Под кожей

Блять. Кажется, его накрывает. В висках, стучит такое страшное и одновременно нужное: Он сбежал! Может это снова побочка биполярки? Ебанная галлюцинация, мерещится, кажется… Ведь это не правда. Нет, ни в коем случае. А если и так — тогда Йену пиздец. Ему просто пиздецкий пиздец. И вот звонок, который оборвал все. Йен снова срывается, ведь что-то тянет его к этому Дьяволу, тянет за шкирку… А в голове лишь: Ты у меня под кожей, чувак, что бля я могу сделать? Он докуривает пятую сигарету подряд, стараясь дышать как можно ровнее. Возможно, он даже не посмотрит на Йена, не подойдет больше никогда, не пошлет больше на хуй… Черт. Блядский Милкович. Галлагер докуривает шестую, но легче не становится даже на секунду. Кровь приливает к вискам, стучит, пульсирует с новой силой, вдалбливая в сознание: Вот оно, Йен, то, что ты упрямо пытался закопать. Нихуя у тебя не получилось, Галлагер. Не вышло. Ведь ты здесь, епть, здесь, и у тебя стояк только от осознания того, что ты увидишь его. Уебывай из меня, Милкович, уебывай. Галлагер крепко сжимает телефон, смотрит на экран, стараясь не вглядываться в темноту. Еще пару секунд, пару секундочек… Он перестает дышать. — Я знал, что ты придешь. Придешь сюда. Иди сюда. Крышу срывает в тот самый момент, как только Микки произносит эти слова, и вот он здесь, рядом. Кто-то срывается первый, оба срываются вместе, обоим срывает к хуям крышу… Мокро, липко, ахуенно и так сильно нужно. Руки сжимают плечо Йена с такой знакомой силой, вдавливая себя в него, вникая, сливаясь. Микки словно изголодавшийся волк вылизывает ему губы, проникая языком как можно дальше, как можно глубже. Сумасшедшие, ебнутые на всю голову, зависимые друг от друга. Называйте это, блять, как хотите. Йену не хватает воздуха и он, словно очнувшись от удара, отстраняется, стараясь дышать. Стараясь всего лишь остаться стоять на ногах. Просто так надо. Просто так всегда было надо. Этот мудак улыбается, самодовольный, как и всегда. Ну зачем? Ну зачем, блять, Микки, ты опять здесь, опять со мной. Опять во мне. — Ахуеть. — После того как тебя посадили, в моей жизни все изменилось, Микки. — Нет. Я просто думал, что ты вспомнишь, что я сел за то, что пытался не дать испортить твою жизнь… — Я не хочу проебывать свою жизнь. — Прекрати, — говорит Микки, и конец фразы теряется где-то в глотке Йена. И снова этот язык, это тепло. Эти руки, касающиеся кожи. Сопротивляйся, Галлагер, бля. — Блять! — выворачиваясь, кричит Йен, ощущая пульсирующую внизу живота кровь. — Я взял все в свои руки, Мик. У меня, у меня есть парень… Бляблябля. Последняя фраза делает больно им обоим. — Парень? Ладно. Тогда что ты здесь делаешь? Я здесь, потому что я люблю тебя, пидр. Понимаешь? Ты разрушаешь меня, но без тебя я рушу себя сам. Микки поднимает бровь вверх, а Йен уже готов взорваться. Ебанный Милкович. Бум. Снова взрыв. Как в тумане Йен бросается к нему, стягивая с него и с себя куртки, и хватает небритое лицо Микки в свои руки. Впивается в такие нужные губы, впитывая его в себя, словно это их последний раз. Такой нужный. Такой горячий. — Пришел попрощаться? — пальцы Микки ловко справляются с ремнем джинсов Йена, и вот его ладонь ловко сжимает член, заставляя Йена прикусить губу, подавляя в себе стон. Толчок. По инерции. В глазах у Йена мутно, словно после очередной порции таблеток или травы. Или всего вместе. — Что? — произносят пухлые губы. Галлагер дрожащими пальцами стягивает с себя кофту, бросает её на землю, разворачивая к себе задницу Милковича. Член разрывается от напряжения. Еще немного. Так больше не с кем. Йен наклоняется и целует Микки в шею, нежно-нежно, так, как не целовал больше никого и никогда. Накрывает пальцами татуированные костяшки, ощущая тепло Микки. Ты мой, сука, ты слышишь, уебок? Только мой!