Есть только одна игра

Эта игра будет яркой, зрелищной и фееричной – без тени сомнения в словах, точно как и многие другие игры в нынешнем сезоне. Но статистика вещь упрямая: по очкам год складывается для команды совсем не лучшим образом, и снежинкам пока не удается пересечь черту в турниой таблице, уверенно закрепившись в зоне плей-офф. Такое положение дел уже успело стать совсем непривычным: в последние годы команда установила рекордно высокую планку, своим трудом и упорством написав новую страницу в истории новосибирского хоккея. Ребята успешно заявили о себе как о клубе с огромными амбициями, высоким потенциалом и серьезными намерениями побороться за главный трофей. Скромный город с холодными зимами в одно мгновение начал собирать на стареньком стадионе тысячи людей с горячими сердцами, объединенных страстью к хоккею и спортивным азартом, связанных безграничной любовью и преданностью к своей команде. Ажиотаж велик, здесь царит особая и совершенно невообразимая атмосфера, подкрепленная ощущением вневременности и осознанием сохранившейся внутри полувековой истории одновременно. Такой контраст невольно будоражит чувства, зажигает неподражаемую искорку в глазах, заставляет поверить в волшебство на льду – одним словом, подталкивает болеть за любимую команду ещё сильнее, ещё громче, из раза в раз. Этот матч будет исключительным, а иначе играть немыслимо: наладить взаимопонимание, выстроить по крупицам командный дух, выйти на лед в боевой готовности и отдаться своему делу полностью, чувствуя ответственность перед партнерами, тренерами, стадионом. Конечно, у каждого есть право на ошибку, но по известной иерархии именно вратарь, как живая стена, как самое надежное и заключительное звено, этим правом наделен в наименьшей степени: ведь нападающего подстрахует защитник, защитника должен выручить вратарь, а вратаря по воле случая может спасти только лишь штанга ворот, железная и безразличная. А потому все летальные ошибки зачастую приписываются как-раз таки загадочному существу в необъятной амуниции и маске, при взгляде на которую не сразу обнаруживаются затаившиеся в узких щелях признаки жизни – трудно представить, как в ней вообще можно вовремя на что-то среагировать. Поединок обещает быть непредсказуемым – соперники приехали на арену во главе с одним из самых заметных безумцев лиги, некогда известным тафгаем Назаровым, передающим теперь эстафетную палочку неконтролируемой мощи всем своим подопечным, настраивая их на агрессивную игру и убивая всякое моральное начало. Но нужно выходить на лед, и первый грязный прием одного из "химиков" не заставил себя ждать: уже к середине первой двадцатиминутки торжественно получает свой подарок на день рождения – счёт от стоматолога – молодой защитник Наумов; лишившись пары зубов, но, кажется, никак не веселого задора, Владислав продолжает улыбаться и играть. За четыре минуты до перерыва забивает за Сибирь Шалунов, почти следом сцепляются Квартальнов-младший и Артюхин, и удалений в матче становится еще больше, а по окончании разборок также за грубость уводят в темный угол арены тренера-затейника. Трибуны гудят в одобрении, но воодушевление длится недолго: неожиданные голы в раздевалку всегда самые обидные. Настроение сменилось окончательно, когда второй период принес ещё два безответных гола; оно стало стало тоскливым и тревожным, когда с подозрением на серьезную травму врач оказывал помощь ведущему бомбандиру Шумакову, в ворота залетели одна за другой четвертая и пятая шайбы, и диктор объявил о замене вратаря. Последние взятия ворот оказались такими быстрыми, неожиданными и обескураживающими, что стоявший в сетке Красиков опомнился, лишь когда раздалось звонкое эхо от объявления. Открытый миру, эмоциональный и совсем юный – после триумфального сезона в молодежном турнире этому парнишке почти сразу же довелось стать основным уже во взрослой команде. Салак, ставший родным человеком для болельщиков