Bye-bye

Остывший чай разливается по клавиатуре, Чимин добавляет ещё. Бьёт так, что брызги летят в сторону, чёрные клавиши отскакивают, а оставшиеся выдают на экране полную ересь, которую хочется сложить в «ненавижу», всё ещё перекрываемое отголосками тёплых чувств. С первых дней исчезновения Юнги Чимин понял, что всё кончилось, и не особо тешил себя мыслями о том, что он вернётся, как бы не хотелось. Поселилась вполне объяснимая обида, которая разрасталась всё больше, душила жилистыми руками, длинными пальцами до болей в горле и нескончаемых слёз, впитываемых наволочкой. А от неё даже запах остался особенный. Их с Юнги ночей, досыпаемых лишь к полудню, когда солнце успевает подобраться от пяток до самой блондинистой макушки старшего. Чимин привычно бурчит что-то о лени хёна, тот в ответ парирует — сам не давал уснуть всю ночь. Такого больше не случится никогда. Эта фраза, горькая до самого безумия, крутится в голове сутки напролёт, делая ещё хуже. Наволочки, простыни, всю квартиру хочется сжечь, как и самого мудацкого любимого хёна. Теперь Чимин знает: Чонгук нехотя сообщил, что Юнги в абсолютном порядке, он в самом деле сменил номер телефона, поэтому на звонки и сообщения на старый не отвечает. Говорить было нельзя, но, слыша чиминов убитый голос, поступить иначе тоже. Когда догадки подтверждаются окончательно, хрупкий карточный домик крошечной недобитой надежды внутри Пака осыпается без возможности восстановления. Юнги ушёл совершенно без слов, без объяснения причины, и Чимина кроет от незнания поводов до того, что всё вокруг хочется уничтожать. Клавиши продолжают отскакивать от паркета с характерным звуком. Гнев Чимина на милость никогда не сменится. Нахлобучивает апатия, в её густоте тонешь с головой, она заполняет лёгкие похуже дыма, и из этого состояния хочется выбраться лишь однажды, когда отражение в зеркале самого парня напоминает лишь отдалённо: всклоченные спутанные волосы, темнота кругов под глазами, только милые пухлые щёчки на месте. Он выбирается в ближайшую аптеку за пачкой чего-нибудь обнадёживающего, после которой обещает начать новую жизнь и, наконец, смириться с потерей, а пока заполнить хоть чем-то выжженную внутри дыру. Капюшон почти прикрывает глаза, на улице неприятно сыро, мокрый снег осыпает щёки и заставляет ёжиться. Внутри помещения запах медикаментов щекочет нос, Чимин путается и слегка плутает между полок с лекарствами, в которых всё равно ничего не смыслит, и решает пойти спросить, но натыкается в узком пространстве на вытянутую стройную фигурку выскочившего парня в длинном чёрном пальто. Взгляд тут же упирается в блондинистую макушку. — Чимин-а? Удивлённые глаза и широкая улыбка. Чимин пугается и слегка отшатывается от незримого напора, прежде чем узнаёт бывшего одноклассника, с которым и общаться в течении нескольких лет не особо приходилось. — Привет, Тэхён. — Ого, встреча, — улыбка не сходит, будто установлена на его лице по дефолту. Чимин поджимает губы и отводит глаза, не может смотреть. — Выглядишь устало. У тебя что-то случилось? — Да нет, ничего. — Да брось, не чужие люди, — Тэхён улыбается и тянет за щёку, заставляя Чимина ухватиться за его запястье. — А какие тогда? — У-у, Чимин-а, какой ты бука. Не хочешь оттянуться? Хочешь, вижу, — самоуверенно заявляет Тэ, прежде чем потащить Чимина к кассе, где, невнятно проговорив что-то фармацевту, забирает пачку таблеток и направляется вместе с парнем на выход. Чимин плетётся, не понимая и позволяя, потому что по большому счёту плевать уже на всё. В итоге он не совсем соображает, как быстро они оказались в тёплом, но шумном помещении с десятком людей, набившихся в одной комнате. Чимин распахивает глаза удивлённо, будто и не шёл покорно за своим знакомым под его болтовню фоном. — Где мы? — спрашивает он тихо, и Тэхён скорее читает по губам, чем слышит сквозь шум. — У одного моего друга, вон он, кстати, — парень наклоняется к Чимину так близко, чтобы тот расслышал, и Пак только сейчас понимает — Тэхён не совсем в трезвом состоянии. Тем временем он указывает на тело в кресле с не очень очевидными