Дверь в холме

Молли Хупер в свои одиннадцать была очень рассудительной девочкой. Она всегда задумывалась о последствиях своих поступков, и поэтому с ней никогда не случалось ничего плохого. Друзей у Молли не было, но её не слишком это расстраивало. Она с удовольствием проводила время в библиотеке, и ни в ком не нуждалась. Молли была отличницей и всегда давала списывать, поскольку благодаря книгам знала, что иначе рискует стать объектом для насмешек и издевательств всего класса. Уже зажглись фонари, библиотека скоро должна была закрыться. Молли аккуратно сложила тетрадки в рюкзак и, подхватив стопку книг, направилась к стойке библиотекаря, чтобы их сдать. Возвращаться домой не хотелось. Молли прекрасно знала, что ничего хорошего её там не ждёт. Опять что-нибудь учудит Крис. Родители опять будут ссориться… А виноватой, как всегда, окажется Молли. Ведь у Крис переходный возраст, и к ней нужно относиться снисходительно. Молли думала, что когда ей будет пятнадцать, она тоже получит полное право закатывать истерики и хамить родителям. А в шестнадцать или семнадцать она уедет как можно дальше, например, в Лондон. Поступит там в медицинский колледж, и никогда… даже на Рождество не вернётся в Странраер. Ну а пока Молли, всё ещё удручающе маленькая, брела домой, пиная по дороге мелкие камешки. Хуперы жили на берегу моря в двухэтажном белом доме с ярко-зелёной крышей. Его окружала лужайка, всегда безупречно подстриженная. В траве виднелись фигурки улыбающихся гномов, у крыльца были разбиты две аккуратных клумбы с розовыми и белыми хризантемами. Рядом с верандой стояли качели. Со стороны домик казался идилличным. Любой, увидев его, подумал бы, что тут, наверное, живёт счастливая семья, снизошедшая в реальный мир прямиком из какой-нибудь мелодрамы, закончившейся хэппи-эндом. Но к сожалению, миссис Хупер удалось добиться только видимости идиллии. Хмурая Крис сидела в гостиной, притворяясь, что читает журнал и жуя жвачку. Мама не одобряла ни то, ни другое, так что сестра явно нарывалась, ожидая, когда её заметят. Моменты, когда супруги Хупер переставали ругаться, всегда были связаны с тем, что нужно было осудить одну из дочерей. И Крис преуспевала в деле их примирения куда лучше, чем Молли. Крис курила, почти не скрываясь, встречалась с двадцатилетним байкером и пару раз приходила домой пьяной. Молли восхищалась сестрой. Родители успели поссориться ещё до прихода Молли. Так что ужин проходил в молчании. Оно было таким полным и концентрированным, что казалось, его можно потрогать рукой. Отец сидел мрачный и злой. Он уничтожал мясо и овощи с таким видом, будто это были его личные враги. Мама, поджав губы, изящно орудовала ножом и вилкой, надеясь подать пример дочерям. Время от времени она бросала на мужа взгляды, исполненные презрения. Обе девочки старались расправиться со своими порциями, как можно скорее. Обстановка накалялась, и взрыв был только вопросом времени. Фитиль подожгла Крис. — Кристина, не ставь локти на стол, — потребовала мама. Крис предпочла проигнорировать этот приказ, разве что вилка в её руке задвигалась ещё быстрее. — Кристина, я к тебе обращаюсь! – повысила голос миссис Хупер. – И не ешь так быстро, во-первых, ты можешь подавиться, а во-вторых, это некрасиво. — Что ты к ней пристала? – вмешался папа. – Пусть ест, как ей удобно. — Вот как раз из-за такого твоего отношения… — Мама начала заводиться. — Спасибо, я наелась! – Крис рывком отодвинула стул и быстрым шагом пошла к лестнице на второй этаж. — Я тебя не отпускала! –прикрикнула мать, но все, включая её саму, знали, что это бесполезно. — Довольна? – поинтересовался отец голосом, способным заморозить Тихий океан. Мама притворилась, что не услышала его. «Ничего не слышу» было общей семейной игрой Хуперов. Разве что Молли в неё пока не играла – не доросла. Мамин полыхающий румянец выдавал её эмоции. Спустя минуту, когда Молли уже поверила, что всё обошлось, она обратила взгляд на младшую дочь. — Как успехи в школе, Молли? — Я получила «отлично» по биологии и по английскому тоже. Написала контрольную по математике, думаю, тоже будет «отлично», — Молли старалась говорить быстро, чтобы запутать маму. План не удался. — Замечательно, а что насчёт рисования? У