сказал, что прощаешь ее, да-да, будем друзьями, но проваливай отсюда. Она ушла. Потом пришел Джон. Он говорил, что хочет помочь тебе, хочет понять, что произошло и уладить все. Твой разговор с Эгбертом был короче — ты послал его нахуй. Он сдавленно вздохнул и тоже ушел. Ты помнишь свою Джейд. Она была милее и дружелюбнее, она присылала тебе странные смайлики, которые никому не посылала, она рассказывала, что видела тебя на облаках во сне, и твои очки по-настоящему дурацкие. Это все казалось абсолютно абсурдным, но ты почему-то верил ей. Она рассказывала о молекулярной физике, законах Ньютона и о том, что скоро умрет. Это был тот случай, когда ты ей не поверил. Зря. Она вскоре умерла, не успев войти в сеанс. Ей было 13 лет, и перед смертью она послала тебе сердечко. Ты помнишь свою Роуз. Она любила анализировать тебя и говорила о Фрейде. Когда пропал ее любимый кот, ты был тем, кто ломано ее утешал. Она возмущалась по поводу своей матери, а ты рассказывал ей о Бро. Она ненавидела алкоголь, но это было первое, к чему она обратилась, когда Джейд и Джон погибли. Какая ирония. Когда Роуз была пьяна, она говорила с тобой и вязала шарфы. Она обещала передать тебе хоть один, какой угодно из множества одинаковых фиолетовых полосок сплетенной пряжи. Когда стало ясно, что ваша линия времени абсолютно точно обречена, она была тем, кто придумал гениальный план по спасению времени. Ей было 13, и перед исчезновением она отправила тебе подмигивающий смайлик и залпом допила бокал вина. Ты помнишь, наконец, своего Джона. Он мог говорить о всякой чуши часами, особенно о фильмах, особенно — о Нике Кейдже. Однажды ты написал ему что-то вроде исследовательской работы насчет того, почему Воздушная тюрьма — дерьмовый фильм. Он тогда сказал, что ты полнейший придурок и долго еще смеялся и припоминал это тебе. Из ваших звонков по скайпу ты понял, что он в принципе любит смеяться, а смеется он так забавно, с храпами и сапами, будто он сейчас задохнется, и при этом это звучало так искренне и добродушно, что ты начинал тихо смеяться вслед. Тебе интересно, смеялся ли Джон, когда шел на верную смерть к Тифону. Ему было 13 лет, когда он захлебнулся в вязкой черной нефти, когда его легкие заполнились кисловатой жидкостью, и он не успел отправить тебе и точки, потому что думал, что идет сражаться с обычным бесом. Iʼm in a hurry-out, wouldnʼt worry 'bout a little hiccup, uh-huh (Я спешу и не стану волноваться из-за крохотной заминки, не-а) Why canʼt you see, why canʼt you see that I am sick of it all? (Неужели ты не видишь, неужели ты не видишь, что я устал от этого?) Джон приходит снова через несколько дней и оставляет кусок торта перед дверью. Этот Джон практически такой же как твой. Главное различие в том, что этот Джон говорит с тобой лишь дважды в месяц, и он никогда не воспринимал тебя как обычного Дейва. Он разделяет твое имя пополам, и это скорее выделяет не то, что ты Дейв, а то, что ты спрайт. Мило с его стороны. Ты думаешь, что на самом деле он неспециально. Еще через день он неловко стучит в дверь и спрашивает: — Ну эт… как дела, Дейвс? Ты не отвечаешь. Когда это он начал сокращать твое имя? Эгберт еще некоторое время стоит в коридоре, но потом берет пустую тарелку и разочарованно уходит. «Отвратно», — отвечаешь ты, когда его шаги окончательно стихли. Ты устал быть одиноким. Этот Джон такой же придурковатый, с этими милыми выступающими зубами, и, гогже, у него прикус еще хуже, чем у Джейд. Зрение, к слову, тоже. У Джона очаровательные ямочки на щеках, когда он улыбается, и черное гнездо вместо волос. У Джона тупые прямоугольные очки и ветряные силы. Джон плохо шутит и любит дешевые розыгрыши. Ты никогда не любил Джейд, но ты любил Джона. If you do me wrong, if Iʼm cruel to you (Если ты обидишь меня, если я буду жесток с тобой) Джон приходит в шестой раз и сует под дверь записку. Ты разворачиваешь ее, а там — ровным синим почерком: «Пожалуйста, улыбнись». Ты слышишь удаляющиеся шаги и с размаху открываешь дверь, зовешь: — Эй, Эгдорк. Он радостно оборачивается и вот уже стоит на пороге твоей комнаты. Кажется, ты на миг улыбнулся. Youʼre a fool for me, Iʼm a fool for you (Ты будешь сходить с ума по мне, а я по тебе) Когда вы целуетесь в первый раз, он ударяется своими зубами о твои, а потом извиняется по сто раз за то, что испортил такой момент, замечая, что в фильмах все в два раза проще. Forever under the greatest possession (Я навеки в глубочайшей зависимости) В конце концов, у вас остался еще год, чтобы вместе стать счастливыми.