признаками жизни. — Мне нужно уйти, настроения на такое нет, — неловкое пожатие плечами. — Брось, Чимин-а, — чуть ли не завывает Тэхён. — Сейчас появится. Чёрное пальто остаётся бесформенной кляксой на светлом паркете, длинные пальцы стягивают мягкую куртку Чимина тоже, и тот даже сопротивляется, ноет что-то, снова не понимая, как затем тащится через всю комнату, держась за ладонь парня. На них, кажется, совершенно никто не обращает внимания, от чего создаётся впечатление, что Тэхён просто забрёл на чью-то случайную вечеринку, но всё же кухню находит с первого раза. — Промочи горло, Чимин-и, — от одного края стола до другого прокатывается бутылка вина. Тэхён копается в карманах, Чимин сглатывает. Внезапность окатывает холодным потоком, заставляющим вздрогнуть и прокрутить в мыслях: вот он выходит из квартиры, добирается до аптеки, и вот он уже непонятно где и непонятно совершенно с какими намерениями. Тэхён слишком быстро оказывается рядом, подсовывая ту самую запотевшую ледяную бутылку под джемпер Чимина. Тот вздрагивает от соприкосновения и почти выбивает бутылку из рук. — Тише-тише, расслабься, — ловкий чмок в щёку, после чего смех. — Ничего плохого, просто веселье. Он тычет холодным горлышком в губы Чимину, тот перенимает бутылку и делает пробный глоток пойла, отдалённо напоминающее красное полусухое, пока Тэхён выдавливает пару белых колёсиков из серебристой фольги блистера, кладёт на язык, кривляется. Чимин удивлённо приоткрывает рот после пары глотков, кидает взгляд на столешницу, где лежит коробочка с надписью «Phenazepamum», а затем наблюдает, как Тэ запивает таблетки тем же самым вином из его рук. — Что это? — сомнение хорошего исхода от принятия лекарств с алкоголем ещё настораживает Пака. — Сплю плохо, — безобидно пожимает плечами Тэхён, после чего снова дёргает Чимина ближе к шуму и людям. Он всегда такой был, сколько Чимин помнит — громкий, чересчур общительный, в нём всегда словно недостаток движения. Вино расплёскивается алыми каплями по рукам, пока Тэхён размахивает ими, лавируя между мебелью в комнате. Как только на диване освобождается место человеком, проявившем желание покурить на воздухе, он кидается туда, неизменно таща Чимина за собой. Для двоих места мало, поэтому они жмутся, Тэхён смеётся так игриво, а Чимину всё никак не привыкнуть. Слух улавливает низкие частоты из плохеньких колонок, парень морщится и бессознательно хочет побыстрее покинуть помещение. И это ощущение донельзя притупляется с каждым глотком дешёвого вина на голодный желудок. Проще говоря — крышу сносит довольно быстро. Чимин не успевает заметить — Тэхён сверху на его коленях, смеётся, разговаривает с кем-то за спиной, вне взгляда первого, а в руках лишь початая бутылка, которую Пак почему-то охотно принимает, заливает снова. — Устал, крошка Чим-Чим? — смеётся Тэ, приближаясь опасно близко. — У тебя щёчки такие красные, — длинные пальцы снова растягивают кожу. — Фто ты делаеф, — бормочет Чимин, щипая парня за бока и, кажется, улыбаясь впервые за долгое время отнюдь не из-за того, что щёки растягивают в нечто, напоминающую эту улыбку. — Милашка, — кусает губу Тэхён. — Открой ротик, попробуем кое-что. И Чимин не сопротивляется, когда тот дёргает за подбородок, кладёт на язык пару таблеток и подаёт бутылку. Несколько глотков, прежде чем: — Что ты мне дал? — Ничего, просто транквилизатор, — и улыбка настолько счастливо-безмятежная, взбалмошная, что и в голову не приходит мысль о том, какого хрена происходит. Тем более, когда Тэхён кладёт ещё одну таблетку себе в рот. Ему доверяешь. Доверяешь пьяному человеку в полукайфе, когда и сам недалеко ушёл. В рот Чимина проникает горячее. Терпкий кислый вкус вина не чувствуется из-за собственного, зато ощущаются почти знакомые нотки слегка-слегка сладковатого, раскрошенного в порошок на языке Тэхёна, а теперь на языке Чимина — он делится и приглашает испытать всё в равной мере. Вылизывает изнутри жадно, мокро, звуки чмоков тонут в разливающейся музыке, которую никто из этих двоих уже не слышит. — Зачем? — Чимина через силу откидывает к спинке дивана, а