вас был зачёт по рисованию с натуры. — Ну… — Молли неловко поёрзала на стуле. – В общем-то… — Молли, прекрати мямлить. — «Хорошо», — сказала она, обращаясь к своей тарелке. – Но мистер Кармайкл сказал, что я могу пересдать завтра с параллельным классом. — Обязательно пересдай, — сказала мама. – Ты же не хочешь испортить аттестат из-за рисования? — Не хочу, мам, — вздохнула Молли. Она не представляла, как исполнит это указание. Ей никогда не удавалось рисовать. Как она ни старалась, карандаш в её руке попросту не желал проводить красивые ровные линии, передавать пропорции, игру света и тени. У неё получались жалкие, кривоватые картинки, за которые, вообще-то, и «Хорошо» было слишком высокой оценкой. Мистер Кармайкл не ставил ей «Удовлетворительно» только по доброте душевной. Но конечно, объяснить это маме нечего было и мечтать. В мире миссис Хупер любые неудачи объяснялись злонамеренной ленью и недостаточным усердием. Наконец ужин закончился, и Молли поднялась в свою комнату. Она проходила мимо спальни Крис. Из-за закрытой двери с табличкой «Не влезай – убьёт» доносились звуки тяжёлого рока. Молли завистливо вздохнула, сама толком не понимая, чему завидует. Просто Крис была такой… свободной. Казалось, её совершенно не угнетает происходящее. Она делала, что хотела, а всех несогласных посылала к чёрту. Молли так не могла. Она несколько секунд стояла в коридоре, зажмурившись и отчаянно завидуя Крис. Уроки девочка сделала ещё в библиотеке. Но завтра ей предстояла неравная битва с рисованием. Сегодня на зачёте они рисовали вазу. Параллельному классу, наверно, предстоит то же самое. Вытащив из ящика вазочку, которую ей подарили на прошлый день рождения, Молли поставила её на стол, а сама устроилась рядом с альбомом и карандашом. Тяжело вздохнула и провела первую линию. Удручающе кривую. *** Зачёт по рисованию у параллельного класса проходил седьмым уроком, а у Молли их было всего пять. Так что один урок ей предстояло просидеть в коридоре. Там не было столов, где можно бы было разложить альбом и ещё немного потренироваться. Только скамейки. На одной из них и сидела грустная Молли, представляя, как совсем скоро у неё снова ничего не получится, и как разочарована будет мама. Она была так погружена в свои невесёлые мысли, что даже не сразу услышала шум на лестнице. Там кричали какие-то мальчики, и их вопли эхом отдавались в пустом и гулком пространстве коридора. Молли стало интересно, что там происходит, и она направилась к лестнице. Когда она вышла на площадку, на лестнице остался только один мальчик, а вниз грохотали торопливые шаги остальных. Он лежал пролётом ниже, у него была разбита нижняя губа и подбит левый глаз. Веко уже начало опухать. Белая футболка местами была заляпана кровью. — Эй, — сказала Молли, подходя к мальчику и робко трогая за плечо. – Ты в порядке? — Похоже, что я в порядке? – удивительно спокойно поинтересовался он. — Нет… — Молли не знала, что ей сказать. – Я – Молли Хупер, кстати. А ты? — Джеймс. Мориарти. Кажется, я тебя видел. Ты учишься классом младше. – Он попытался встать, и болезненно поморщился, схватившись за перила. Молли помешала ему упасть, закинула его руку себе на плечо. Они были почти одного роста, так что этот манёвр удался ей без проблем. — Идём, я помогу тебе добраться до медпункта. — Почему? – спросил мальчик. Разбитая губа мешала ему разговаривать. — Что значит «почему»? Просто… Тебе же нужна помощь. — Нет, — высокомерно ответил Джеймс, дёрнув плечом. — И всё-таки я помогу тебе дойти до медпункта. Обопрись на меня, — заявила Молли с несвойственной ей раньше убеждённостью. Единственный здоровый глаз Джеймса сверкнул интересом. — Ладно, — сказал он. – Только пойдём через второй этаж. Если Пауэрс увидит тебя со мной, можешь стать следующей. — Карл Пауэрс? – уточнила Молли, тихо холодея внутри. — Ага, — согласился Джеймс. Карл Пауэрс входил в компанию Крис, будучи единственным там двенадцатилеткой. Впрочем, в свои двенадцать ростом он был выше, чем многие пятнадцатилетние. Карл был психом, и это знали все. Он любил издеваться над младшими учениками, над кем угодно, кто не сможет дать сдачи. В прошлом году Пауэрс избил одного мальчика так сильно,что тот несколько месяцев провёл