и опытным наставником для Лёши лично, внезапным образом получил серьезную травму, и ему требуется длительное восстановление: после операции Александр прихрамывает и опирается на костыль, но тем не менее не пропускает матчи своей команды. Вот и сейчас он сидит в ложе, созерцает происходящее с нескрываемой тоской, грустно сверкая глазами. Увидев его, следом – абсолютно безжизненные на мгновение трибуны и пронзитильный взгляд тренера, призывающий не задерживать игру и вырывающий из пелены замедленного движения, голкипер наконец отправляется на скамейку, а на замену катится новобранец Денни Тейлор, в срочном порядке подписанный клубом до конца сезона. Заняв непримечательное место сбоку от команды, Лёша, на позиции второго вратаря обычно искреннее сопереживающий игре и буквально представляющий из себя ворох мелких манипуляций, движений и шуток, сгорбился до невозможного, практически выровнявшись макушкой с бортиком, вжал голову в плечи и просто благодарил того, кто придумал эту дурацкую вратарскую маску – шлем, с которым существует лишь стена, и нет человека. До финальной сирены оставалось еще около десяти минут чистого игрового времени – и, честное слово, Красикову они казались вечными. На глаза наворачивались предательские слёзы, гул стадиона стремительным вихрем просачивался глубоко внутрь, разливаясь по всему телу и колко пульсируя – с виду массивная защита на такие нагрузки совсем не рассчитана, ведь её обязанности обозначены вполне четко и ограничиваются обеспечением прочной физической оболочки. Он чувствует себя беспомощным и потерянным, нервы оголены и ощущения обостряются, всё вокруг кажется тяжелым и безотрадным, отчего Алексей только вжимает голову сильнее и пытается сгруппироваться, желая уменьшиться в размерах ещё сильнее, почти до предела, и спрятаться от тысяч глаз, стыда и себя самого. Лёша, будучи больше не в состоянии сдерживать эмоции, зажмуривается, чуть приподнимает шлем и роняет голову в ладони. Приняв неподвижное положение, время от времени он всё же чуть приподнимает корпус, коротко и беззвучно всхлипывая, ощущает, как сменяют одна другую волны неприятных мурашек. Динамичная и напряженная игра продолжается, но сидящий рядом Беляков не может не заметить подавленного голкипера и поспешно притягивает его к себе, обнимая. Уже другой защитник – Наумов, возвращаясь со смены, повторяет манипуляцию товарища, и ободряюще похлопывает Красикова по спине. Алексей благодарен ребятам, он признателен им за поддержку и сочувствие, тем не менее легче ему от этого не становится – впечатления свежи, а неудачная игра всё ещё разворачивается прямо перед носом. Лёша даже решил на всякий случай в этом убедиться, поднял валяющееся в углу темно-серое полотенце, снял наконец шлем и вытер раскрасневшееся лицо от липкого пота и слез, превратившихся в однородную субстанцию. Стоило ему поднять голову, как в ворота Сибири залетела обидная шестая шайба, и промелькнувшая за секунду до этого надежда превратилась в руины, теперь уже окончательно. Красиков расправил зажатое в руках полотенце и набросил его на голову, вновь наклонившись, и стал похож на ассасина из известной компьютерной игры. За пять минут до конца всё же забивает Степан Санников – ответственный человек и ценный игрок, заслужено ставший капитаном. Вот его поздравляют находившиеся на льду сокомандники, а затем они все вместе прокатываются вдоль скамейки, и хоккеисты вытягивают руки в одобрении – такова традиция. Красиков, будучи крайним в очереди, успевает вылезти из мыслей и тоже протягивается к ребятам, быстро возвращая себя к надлежащему виду, а весь остаток периода старательно пытается успокоиться перед символической церемонией закрытия матча. Лёша действительно хочет, чтобы это сумасшествие поскорее закончилось, полагая, что избавившись от лишней публики ему станет хоть чуточку легче – как же он ошибался. Спешно покинув лёд по окончании, Красиков оказался в раздевалке