напротив чеширская пьяная улыбка. — Ты милый, горячий, я не замечал этого раньше, — или вообще не обращал внимание. За закрытыми веками Чимина чёртовы вертолёты, а в черепной коробке тяжёлое непонимание происходящего. Он не знает, сколько времени даёт себе на своеобразный отдых, потому что оно тянется, словно жвачка, он в ней путается, не может двигаться, и не факт, что из-за веса восседающего на его бёдрах Тэхёна. Становится слишком хорошо. Волны опьянения и нахлынувшего трипа уносят в свой бесконечный океан, где они качаются вдвоём, больше нет никого. И в этот момент верится, что трип не плохой вовсе, что это всё не зря, вообще не зря они столкнулись с Тэхёном, это, наверно, даже судьба, причём сама богиня, а Тэ — её чёртов приспешник, завлекающий Чимина в бездонный омут. Его руки лезут под лёгкий джемпер, Чимин вздыхает томно, потому что кажется, что ладоней вовсе не пара, больше, они везде. Поцелуи осыпают грудь, желают спуститься ниже, натягивают ворот, а когда ткань трескается, раздаётся слишком приглушённый звон стекла. В медленной раскадровке Чимин тянется к разбитой им на полу бутылке, и, не в силах рассчитать, роняет с колен назад Тэхёна, падая сверху. Тёмные осколки впиваются в колено, рвут ткань и проходят в кожу. — Забудь об этом, — речь Тэ такая медленная, она разливается по самим венам вместе с кровью и вином, заставляя промычать, и выходит до безобразия эротично. И Чимин забывает. Потому что даже острая боль не чувствуется либо притуплена до той силы, что плевать совершенно. Их поцелуи пьяные, и больше, чем страсти, в них только кайфа. Несколько перекатов по полу, хруст стекла под костями, в бок упираются чьи-то ботинки сидящего в одном из кресел. Тэхён смеётся заливисто, кусает пухлые губы и с силой сжимает ягодицы Чимина, опуская руки и дёргая за замок на ширинке. Их обоих оттаскивает за шкирки в соседнюю комнату, словно разбесившихся щенят, кто-то более адекватный, за двери, пока всё происходящее в этом доме не превратилось в полнейшую вакханалию. На несколько секунд, растянутых в мыслях на часы, они теряются, а потом льнут друг к другу. Из-за несуществующей в ноге боли, Чимин валится прямо на ковёр, Тэхён послушно следует за ним, снова начиная возню со звуками поцелуев невпопад: они все нестройные, по разным частям тела, но зато с отдачей и пропускаемыми изредка вздохами. Снова рвётся одежда: спустя вечность, Чимин без верха, и Тэ ощупывает его тело, словно слепец, находя точки, заставляющие того дрожать. Наполовину вздёрнутый свитер Тэхёна снимается через руки, сам он трётся, сидя сверху, сильнее, чем нужно, стонет и обещает Чимину на ухо сейчас же испачкать свои штаны. Чимину смешно. Тэхёну становится тоже. С несколько минут они заливисто смеются, а потом набрасываются снова, Тэхён сдирает с Чимина узкие джинсы, оставляя красные полосы ногтей на ляжках, замечает обилие крови в его ране, в отличие от самого Пака. Она пачкает светлый мягкий ковёр, но плевать, чёрт возьми. Потому что Чимин сам становится на колени, чувствуя, как что-то отдалённо колется, и всё же стаскивает джинсы со стоящего в такой же позе напротив Тэхёна, затем и нетерпимо бельё. — Переворачивайся, — Чимин шипит и громко выдыхает, переминаясь с ноги на ногу, Тэхён делает и заставляет обнять себя, скользнуть ладонями по горячей коже живота. Чимин утопает, его уносит в водоворот. Он утыкается носом в плечо Кима, вдыхает глубоко, не может надышаться, начиная вылизывать и кусать, оттягивая, кожу с запахом мускуса, специй и даже немного шоколада. Ни за что бы не подумал, что Ким Тэхён _такой_. И сейчас не думает, трётся между ягодиц, и, наконец, входит в сжатый, узкий проход. Тело в его руках гнёт так, что самому Чимину слегка больно, но низкий пронзительный стон уши совершенно не режет. Он такой сладкий, пряный и горячий, как и всё естество Тэхёна, который подаётся бёдрами назад. — Ещё, Чимин-а… Ему всё это нравится до безумия в чистом виде. Толчки почти всухую, грубые, со срывающимися на стоны вздохами Пака в ухо, становящиеся размеренными, раскачивающими на общей волне кайфа. Тэхён стонет в