в больнице. А незадолго до этого был тот случай с выпотрошенным котом... Администрация школы закрывала на всё глаза, потому что Карл исправно выигрывал награды на спортивных соревнованиях. И потому что никто из жертв Карла никогда не жаловался, уверяя, что всего лишь упал с лестницы. Молли понимала, почему. Как и другие, она хорошо помнила, как Эмми Стилс пожаловалась на Пауэрса директору, когда он отобрал её геймбой. Той же ночью кто-то облил бензином собаку Эмми, а потом бросил спичку. Молли в отношении Карла избрала, как и многие другие, благоразумную тактику «лишь бы не попасться на глаза». И до сегодняшнего дня эта тактика работала, Пауэрс её не замечал. Сейчас Молли собиралась помочь мальчику, которого Пауэрс уже выбрал себе в жертвы. Она не питала иллюзий: если её с ним заметят, она и правда будет следующей, не спасёт даже вмешательство сестры… Да и вряд ли Крис захочет вмешиваться. Самым логичным и разумным шагом было бы оставить сейчас Джеймса и притвориться, что ничего не было. Но Молли смотрела в его глаза, огромные и тёмно-карие, почти чёрные. И что-то во взгляде Джеймса растворяло её рассудительность, как концентрированная серная кислота. *** Когда медсестра стёрла кровь, оказалось, что особенно серьёзных травм у Джеймса не было. Она продезинфицировала ранку на губе, а к подбитому глазу приложила примочку с каким-то раствором. Она прикрепила её пластырем наискосок, и Джеймс стал похож на пирата. Мелкие ссадины на руках медсестра не стала заклеивать, просто обработала их перекисью и намазала заживляющей мазью.Джеймсу точно было больно, но он так ни разу и не вскрикнул.Он даже не поморщился. Молли это восхищало, она бы так не смогла. Молли сама не знала, почему не уходит. Ей хотелось удостовериться, что с Джеймсом всё будет нормально. Она хорошо понимала, что уже безнадёжно опаздывает на рисование, а ещё лучше то, что каждая секунда в обществе Джеймса повышает риск привлечь внимание Карла Пауэрса. Но почему-то ни одно, ни другое не имело никакого значения. — Почему ты меня ждала? – спросил Джеймс, когда они оба вышли из медпункта. — Я не знаю, — Молли пожала плечами. — И часто ты что-нибудь делаешь так, сама не зная почему? — Только сегодня. – Джеймс хмыкнул. — Хочешь мороженое? — Что? – удивилась Молли. — Ну, ты со мной возилась. Я угощу тебя мороженым. Если хочешь. — Хочу, — сказала Молли, вспомнив вдруг, что мама категорически запрещает ей есть мороженое на улице. Тем более, в октябре. Они забрали в раздевалке свои куртки и зашагали в сторону моря. Молли напряглась, совсем рядом был её дом. Но Джеймс свернул в другую сторону, и Молли испытала иррациональный восторг. Так просто – пойти в другую сторону. Так просто не идти в библиотеку, хотя именно там она проводит каждый свой день. Преступно просто прогулять зачёт, который всё равно нет шансов пересдать. Молли полной грудью вдыхала пахнущий морем воздух и чувствовала себя маленькой копией Крис. Рядом с пляжем стоял небольшой киоск, где Джеймс купил два мороженых, протянув одно Молли. Её мороженое оказалось клубничным, хотя себе Джеймс взял шоколадное. — Как ты узнал, что я люблю клубничное? – спросила она. - Угадал? — Что? – удивился Джеймс. – А… нет. У тебя гигиеническая помада с клубничным запахом. Ты красилась ею перед выходом. Я подумал, что может, и мороженое ты тоже любишь клубничное. — О, — задумчиво произнесла Молли, не зная, что и сказать. Он её разыгрывает? – А ты всё так можешь угадывать? — Практически, — скучающе отозвался Джеймс. – В этом ничего сложного. — Ты, наверное, хорошо учишься? — Да, — согласился Джеймс. – По интересным предметам. Такая концепция была Молли совершенно в новинку. Оценивать предмет, как «интересный» или «неинтересный» ей и в голову не приходило. Для неё они делились на те, которые давались легко, и те, которые требовали долгой и нудной зубрёжки. Это было первое убеждение, которое ей пришлось пересмотреть из-за Джеймса. Но далеко не последнее. *** Молли больше не завидовала Крис. И не плакала по вечерам. А ещё она редко бывала в библиотеке. Всегда находилось занятие поинтереснее. Школьные оценки оставались такими же хорошими, Молли с удивлением выяснила, что для того, чтобы сделать домашнюю работу, хватает