одним из первых: он понимал, что мог бы сегодня стоять на воротах намного лучше, и осозновал этот факт с гложущим чувством вины, приняв досадное поражение полностью на свой счет. Он был разочарован, и казалось, потерял всякую уверенность в себе, на место которой пришла горечь, он чувствовал опустошенность и совсем не хотел смотреть в глаза ребятам, самоотверженно сражавшимся на льду, выложившимся сегодня на полную. Лёша старался не задерживаться ни на чем и выбежал на улицу почти мгновенно, непозволительно раздетый для конца сибирского ноября: на футболку накинута лишь тонкая спортивная куртка, голову согревают разве что небрежно всклокоченные волосы, а белоснежная кожа на оголенной шее в тусклом свете фонарей ярко выделяется на фоне темного вечернего неба. Дни в это время года короткие, ветры холодные – а вместе они создают то, что называется суровым климатом: Красиков убеждается в этом с каждой секундой всё сильней. Он стоит около черного входа во дворец в некотором замешательстве: с трех сторон стадион пока еще плотно окружен хлынувшим в сторону дороги потоком болельщиков, а в подобной ситуации игроку без специальных средств маскировки живым выйти не суждено – в противном случае Алексей двинулся бы сейчас, куда глаза глядят. Однако пока что он смотрит на огромный, не прирученный человеком темно-зеленый лес, раскинувшийся на многие километры позади ледовой арены и казавшийся после захода солнца совершенно черным. Красиков слышит недалеко от себя размеренные шаги, он мог бы обернуться и посмотреть назад, но оказалось достаточно только лишь чуть повернуть голову в сторону – это был один из охранников. Тот не обратил на молодого вратаря никакого внимания, щелкнул зажигалкой, и хотел было пройти мимо, но Лёша, поддавшись неожиданному для самого себя порыву, попросил закурить, и теперь работник его заметил. Равнодушно пожав плечами, он достал из кармана сигарету, поджёг её от своей и молча отдал парню, продолжив двигаться в первоначальном направлении. Лёша совсем не был курильщиком, а эта выходка была лишь попыткой отвлечься: он всматривался в маленький огонек и наблюдал за клубами густого и едкого дыма – охранник явно был любителем потяжелее. То ли от холода, то ли от осознания себя нелепым школьником, Красиков зашагал к концу оформленной площадки возле стадиона, где знающие извечно парковали свои машины. По пути он наконец решил использовать незатейливую вещицу в руке по назначению, сделал неумелую, но глубокую затяжку, и с непривычки стало больно, грудь разрывало, а никотин ударил в голову практически мгновенно. Лёше такие ощущения не были знакомы, он набрал дым в легкие ещё раз – и уже не мог идти в быстром темпе, при котором ноги заплетались. Заприметив одинокое место, куда свет ламп почти не доходил, парень держал теперь курс туда, и, приблизившись к своеобразному островку с единственной машиной без каких-либо видимых признаков технической жизни, бездумно затянулся вновь. Глаза закрыты, совсем недалеко в обычной манере шумят дороги, отчасти создающие знакомый с детства, привычный для города ритм. Красиков не сразу различает на фоне звук открывающейся двери – это оказался тот самый черный внедорожник с выключенным двигателем и снегом на капоте – невольно вздрагивает и, не успев выдохнуть инородное, закашливается. Из машины выглянул стройный мужчина в изящном пальто, совершенно неожиданно оказавшийся Александром Салаком, являвшимся временно недоступным вратарем команды и по совместительству главным наставником Лёши на профессиональном поприще. Александр смотрел на него пристально и немного укоризненно, по-родительски, отчего парнишка тотчас смутился, вновь позволив свежим воспоминаниям о неудавшемся матче взять верх, и застыл в ожидании ещё одного разгрома, на этот раз словесного. — Брось сигарету, — произнес вместо этого Салак, пытаясь звучать как можно серьезнее, но тонкие губы тронула легкая усмешка, а в карих