Living next door to...

Не то чтобы Грантер вообще был уверен, что Анжольрас знал, что они живут на одной лестничной клетке. То есть, Анжольрас, конечно, здоровался с ним по утрам (три раза за прошлый год, и всё три раза Грантер был ужасно, просто-таки безобразно пьяным), и он как-то раз даже пытался одолжить у Грантера какую-то чушь вроде соли или муки (Грантер не был пьян и даже любил готовить. Но серьёзно, пять утра?! Есть ли у этого человека хоть капля совести?). Но в общем и целом их жизнь была самой скучной стандартной рутовой в мире. Анжольрас Грантера старательно игнорировал, Грантер по Анжольрасу тайно и неактивно (ну не Мариус же он какой-то!) страдал, и обоих это устраивало. Пока не случилось ЭТО. Это было огромное, самое настоящее «ЭТО», написанное большими буквами и отправленное слезливой СМС-кой Эпонине. «Анжо съезжает что мне делать мы всю жизнь жили рядом я слишком привык к его хмурому лицу по утрам» «По кому мне теперь убиваться каждое утро» «????» И немного после: «Да, тут нет запятых» «Но сейчас семь утра» «А Анжольрас съезжает!!!» «Кто вообще собирается съезжать в грёбаные семь утра?» Эпонина отвечает через десять минут и ещё пятнадцать паникующих смайликов от Грантера, и в её сообщениях почти можно услышать всё презрение, которое она питает и к Грантеру, и к Анжольрасу, и к самой идее переписки с кем-либо в семь утра. «Ты всё ещё будешь видеться с ним, Эр. Вы состоите в одном кружке сумасшедших, забыл?» «Он игнорирует меня! За исключением тех минут, когда мы пытаемся вогнать друг друга в депрессию своими оскорблениями, конечно!!! И разве ты не состоишь в том же «кружке» (о, Анжольрас бы ударил тебя по лицу за это слово)» Грантер успевает поставить кофе и тоскливо проследить за появлением трёх новых коробок с вещами у машины Анжольраса, пока Эпонина пишет. «Я отказываюсь утешать человека, который говорит, что Анжольрас будет кого-то (меня) бить. Потому что единственный, кого он хочет ударить, – это ты. Смирись и запей горе чаем.» «... Я хожу туда только из-за Мариуса и того бармена, который потрясающе делает Ирландский кофе.» «Утряси своё дерьмо с нашим бесстрашным лидером и живи в мире.» «Я благословляю тебя и иду спать. Спокойного беганья туда-сюда и бесполезного сталкинга Анжольраса. Как будто это может что-то изменить. Ха-ха.» «Ты ещё более цинична, чем я, Эп» «Спокойных снов» На фоне играла какая-то музыка, и Грантер даже на секунду отвлёкся от своих мыслей, потому что ну правда? Музыка в семь утра? Нет, ему не впервой, но на этаже вниз точно жила одна вредная старушка с чутким сном. Twenty-four years Just waiting for a chance To tell her how I feel And maybe get a second glance! (Двадцать четыре года Ждал случая Чтобы сказать ей, что я чувствую И возможно поймать её взгляд) — Вселенная смеётся надо мной, — театрально вскинул руки к небу (низкому грязному потолку, да ещё и с трещиной) Грантер. Никто не ответил. У машины Анжольраса сами собой собрались ещё три коробки и переноска для кота. «Как будто кто-то собирался сказать мне, что у Анжольраса есть кот», — почему-то грустно подумал Грантер. Не то чтобы ему было совсем уж обязательно знать, есть у Анжольраса кот, или нет, но всё-таки было бы лучше, если он знал, потому что тогда... Что «тогда» Грантер сказать не мог. «Права была Эпонина. Как будто у меня есть шансы». Возможно, будь здесь сейчас Куфейрак, или Жеан, или Боссюе, или кто-нибудь другой, они совершено не поняли бы причины грантеровских метаний. Ну уезжает Анжольрас, и что? Они ведь и вправду дважды в неделю встречаются в Мюзене, где проводят по нескольку часов споря и ругаясь о каждой чепухе. Почему бы просто не забыть, что он здесь когда-то жил и не продолжить проводить время как прежде? Будь здесь Куфейрак, Жеан или Боссюэ, Грантер бы рассмеялся им в лицо и пошёл надираться в ближайший бар. Пожалуй, только Эпонина, как бы она не язвила, могла его понять. В конце концов, в