голос, Чимин сжимает смуглую кожу на рёбрах, держится так, будто боится, что парень ускользнёт от него, но нет: ему некуда. Эта комнатка отныне и на эфемерное желаемое 'навсегда' — их отдельная планета с алыми морями вина и крови, островками больной страсти и несдержанности, атмосферой, пропитанной медикаментозной дрянью. Тэхён внутри всё восхитительнее, мокрее. Быстрее, но скорость тонет в густых волнах кайфа, поражающих головной мозг, она тянется, словно талый шоколад. Все запахи чувствуются острее, а потом смешиваются в один, создавая до неприличия горячий букет, наполняющий всё пространство. Становится невыносимо жарко, до капель испарины на сладко-солёной коже, Чимин толкает Тэхёна в коленно-локтевую, а тот из-за сбитой химией координации практически падает на своё лицо, не ощущая этого также, как не замечает и Пак. Тэ охает, поднимая тяжёлое тело на локти, но толкается назад с не меньшей прытью, рыча и сжимая ворс ковра пальцами до боли в костяшках. Чимин не в силах любоваться изгибами пластичного тела Тэхёна, оно так далеко теперь, что приходится блуждать по гладкой коже руками, отдаваясь тактильным ощущениям и иногда забывая толкаться, отчего Ким сильно сжимает его, заставляя распахнуть глаза и вглядеться. Блондинистая макушка… Внизу живота теплеет чувство дежавю. Только сливки кожи разбавлены кофе, и стоны иного тембра, но всё ещё низкие, хриплые и сладкие. — Юнги-и, — тянет на выдохе Чимин, совершая более глубокие и быстрые толчки, и чем дольше в этом искажённом пространстве-времени он это делает, тем привычнее становятся ощущения. Его Юнги извивается под ним также. Слух наполняется только его стонами, а ладони блуждают по его коже, на которой Чимин не раз оставлял следы своей несдержанности, извиняясь за них после. В этот раз он не извинится, потому что: — Юнги, блять, зачем? — Не сквозь всхлипы и слёзы, сквозь стоны, суховатое и свыкшееся, но ответ нужен всё равно, иначе Чимин доведёт себя бесконечным числом догадок. — Ты молчишь. Также, как и когда ушёл, мудак, — половину слов он просто не проговаривает, не ощущая этого, но тянет заскулившего парня прямо за светлые волосы на себя, отшвыривая тут же, заставляя теперь встретиться носом с поверхностью пола. — Ненавижу. Чимин выходит, переминаясь, спотыкается о свои ноги, о ноги распластавшегося «Юнги», а затем кое-как переворачивает его на спину. Тэхён не успевает испугаться, когда получает первый смазанный удар по виску. Ему не остаётся ничего кроме того, как смириться, потому что сопротивляться в своём состоянии он не может, а абсолютно неконцентрированное ощущение боли заставляет относиться вообще наплевательски. Наплевать и на второй удар, от которого, кажется, остаётся вывихнутой челюсть. Ощутимо до звона внутри головы, Тэхён сдавленно стонет и смотрит вверх, в глаза Чимина, шепчущего одно слово. «Ненавижу.» Лицо осыпают удары неконтролируемой и неизмеримой силы, из-за них и из-за медлительности своей реакции Тэхён не может ничего произнести, руки беспомощно хватаются за тело Чимина, бесполезно. Боль чувствуется глухо, но от неё ещё сильнее кошмарит разум, а перед глазами становится темнее и темнее. — Чи-ми… на, — получается по слогам и почти неслышно, после чего Тэхён улыбается сквозь кровь, раны, выказывает надежду и смирение, готовясь тут же упасть в бессознательное состояние. Лицо неузнаваемо, похоже на месиво, Чимин замирает, вздыхает и опускается на податливое, словно пластилин, тело, жарко выдыхая в ухо и зарывая свои окровавленные пальцы в запачканные, светлые волосы. — Хён, — ладонь смещается на лицо, проходится по мокрой коже, пальчики зацепляют открытые раны, разбитые губы. — Так сильно я ждал тебя… В ответ слышится только сиплое, измученное дыхание, Чимин тяжело переваливается на бок, гладит грязной ладонью грудь, вздымания которой становятся всё размереннее, начинает шептать сбито на ухо чушь о том, как сильно скучал, хотел увидеть в последний раз, услышать ответы, которых он так и не _добился_. Слова уже не доходят до адресата, он в глубокой отключке, в которую на полуслове скоро погружается и Чимин.