глазах ни капли злобы, — мальчишка. Красиков, казалось, данного обстоятельства не заметил, и нужно признать: он ожидал совсем другой реакции от чеха, славившегося горячим характером и импульсивностью, некогда так удачно находившей выход на играх. Лёша даже предусмотрительно выбрал оборонительную позицию, из-за чего осознание происходящего, затратив некоторое время на преодоление стены напускного безразличия, пришло в голову не сразу. Но тем не менее он выполнил просьбу, скорее машинально, на что Александр лишь одобрительно кивнул. Лёша наконец решается поднять взгляд на старшего товарища, которого он несколько побаивается, но чьё мастерство, стойкость и харизма невольно приводят в восхищение – и он действительно чувствовал себя мальчишкой, находясь рядом. Голкиперу с трудом удавалось скрывать свои истинные эмоции в тот момент, а потому он всей душой желал отмотать время назад, спрятаться, убежать прочь – сделать всё, чтобы не испытывать чувство вины так остро. — Ты весь уже трясешься от холода. Залазь в машину, не то скоро превратишься в ледяную снежинку ещё и в прямом смысле слова. — Я вообще-то собирался уходить... — Но свернул немного не туда и выбежал раньше всех, даже не одевшись по-человечески. За годы, проведенные в России, иностранец частично овладел незнакомым прежде языком, и вот он уже говорит на русском с забавным акцентом, но тем не менее его тон явно не терпит возражений. Александр обходит авто спереди, открывает дверь, жестом приглашая Лёшу занять место рядом с водительским, и парню действительно ничего не остается, кроме как подчиниться. Запрыгнув в машину, Красиков будто на миг угодил в другой мир: в салоне пахло древесным парфюмом, сиденья просторные и мягкие, а хозяин явно прогрел двигатель заранее и предусмотрительно воспользовался печкой – всё это резко контрастировало с тем, что осталось на улице. Попав в тепло, он действительно ощущает себя ледяной снежинкой, которая вот-вот начнет таять, но прежде испытывает легкое онемение, сопровождаемое мурашками и покалыванием в конечностях. Салак не заставляет долго ждать и мгновением позже присоединяется к Лёше, рука одним движением заставляет зажечься скопление приборов на передней панели – от них становится светлее, и вратари уже отчетливо видят друг друга. — Да на тебе лица нет! — чех не выдержал первым и намеренно удивлённо озвучил то, что заметил ещё во время матча: на самом деле он наблюдал за ходом встречи от начала до конца, из расположенной напротив ложи прекрасно видел Красикова, с обреченным видом сидящего на скамейке, а в завершение стал также свидетелем действий отчаявшегося парня на выходе из дворца. Александр чувствовал необходимость подбодрить команду, показать, что мыслями он всегда рядом с ними – помимо времяпровождения с ребятами в раздевалке перед домашними играми, он стал инициатором записи мотивационного видео-послания, которое непременно будет показано команде перед предстоящей игрой на выезде. А младшему брату по ремеслу, на которого разом обвалились все обязанности центральной фигуры команды, он должен был оказать особую поддержку, помочь обрести спокойствие, уверенность, стойкость. — Оно на месте, — буркнул Красиков, в подтверждение своих слов повернувшись к мужчине лицом, а тот неожиданно и почти незаметно коснулся пальцами его подбородка, побуждая Лёшу вскинуть удивленные большие глаза. Александр добился тем самым продолжительного зрительного контакта, давая понять, что словесная перепалка его целью не является, и он намерен поговорить честно, без притворства. После данного жеста чех выглядел невозмутимо, надавил на педаль газа, и машина уже отъезжала от стадиона – пассажир сразу же заподозрил неладное и понял, что едут они явно не к нему домой. — Что... Что ты делаешь? — Очевидно, ты и сам можешь заметить водителя рядом с собой. — Но мой дом в другой стороне. — Какое это имеет значение? Красиков шумно сглотнул, начал мять свободные