пары часов после ужина или даже школьных перемен. Родители ничего не замечали, больше интересуясь своими ссорами и Крис, у которой в конце ноября мама нашла в комнате травку. Никто не мешал Молли впервые в жизни быть счастливой. Молли было абсолютно всё равно, чем заниматься. С Джеймсом даже просто ходить по берегу моря, бросая плоские камешки, чтобы они подпрыгивали на волнах, казалось удивительным приключением. Он знал целую кучу всего, и постоянно что-то рассказывал. Молли никогда не знала, врёт он или говорит серьёзно. Она считала себя очень скучной и не понимала, почему Джеймс вообще с ней дружит. Но он уверял, что с ней ему совсем не скучно. Много позже, когда Молли познакомится с Шерлоком и Джоном, она вспомнит дни своего детства и поймёт, что была для Джеймса его версией Джона. Чаще всего Джеймс и Молли проводили время на безлюдном утёсе, расположенном в паре километров от города. Это был холм, заросший вереском. Он полого поднимался вверх, а затем резко обрывался, нависая над морем скалистой громадой. Молли нравилось приходить туда в шторм, стоять на самом краю и смотреть, как огромные волны одна за другой разбиваются о скалу, иногда долетая до самого верха и покрывая её лицо ледяными солёными капельками. Джеймсу это тоже нравилось. В такие минуты он даже подолгу молчал, завороженный зрелищем, а Молли украдкой косилась на него и не могла решить, что зачаровывает её больше: бушующие волны или тёмные глаза Джеймса. Однажды они пришли на свой утёс зимой. Было холодно, температура уже несколько дней держалась около нуля, на зачахших кустах вереска лежал тонкий слой свежевыпавшего снега. — А ты знаешь, что этот холм точь-в-точь похож на Сиды? – спросил вдруг Джеймс. — Сиды – это где жили эльфы? – уточнила Молли. — Ну да. В Ирландии. Всё сходится: вереск, море, холм. Знаешь, я не удивлюсь, если однажды мы придём сюда и увидим в холме дверь. Я бы обязательно зашёл. А ты? — Тоже, — согласилась Молли. Куда же она денется, она последует за Джеймсом. Так было всегда, и так должно быть всегда. – Но ведь эльфы исчезли много веков назад… — Так просто думают, — сказал Джеймс, и Молли мгновенно ему поверила. – Иногда они возвращаются, чтобы забрать в свой мир тех, кто им понравился. Одарённых людей. Как Томас Лермонт, помнишь легенду? — Вглядись, тропинка чуть видна, Пророс терновник меж камней, О, это праведных тропа, Немногие идут по ней, — процитировала Молли, и строки прозвучали неожиданно напевно, как волшебное заклинание. — А вот широкий торный путь, Где на лугах блестит роса. Но этот путь – стезя греха, А не дорога в Небеса, — продолжил Джеймс, и ощущение непонятной магии вокруг усилилось. — А вот чудесная тропа В холмах зелёной стороны, — неожиданно для самих себя они заговорили вместе, заканчивая стих в унисон. — То путь в волшебную страну, Мы по нему идти должны. После этого Джеймс и Молли молча переглянулись и одновременно улыбнулись друг другу. Молли не могла объяснить, почему, но этот эпизод их сблизил окончательно. Позднее Молли будет думать, что то был самый счастливый год. Его омрачало только одно: вездесущая тень Карла Пауэрса. В школе Джеймс всегда вёл себя так, будто не знает Молли. Так что её Карл не трогал. Но сам Джеймс всё время ходил с синяками, которые старательно маскировал закрытой одеждой. Молли было очень жаль его, но когда она пыталась что-то такое сказать, Джеймс грубо её прерывал, меняя тему. В начале марта Джеймс не пришёл в школу, и Молли выяснила, подслушивая разговоры его одноклассников, что он попал в больницу. Она еле смогла досидеть оставшиеся два урока, а потом побежала к своему другу. Её не хотели пускать, но она наврала медсестре, сидящей в регистратуре, что учится в одном с Джеймсом классе, и учительница просила передать ему результаты теста. Молли сама не заметила, как научилась врать почти виртуозно. Это случилось само собой. Джеймс выглядел ужасно, у него была забинтована голова, ни на лице, ни на руках не было живого места. Это зрелище шокировало обычно тихую и спокойную Молли, лишив её даже намёка на самоконтроль. Особенно, когда она поняла из смутных отговорок Джеймса, что его толкнули так, что он упал на осколки разбитого окна, а потом били ногами. — Я убью его! – яростно