жизни Грантера всегда было не слишком много хорошего. Лишиться возможности сталкиваться с Анжольрасом в дверях, следить взглядом за тем, как он входит в подъезд, давать ему эту чёртову муку в пять утра – это было слишком многое, чтобы терять. Именно после таких мелочей Грантеру лучше всего рисовались картины. И совершенно необязательно замечать, что на каждой из них один и тот же пшеничный оттенок перемешивается со всеми цветами красного. Заказчики были довольны, а большего ему и не надо. И совершенно никаких мыслей об одном «у нас нет лидеров, тут все равны»-идеалисте-утописте-мечтателе с прекрасной, но редкой улыбкой и слишком суровым лицом («Только когда он смотрит на тебя, Грантер»). Когда из подъезда в очередной раз выскочил Анжольрас в компании явно тяжёлой для него коробки (господи, кто вообще использует такие коробки? Их невозможно носить, и они рвутся), Грантер просто не выдержал. Ну то есть как. Он подумал: «Да что же он творит, я не могу так больше!», а через секунду оказался стоящим прямо напротив виновника всех его бед («Я никогда не бываю трагичен, Эп») с растерянной улыбкой на лице и совершенным отсутствием мыслей в голове. — Грантер, — кивнул Анжольрас, засовывая коробку в салон (места в багажнике, судя по всему, уже не осталось). — Зачем ты здесь? Несмотря на сами вопросы, тон у него был вполне миролюбивый, да и выражение лица было не по-Анжольрасовски приветливым. «Может он всегда такой любезный в семь утра?», — подумал Грантер, редко когда встающий раньше одиннадцати. Анжольрас продолжал вопросительно смотреть на него. «Оу, да, точно. Зачем я здесь? Если бы я сам знал, милый Аполло». — Тебе... э-э-э, нужна помощь? — протянул он первое, что пришло в голову. — Я наблюдаю за тобой с начала часа, и твои коробки всё ещё не кончаются. Тут до Грантера стало медленно доходить, что он и кому сказал, и он было хотел начать извиняться, как Анжольрас улыбнулся (улыбнулся! ему! Грантеру!) и немного смущённо сказал: — Я как-то сам не ожидал, что так осяду на этом месте. Раньше у меня было меньше вещей. Грантер представил «осевшего» где-то Анжольраса: сидящего в глубоком мягком кресле, обёрнутого пледом с ног до головы и читающего любовные романы в мягких обложках (почему, господи, зачем он только это представил?) – и едва сдержался, чтобы не захохотать. Очень уж такой Анжольрас не вязался с тем, которого знал Грантер. Трудно сочетать любовные романы с протестами против правительства, гомофобов, сексистов и иногда даже капитализма в целом. — Спорю, что больше половины места там занимают книги, так что всё нормально. Ты не стал одним из тех стариков, собирающих памятные вещички с каждого протеста, который они когда-либо устроили; ты просто один из тех стариков, которые отказываются признавать прогресс и до сих пор пользуются бумажными книгами. Анжольрас почти выглядел уязвлённым, подумал Грантер. Если бы не эта улыбка, прячущаяся в уголках его рта (и делающая Анжольраса совершено, потрясающе красивым). — Эй! — обличительно ткнул он пальцем в Грантера. — Ты не прав. Я пользуюсь элетронкой. И я докажу тебе! — Так что, — всё-таки усмехнулся Грантер. Твоё имущество – книги менее, чем наполовину, и ты выиграл. По рукам? — По рукам, — отзеркалил его улыбку Анжольрас. А потом они всё-таки пошли за коробками. Честно говоря, Грантер почти ожидал, что Анжольрас начнёт распаковывать коробки прямо там, чтобы поскорее доказать свою правоту, но когда они перетащили последние вещи в машину, тот просто кивнул Эру на переднее сидение. «Ну ладно, — подумал Грантер. — Час назад я даже не ожидал, что он заговорит со мной, а теперь я еду в его машине в его новый дом. Всё очень странно, но как будто я когда-либо стану жаловаться?» Неотправленное «что здесь происходит??» Эпонине совсем перестало жечь руки, а два этажа наверх старая женщина с чутким сном скандалила с молодой и очень влюблённой парой из-за музыки. Он ведь знал! И