серые штаны, заерзав месте, и Салак рассмеялся, поняв, что ему незатейливым образом удалось напугать парня – возможно он даже немного перестарался – и начать избавлять того от дурного самочувствия. — Ты мне скажи одну вещь: неужели я и впрямь выгляжу так, будто на ужин собираюсь отведать немного свежей плоти? — По крайней мере такое желание было бы вполне обоснованным. Сегодняшняя игра... Меня после такого только на мыло пустить. Ну, или на мясо. — Хорошего ты обо мне мнения. Впрочем, как и о себе. Не думаю, что мне придется по вкусу человечина – оставим это удовольствие каннибалам. А тебе можно найти более вдохновляющее применение, я уверен. — Например, посадить на скамейку в качестве запасного, и это в лучшем случае. Мужчина собирался было доказать Лёше обратное, но тот опередил его, уже более спокойно поинтересовавшись, куда они держат путь. За тонированными стеклами одна за другой сменялись неоновые вывески магазинов, причудливые огни вечернего города смазывались и сливались воедино, размеренно пульсируя, а белоснежные сугробы мерцали, отражая искусственный свет. Яркие краски вскоре сменились более естественным пейзажем, вдоль дороги с обоих сторон пролетали могучие сосны, и путь освещался теперь лишь фарами автомобиля. Салаку приходится повременить с разговором, а любопытство Красикова всё же было удовлетворено: они направлялись в дом Александра, находившийся в коттеджном поселке недалеко от дворца. *** Просторный и изысканный, с выдержанными в неброской цветовой гамме обделкой и интерьером, подготовленной за месяц до католического Рождества елкой и замысловатыми паутинами из гирлянд на стенах – дом выглядел уютно, располагал к себе, а тематический декор добавлял каплю незримого, но ощутимого волшебства, превращающего обычное семейное гнездышко в нечто сказочное и завораживающее. Пора всеобщего праздничного воодушевления, восторга и предвкушения сама по себе веет приятным безумием, подразумевает свершение чего-то внеземного или хотя бы выходящего за рамки повседневной действительности – совсем не хочется, чтобы это время заканчивалось, точно как не хочется и покидать дом, который словно являлся порталом в другое измерение, не знающее суеты и нескончаемых проблем. Однако комфорт был для этого места делом привычным: Михаэла – жена Александра – относится к ведению домашнего хозяйства с особым трепетом, равно как и к воспитанию четверых маленьких детей. Сейчас она вместе с ними уехала в Чехию – требуется разобраться с оформлением документов для новорожденной в чужой стране малышки, и ситуация безвыходная. Впрочем, Россия для Салака и его семьи является чужой лишь по бумажке – в действительности же страна давно успела стать своей, такой знакомой и родной, и они непременно встретят главные зимние праздники здесь, в самом сердце Сибири, собравшись вместе и позвав самых близких. Обе стороны, однако, также сошлись на мнении, что небольшое расставание накануне даже пойдет им на пользу: будучи семейной парой, очень важно не надоедать друг другу, сохранять радость от совместного времяпровождения и не забывать о личной свободе каждого из партнеров. К тому же Александру необходимо восстановиться после недавней операции на ноге, и излишняя суета, подкрепленная длительным перелетом, ему явно ни к чему: выйдя из машины, Красиков отметил, как непозволительно сильно хромает его товарищ, опираясь на костыль – движения явно доставляли ему боль, и не совсем понятно, как чеху удавалось так спокойно вести машину. Когда оба вратаря оказались кухне, Салак начал по-хозяйски возиться у гарнитура, набирая воду в чайник и параллельно роясь в одном из ящиков. Он усердно пытался что-то найти, но поиски успехом не увенчались, если верить протяжному разочарованному выдоху – то ли мужчина сделал это непреднамеренно громко, то ли в помещении было слишком тихо, но Лёша встал из-за стола и подошёл сзади. — Что-то не так? — Всё так. — Да нет, ты же что-то