***
...Джим тревожно спрашивает, хорошо ли она себя чувствует. Девушка лишь улыбается и кивает. Доктор подозрительно косится на нее, но не настаивает. Уж кто, а она всегда отличалась благоразумностью. Но последнее время она все бледнее, все темнее круги под глазами, и все реже выходит из комнаты. Только завтрак и ужин, кухонная фея уже давно смирилась с этой блажью девушки. И в ее комнату Дженни больше не заходит – только стучится в дверь, ожидая ответа. Она же просила. …Полгода. Тогда они сказали – полгода. И они уже почти прошли. Затупившиеся ножницы уже не режут бумагу, только рвут и мнут. Это собрание сказок не единственное в доме, а резать бабочек больше не из чего.***
...Резкий приступ, тарелка со звоном падает на пол. Опять… Боль не дает вдохнуть. Это так больно – сгорать изнутри. И так нужно просто сказать Дженни, что она просто упала. Нет, Джима не надо, у него и так много пациентов. У нее… голову протыкают тысячей раскаленных спиц… В комнате есть все что нужно. Спасибо, солнце. Бабочка – это легкость. И счастье… Она лежала на своей кровати и тихо плакала от боли. Она знала, что это конец. "Знаешь… А умирать одной – страшно." Смотрит прямо в камеру. Не отводя взгляда. И сидящему по ту сторону монитора вдруг становится совершенно необходимым разделить с ней эту боль.***
Он сидит на краю кровати, сжимая тонкую, едва теплую ладонь, и читает стихи, чтобы хоть как-то отвлечь ее от этой всепоглощающей боли. Негромко, почти шепотом, но она слушает. И едва заметно улыбается.Ступай легко: ведь обитает Она под снегом там. Шепчи нежней: она внимает Лесным цветам.
"Послушай… Пообещай, что они выйдут отсюда. Осталось всего три замка… Они смогут, ты… Тогда выпусти их. Пообещай." Тонкие пальцы чуть дрожат и постепенно холодеют.…Но я узрю до натупленья мглы Израненные руки, взор глубокий И скорбь на человеческом лице.
"Обещаю. – тихо шепчет он, еще крепче сжимая узкую ладонь. – Я обещаю". Она чуть улыбается и выдыхает. Все. Затуманенные глаза продолжают смотреть на Кукловода. Чуть заметная улыбка еще видна на губах. Он еще несколько секунд вглядывается в бледное лицо, потом аккуратно отпускает руку, закрывает ей глаза. Кукловод вечно занят. Но сегодня надо успеть сделать еще кое-что. Когда девушка не спустилась на завтрак, Дженни решила пойти ее разбудить. С ней вызвались Джим и Джек – Братья только недавно начали нормально общаться. На стук девушка не реагировала, на свое имя тоже. Джим осторожно приоткрыл дверь. … За те несколько недель, что Дженни не была у нее в комнате, та успела вырезать огромное количество бабочек. Они покрывали все – пол, полки, тумбочки. Скрепленные тонкой нитью, они покачивались под самым потолком чердака от легкого ветерка. Они слегка зашуршали от сквозняка, что ворвался в комнату из приоткрытой двери. Больше всего их было на кровати. Там, где лежала девушка. На спине, прямо-прямо. Руки ее были сложены крест-накрест на груди, а в аккуратно рассыпанных по белой подушке волосах виднелись белые цветы. Бледное лицо казалось как никогда спокойным и умиротворенным, будто даже фарфоровым, как у куклы. И она была вся белая-белая. И не дышала. А на тумбочке, рядом с кроватью, лежало медицинское заключение с диагнозом "опухоль мозга". А на нем – пять писем. Тем, кто был ей важен. И в каждом на белой бумажной бабочке было написано одно слово – "Спасибо". …А самое длинное письмо уже забрал себе хозяин особняка.