***

— Чёртов, блять, Тэхён, — хозяин квартиры в лице разозлившегося заспанного Намджуна пинает коленом спящего парня. Тот охает от боли, пытаясь разлепить опухшие веки. — Это не я… — А кто ещё, твою мать? Вы тут вдвоём были, чёртовы кролики. Ладно бы трахались, но ебало зачем ему крошить, скажи? — он даже, кажется, не знает имени Чимина, к которому обращается. Это и не так важно, в отличии от факта доведения Тэхёна до полуживого состояния в его квартире. — Я не помню, — чуть не всхлипывает Чимин, прикрываясь ладонями и стараясь игнорировать головную боль. — Чёртов, блять, Тэхён со своими чёртовыми, блять, препаратами… Больной, неймется тебе. Ты тоже хорош, парень, головой подумать нельзя было, прежде чем колёса глотать? Господи, какие дебилы собираются у меня в доме… Ким Тэ, ты сюда больше ни ногой. Плюс с тебя расходы на химчистку. Резкий хлопок двери отражается гулом в голове. Кровь стёрта, но от этого всё едва ли выглядит лучше. — Вообще не чувствую лица, — бубнит Тэхён. Чимин прячет сбитые костяшки правой руки, ему до безумия стыдно за себя. — Я не помню ничего, Тэхён… У тебя может быть сотрясение. — Да? Ухты, но это последнее, что меня сейчас волнует, дай обезбол. Чимин сглатывает и протягивает очередную таблетку, теперь уже обезболивающего, представляя, насколько истерзан организм Кима. — Симпатичные раны, — Тэ хватает Пака за руку, ощупывая большим пальцем ссадины на костяшках. — Не знаю, как это случилось. Я же просто не мог, Тэхён, ты же меня знаешь, — хватается за последнюю надежду Чимин. — Не кипятись. Я-то всё помню, не впервые отхожу, — вздыхает Ким, морщась и запивая таблетку. Недолго думая, берёт вторую. — Мда, дерьмово получилось. — Ты сам дал мне эту дрянь. — Я вообще не предъявляю тебе тут претензии, ладно? Сам не подумал, виноват. Зато ты показал, какой есть на самом деле. — Я никогда бы… — Призма алкоголя и транков творит чудеса, — усмехнулся Тэ, шипя от боли в челюсти. — Нет, Чимин. Ты такой. Ты, солнышко, способен причинять боль. Но я тебя не виню, хоть рука у тебя и тяжёлая. — Выметайтесь быстрее, а, — в комнату заглянул раздражённый Намджун. — Тэхён, хватит придуриваться, вставай, хватай своего дружка и вон отсюда. Чимин вскочил, словно по команде, скрючиваясь от боли в перевязанном колене. — Не вечеринка, а поле боя какое-то, — вздохнул Тэхён, поднимаясь с кровати. Прохладный воздух мысли практически не освежал, а такси, судя по времени, добиралось из другого мира. Рука Тэхёна уместилась на талии Чимина, тот неловко опёрся о его плечо, держась таким образом, чтобы не упасть. — Прости, Тэ. Я не хотел, правда. — Да я понял. У тебя проблемы. То есть были, всё нормально. — Тэхён умалчивает о том, что «приход» у Чимина был страшный, раз он видел то, что видеть хотел, забивая на реальность. — По тебе не скажешь… Таксист озадаченно смотрит на завалившихся на заднее парней, переводя взгляд на свой телефон, пока Тэхён не машет перед его лицом купюрой. Около дома Чимина высаживаются оба, Пак с вопросом смотрит на Тэхёна. — Домой с таким лицом явиться? Шутишь? — отвечает он на немой вопрос. — К тому же, как ты доковыляешь? Да и ты не чувствуешь, что за тобой должок, Пак Чимин? Чимин закусывает губу и кивает, позволяя разбитому Тэхёну приобнять разбитого себя. Они молча скрываются в тени подъезда прежде, чем Тэ снова начнёт говорить: — Ты мне кончить не дал, Пак-дурак. — Что?.. Тэхён смеётся, хватая крепче дрожащего мальчишку и снова шипя от возникшей боли. Чимин замирает, ощущая приглушённый запах специй, отголосками в памяти, словно это было давно-давно, но очень сладко. И голову от этого кружит также знакомо, как от остатков химического кайфа, заставляя акцентировать всё своё внимание лишь на одном человеке, забывая об остальном и, главное, остальных. — Идём. — «Я что-нибудь сделаю с твоими ранами, а ты залечи мои.»