искал... — Не придавай значения – очередная мелочь. С этими словами Александр слабо улыбнулся и направился на другую сторону кухни, но схватился за ногу, когда привычная ему тупая боль сменилась острой вспышкой, резкой и внезапной. Красиков предполагал, что такое рано или поздно могло произойти, ведь он сам, будучи профессиональным спортсменом, не по наслышке знал о травмах с их неприятными последствиями, и даже умел справляться с некоторыми из них: так, например, он еще в детстве научился делать компрессы, а позже начал умело орудовать шприцом, в особо тяжелых случаях вкалывая себе обезболивающее. — Что за черт? Всегда находит подходящее время. — Помощь нужна? — Таблетки закончились – только что проверил. Там только запечатанные ампулы, вещи неоднозначного предназначения и прочий хлам. Скоро пройдет, наливай пока чай, — произнес Салак, в трогательной позе усевшись на пол. Он долго и отважно повторял про себя вместо мантры заветное "скоро пройдет", зажмурив глаза, пока Лёша не подошёл к нему, готовый делать инъекцию. — Где болит-то хоть? Нас о твоей травме особо не информировали – сказали только, что нижняя часть тела, и что не будет тебя долго. — Правое колено... — Ни слова больше. Задирай штанину. — Что ты собираешься делать? — Вопрос скорее риторический. Уколы в колено не самые приятные, но Саша выполнил просьбу и держался стойко, заранее для себя заключив, что хуже уже точно не будет. А когда препарат начал действовать, то он и вовсе пришел к выводу, что этот парнишка – находчивый герой его физических страданий. — Лучше? — Без тебя я бы еще долго общался с полом, — попытался перевести всё в шутку мужчина, выдержал небольшую паузу, — спасибо, доктор. И когда ты только решил сменить амплуа? — задав встречный вопрос и продолжая улыбаться, он наконец встает на ноги. Безобидная фраза Александра невольно воспринимается Красиковым как прямая отсылка к прошедшей встрече, парень мгновенно меняется в лице и снова выглядит разбитым. — Как будто ты не знаешь. — А ведь и правда, откуда мне знать? — Если тебе принципиально услышать всё из первых уст... Знай, после сегодняшней игры я спешу поменять род деятельности – ведь в жизни важно всё делать по уму. А какие открываются перспективы! Отныне в хоккее за мной закреплено почетное место лечащего врача, самого лучшего и самого надежного спортивного доктора в мире. Не без доли сарказма высказав свой комментарий, Лёша приобрел ещё более поникший вид: лицо побледнело и точно выцвело, утратив все выразительные краски горячей юношеской жизни, взгляд стал задумчивым и печальным – Красиков старательно пытался его спрятать, отчего на щеках, казавшихся в искусственном освещении совершенно белыми, появились глубокие темные тени. Стоя спиной к гостю, хозяин уловил в голосе последнего нотки отчаяния и тут же признал собственную нетактичность: Салак, разумеется, видел, как много значит для Лёши хоккей, как пламенно он любит эту острую, динамичную игру и с каким рвением пытается её опередить, умело разгадывая замысловатые комбинации на льду и стараясь вовремя оказаться в нужном месте, не давая воротам позади себя с тревогой загореться. Мужчина уверен, что с такой отдачей и желанием учиться парня ждет великое будущее – важно лишь во что бы то ни стало продолжать гнуть свою линию и смотреть только вперед, не оглядываясь на неудачи. Однако под влиянием эмоций Лёша, казалось, потерял всякую веру в себя и был близок к совершению роковых глупостей – Александр не должен этого допустить. Он знал, как далеко может зайти разочарование в себе, каким беспробудным может оказаться отчаяние – и как тяжело будет неокрепшему организму вернуться к нормальной жизни, на ощупь передвигаясь по мрачному лабиринту в поисках света. Сторонний назовет это безумием: как может молодой человек, у которого все ещё впереди, разочароваться в собственной жизни из-за игры? Но как быть, если хоккей и есть твоя жизнь, а всё твоё