сказала она, веря каждому своему слову. – Яд ему подсыплю! — Неа… — Джеймс попытался улыбнуться разбитыми почерневшими губами. – Это сделаю я. И Молли не могла понять, всерьёз он говорит или нет. Джеймса выписали из больницы четырнадцатого марта. С неделю он предпочитал проводить время в библиотеке, притом не давал Молли посмотреть, что он читает, либо отшучиваясь, либо откровенно отталкивая её. Потом библиотечное помешательство закончилось, и всё, вроде бы, стало, как раньше. На Эльфовом Холме уже вовсю ощущалась весна: снег почти стаял, и сквозь чёрную землю пробивалась первая трава, свежая, нежно-зелёная. Седьмого апреля Карл ещё раз избил Джеймса. Молли видела это из окна. Пока она бежала по лестнице, Карл с друзьями уже ушли. Джеймс лежал на асфальте и осторожно трогал разбитый нос всё ещё перебинтованной рукой. И он смеялся, будто только что случилось что-то невероятно весёлое. — Почему ты смеёшься?! – Молли боялась, что её друг повредил голову и сошёл с ума. — Ему осталось девять дней... Господи, какой он жалкий… — Джеймс закашлялся на этих словах. — Что ты имеешь в виду? – Молли нахмурилась. — Увидишь. Понимание пришло шестнадцатого апреля. Когда Карл Пауэрс утонул в бассейне на соревновании в Лондоне. Молли смогла посчитать девять дней, так что всё понимала, без Джеймса тут не обошлось. Но жалеть Пауэрса она не собиралась. Её лучший друг – убийца… но он же не перестаёт от этого быть её лучшим другом. Всё шло, как раньше. И Молли уже тогда смутно понимала, что смирится с чем угодно, лишь бы оно и дальше оставалось «как раньше». Но её мнения никто не спросил. Молли навсегда запомнила тот ужасный день, четырнадцатое мая. Джеймс ждал её после уроков у двери класса. Теперь им не нужно было бояться Карла Пауэрса, но всё равно Джеймс редко подходил к Молли открыто, обычно он встречал её по дороге домой. Она сразу поняла, что что-то случилось. Джеймс повёл её на Эльфов Холм. Там вовсю цвёл вереск, и Молли привычно всмотрелась в холм, почти ожидая увидеть в его склоне зелёную дверь. — Я уезжаю, — сказал Джеймс без всяких предисловий. — Надолго? – Пожалуйста, пусть не на всё лето! — Насовсем… В Лондон, потом в Америку. Это из-за папиной работы… Я ничего не могу сделать. — А… Когда? – Голос Молли предательски дрогнул. — Завтра. Если бы сейчас на Молли вдруг обрушилось небо, оказавшееся твёрдым, как представляли себе древние люди, эффект и то не вышел бы столь сокрушительным. Она не знала, что сказать. Такие вещи не должны происходить просто потому, что не должны происходить никогда. И к ним нельзя быть готовой. Джеймс смотрел с каким-то странным сожалением. — Ты что-нибудь скажешь? Молли отрицательно качнула головой. Джеймс взял её за руку. Они вместе сидели на земле среди вереска, подстелив куртки, в которых не было надобности, слишком тёплым выдался день. Кажется, они пили какую-то газировку. Молли не была уверена. — А знаешь, — сказала она полчаса или вечность спустя. – Вот бы эта дверь появилась сейчас. И мы бы в неё вошли. И никогда не возвращались назад. — Да, — сказал Джеймс. – Я тоже об этом думаю. Солнце садилось в море. От подножия утёса к багровому диску на воде вела огненная полоска света. Почти дорожка. Вот бы можно было пойти по ней и куда-нибудь попасть. Например, на остров Аваллон… или куда угодно. Порывистый влажный ветер со стороны моря становился холоднее, он трепал волосы и заставлял зябко ёжиться. Молли чудилось в его шуме что-то пугающее, но вместе с тем величественное. Джеймс проводил её до самого дома, и это тоже было впервые. Сейчас стемнело окончательно, подростки стояли под фонарём в двух шагах от калитки Хуперов. Оба не знали, что сказать, но категорически не хотели расцеплять руки. — Ну… пока, — Молли надеялась, что в её голосе не слышно слёз, но понимала, что надежда напрасна. — Пока. Джеймс смотрел на неё ещё несколько долгих секунд, а потом неожиданно двинулся вперёд и коснулся губами её губ. — Я вернусь, — сказал он. И потом Молли долго думала, привиделось ей это или было на самом деле. После Джеймс развернулся и зашагал прочь, а Молли ещё долго стояла у калитки, пока мама, увидев её в окно, не вышла спросить, в чём дело, разрушив последние крохи витавшей в воздухе магии.