Грантеру точно пришлось бы соврать, чтобы сказать, что он совсем-совсем не злорадствует. Now I'll never get used To not living next door to... (Теперь я никогда не привыкну Не жить рядом с...) Как будто ему нужно было что-то, чтобы сделать переезд Анжо ещё печальнее. *** И каким-то таким образом Грантер обнаружил себя посреди чего-то, что задумывалось как новая гостиная Анжольраса, стоящим на одной ноге (потому что везде были книги-книги-книги) и спорящем о роли современного искусства в жизни людей. — Триста тридцать пять... — считал книги Анжольрас. — У Малевича была идея! — ... тридцать шесть. Он просто нарисовал чёртов квадрат, Грантер. И прекрати уже говорить про Малевича, это чёртово клише. — Твоя красота – клише, потому что о таком писали ещё во времена Рима, а искусство никогда не устаревает. — ...сорок! Ты так чертовски неправ, а я закончил, и мне приходится признать, ты выиграл! — протараторил Анжольрас на одном дыхании, а потом улыбнулся так сладко и тепло и открыто, что Грантер потерял равновесие и свалил себя в огромную кипу книг. — Лови меня! — Грантер! — Блин. — Ты там в порядке? Мрачно восстающий из недр комнаты (и когда это у чистой, необставленной комнаты появились недра?) Грантер смог только приложить руку к голове и вполголоса ругнуться. — Кажется, я сломал себе ногу и испортил книгу номер триста одиннадцать. А ведь она почти стала моей любимицей. Анжольрас облегчённо засмеялся. Он вообще сегодня на удивление много смеялся и улыбался и то, что Грантер предпочитал не думать об этом, не значило, что он не заметил. — По-моему, ты жив. А триста одиннадцатая переживёт как-нибудь твоё вторжение. В конце концов, пережили же они как-то Боссюэ. Грантер шокировано взглянул на Анжольраса. — Ты, что, показывал им, — он обвёл рукой книги, — Боссюэ? — Ага. Как видишь, они опытнее, чем кажутся. — Да они грёбаные героини! Слушай, когда я в следующий раз буду говорить что-то нехорошее о бумажных книгах, просто ударь меня по голове триста тринадцатой? — попросил Грантер. — Потому что я не имею ни малейшего чёртового права так отзываться об этих великомученицах. Улыбка Анжольраса стала только шире. — Будь уверен, я не забуду. Тишина на время повисла между ними. Ни один из них не знал, что сказать. Продолжить прерванный спор? Но это неминуемо приведёт к ссоре, а они чувствовали себя так комфортно, так хорошо друг с другом, может быть в первый раз. Никому не хотелось портить момент. После трёх (Анжольрас честно не считал, но эти часы тикали) минут тишины <Грантер аккуратно зашевелился и стал скидывать с себя остаток упавшей на него горы книг. Он решил свалить побыстрее, пока Анжольрас не одумался и не решил как следует наорать на Грантера за порчу имущества и неправильную точку зрения, и неправильную жизнь, и... Ну в общем как всегда. Он почти дошёл до двери и собирался прощаться, когда Анжольрас схватил его за локоть. Его голос был тихий и даже немного... смущённый? «Нет, — подумал Грантер. — Анжольрас не может быть смущённым. Должно быть, я всё ещё сплю в своей кровати, а может и где-нибудь галлюцинирую. По крайней мере, это бы объяснило многое». — Грантер... Ты не хочешь пообедать со мной сегодня? — спросил он. — Ты выиграл спор, так что я плачу. — Я спорю с тобой, мой милый Аполлон, только из радости наблюдать за тем, как меняется твоё лицо, когда ты проигрываешь. Но это не значит, что я отказываюсь от обеда и твоего предложения. Возможно, я даже буду с тобой чаще спорить, если ты каждый раз будешь приглашать меня на обед. Анжольрас растянул губы в мягкой, застенчивой улыбке: — Тебе не нужно спорить со мной для этого, Эр. Ты всегда можешь попробовать просто спросить? Грантер ответил на улыбку своей, более широкой и безоговорочно счастливой (И если Анжольрас и думал о том, как прекрасны были глаза Грантера в этот момент, то только немного). — Конечно, Анжо. Не хочешь пообедать и на следующей неделе тоже?