существование – лишь одна большая игра с перерывами на чай? Который, к слову, мужчины так и не заварили, по иронии судьбы обременённые именно хоккейными проблемами: один – физическими, другой – психологическими, хотя вода в чайнике уже давно закипела. Салак впервые за все время пребывания на кухне садится за стол, отодвинув стоявший напротив гостя деревянный стул, и смотрит на того с решительным спокойствием и некоторой тоской – он узнает в молодом вратаре себя в начале пути и понимает, как важно сейчас подобрать правильные слова. Эта задача не так проста: чех взволнован и отдает себе отчет, что русский – совсем не его родной язык, однако от своих намерений не отрекается. Скорее, даже наоборот: Александр чувствует ответственность за сидящего рядом большого мальчишку, который в действительности даже чуть превосходит в размерах его самого, но этот факт не имеет никакого значения. — Хоккей – это ведь наша жизнь, правда? Одна-единственная, она не будет ждать, не будет замедляться или бежать быстрее света – стремительный поток жизни не различает границ прошлого и будущего, для него существует только настоящее мгновение. Вот так же и в хоккее: есть только одна игра, и мы выходим на лед, чтобы играть здесь и сейчас, выкладываясь и отдавая себя полностью, нет ничего другого вокруг. И только тогда происходит главное – время перестает существовать, превращаясь лишь в условную формальность на табло, и ты просто выполняешь свою работу от начала до конца, делаешь то, что должен делать. То же, что произошло сегодня вечером – это всё позади, и ты уже не в силах изменить исход встречи. Все мы люди, и всем нам свойственно ошибаться, промахиваться – всё это опыт, благодаря которому мы учимся, становимся сильнее, растем. Прими произошедшее спокойно, проанализируй свои действия и двигайся дальше. Если проигрываешь одну, две, три игры, всегда есть следующий матч. Никогда не забывай про это и помни: как таковое чувство вины бесполезно – оно гложет, разъедает изнутри и только мешает объективно расценить происходящее. Задействуя свои способности, талант и трудолюбие, ты непременно достигнешь высот, и тебя может ждать великое будущее – свершится это или нет, зависит только от тебя. Постарайся забыть о прошедшей встрече как о кошмарном сне – ты уже уделил ей достаточно внимания, и ты можешь всё ещё изменить. Можешь всё изменить, в отличие от меня – береги себя, Лёша, но не жалей. Ты молод и амбициозен, тебе сейчас по силам абсолютно всё, и главная проблема – утрированная, в твоей голове. Лучше подумай о приятном и настройся хорошенько на предстоящую игру, выспись как следует, отдохни. Сделай всё правильно, сосредоточься – а всё остальное приложится, я обещаю. Красиков, внимая напутствиям Салака, пребывал сперва в некоторой растерянности от нового формата беседы, но затем лишь смотрел завороженно на старшего товарища и вслушивался в его речь, осмысливал каждую фразу и восхищался невероятной мудростью этого человека. Повисло молчание, но оно не отягощало, не было неловкости и желания поскорее его нарушить – ведь всё нужное уже было сказано одной стороной и услышано другой, а разделял их и превращал в две обособленные половины лишь стол. Лёша, чувствуя тепло на душе и необычайную легкость в теле, поспешил эту несправедливость исправить, поднявшись со стула и ловко обогнув препятствие. Мужчина, не долго думая, подался навстречу внезапному порыву мальчишки, и Красиков тут же заключил его в крепкие, горячие объятья, чуть сжимая в руках тонкую клетчатую ткань чужой рубашки и прислоняя голову к сильному плечу. Они стояли так посреди широкой комнаты, а всё, кроме двух бьющихся сердец, казалось, замерло – начиная от самих напарников и заканчивая временем, которого не существовало для них так же, как во время игры, потому что они делали то, что должны были делать. Отныне нет двух голкиперов – есть только единая вратарская бригада, могучий дуэт, где каждый готов поддержать, оказать содействие, встать за другого стеной. В такую тёплую и счастливую для обоих минуту Салак почувствовал, как подворачивается нога, однако укол всё же свою работу выполнил: боль, постоянно напомившая о себе в самый неподходящий момент, была резкой, но непродолжительной – больше похоже на побочный эффект или сбой в системе. Внезапно из вспотевших рук Красикова выскользнула хлопковая рубашка, а вместе с ней и ее обладатель, который буквально оказался застан маленьким инцидентом врасплох, давно успев отвлечься от насущной проблемы и напрочь забыв о мерах предосторожности. Александр едва не повалился с грохотом на пол, и если бы это случилось, то он вряд ли отделался бы лёгким ушибом – на кухне был аккуратно положен кафель кремового цвета. Однако в данной ситуации вратарская реакция Красикова проявилась наилучшим образом: он, предотвратив падение, цепко ухватил Салака за талию, почувствовав под пальцами напряженный пресс. Вратари продолжали стоять всё так же неподвижно, но теперь уже в несколько некозистой позе, и происходящее было похоже на качественно воспроизведенную сцену из русского балета – только не совсем понятно, что забыли на танцполе два балеруна, и к тому же пара явно не знала, что идет по сценарию дальше. Когда осознание происходящего наконец показалось на горизонте, оба мужчины разразились громкими смехом, разносящимся эхом по всему пустому дому. — Спасибо, что спас меня в очередной раз, — ухмыльнулся Салак. — Я и не мог поступить иначе, — с этими словами Лёша аккуратно усадил коллегу на стол, — и вообще-то это я должен говорить тебе спасибо. — Что ж, в таком случае мы в расчёте. — Я думал, это все безвозмездно. — Я тоже. Значит, так оно и есть. — Надеюсь... — Кружки. — Что "кружки"? — Ты их чуть было не сбил человеком. И мы, кажется, намеривались пить чай. — Самое время. — Не остри. Я же знаю, что ты после всего проголодался, и не известно, когда в последний раз ел. Вон как похудел. — Это было намерено. Вспомни, каким я был. — Тебе не о чем комплексовать. — Теперь точно не о чем. — В таком случае, спешу тебя накормить, — мужчина полез в одну из тумбочек с бакалеей, — к примеру, у меня есть сушки. Они мне очень нравятся. — Ты это серьезно? — Вполне! Ещё пельмени есть. Очень удобно, кстати, когда жены рядом нет. — Да ты уже совсем наш стал. Хорошо, хоть доширак не пробовал. — С чего ты взял? — Саша... — Никогда не ешь красный. — Лучше поделись этой информацией с соотечественниками. — Договорились, — пробубнил Салак, раскусывая первую сушку и ставя пакет на стол, — налетай! — Ты сейчас напоминаешь мне бабушку. — В таком случае, я не против стать для тебя холостой бородатой бабушкой, внучек. — А я согласен навещать бабулю. — Ловлю на слове! — Салак лукаво подмигнул и тихонько рассмеялся. *** Мужчины ещё долго сидели на кухне, однако вечер давно подошёл к концу, и на дворе воцарилась глубокая зимняя ночь – погода снова успела измениться, и за окном пышными белыми хлопьями летел снег, мягко приземляясь на уже и без того внушительные сугробы, высокий забор и величественные сосны. Поднявшись по дубовой лестнице на второй этаж дома, они оказались в спальне с широкими окнами, уютным балконом и огромного размера кроватью – места здесь достаточно, это точно. Быстро раздевшись, Лёша сразу же прошмыгнул на свою половину кровати, завернувшись в кокон из тёплого пухового одеяла и приняв сидячее положение. В свете луны он наблюдал за Салаком, который, напротив, делал всё размеренно и никуда не спешил: вот он подходит к балкону, открывает дверь, и полуобнаженный зачем-то выходит на улицу, но по возвращении не торопится закрывать дверь – только смотрит вдаль задумчиво, оперевшись о косяк, и запускает в комнату искрящиеся снежинки. — Прислушайся. Слышишь что-нибудь? Здесь только холодная и безразличная тишина. Если каждый раз так отчаиваться из-за неудачи, то она воцарится и на нашем шумном стадионе. Не допусти этого.