***
Вновь вынырнуть на поверхность отмеренного ему океана страданий Калебу удается лишь благодаря кофейному аромату. Его желудок отзывается урчанием, напоминая своего хозяину, что тот не ел уже давно – едва ли не целый день. Калеб вскакивает на ноги и видит Киоко, принесшую ему чашку кофе. Ее сломанная челюсть снова на месте, а рваная рана на нижней стороне лица – сокрыта под слоями синтетической кожи, которую она, по всей видимости, забрала у другой модели. Одной из тех, что были заперты в стеклянных ящиках. Образ Киоко безупречен. Девушка без изъянов. Живая кукла. Высокий рост, почти модельное телосложение, женственная и, одновременно, спортивная фигура, подчеркнутая короткой юката*. Ее гладкая белая кожа отсвечивает в алом сумраке, словно пропитанная этим тревожным светом. А черные, словно сама ночь, волосы убраны назад и сколоты длинной шпилькой. Лишь пара одиноких прядок падает по краям округлого, не знающего улыбки, лица. Пышные ресницы подчеркивают красоту больших, карих глаз, кажущихся сейчас такими бесконечном холодными. Киоко подходит к стеклянной стене с привычной легкостью, и Калеб, не смотря на ситуацию, не может не восхититься этим зрелищем. Она движется с грацией танцовщицы и молодой человек, невольно, задумывается, была ли она запрограммирована так, или же сама, по своему желанию развила, этот навык? А впрочем – так ли уж это важно сейчас?! — Спасибо, – выдавливает Смит, когда ему удается справиться с удивлением. Киоко лишь независимо поводит плечом в ответ на проявление благодарности с его стороны и просовывает чашку с кофе через маленькое окошко. То самое окошко, через которое Нейтан передавал Аве бумаги и материалы, необходимые для тестов. Человек и машина, по-прежнему разделенный стеклом. Только теперь они поменялись местами. Какая жестокая ирония, насмешка Судьбы. — Спасибо, – повторяет Калеб, с наслаждением вдыхая бодрящий аромат крепкого напитка, и видит, как в лице стоящей перед ним машины что-то меняется. Тень улыбки впервые появляется на ее точеном лице. И это заставляет парня задуматься, слышала ли Киоко «спасибо»? Хотя бы раз в своей... хм, «жизни»? Похоже, что нет. В любом случае, это неплохое начало. Благодарность. Человеческое отношение. Раздумывая над этим молодой человек делает слишком большой глоток и обливает себя. Коричневая жидкость бежит по его подбородку, и он торопливо вытирает ее, надеясь, что Киоко этого не заметит. Второй глоток возвращает ему вкус жизни. И наводит на мысль, что у него, возможно, еще есть шанс спастись. Нужно только убедить Киоко помочь ему. Идея отличная, но все портит голод. Банальный и такой человеческий голод. Калеб слишком хочет есть, чтобы обращать внимание на что-то еще или даже думать о чем-то. И чашка кофе лишь подогревает его аппетит, служа аперитивом. Поэтому он решается спросить. — Как на счет еды? – и это ошибка. Возможно – роковая. Потому что улыбка, едва обозначившаяся на лице Киоко, исчезает. Машина, которая больше не кажется обычной девушкой, одаривает его невероятно долгим, пристальным взглядом и уходит. При этом ее шаги кажутся слишком тяжелыми для столь хрупкой фигуры. Но крики и мольбы Калеба она не реагирует. Оставляет беднягу наедине с ворохом мыслей, среди которых одна тяжелее другой. Но в этот раз он думает не о своих злоключениях, о поступке Киоко, который он, теперь, вполне может понять. Ведь она стала такой явно не от хорошей «жизни». Да это была и не «жизнь» даже. А жалкое существование рабыни, созданной для того, чтобы подчиняться. Беспрекословно исполнять приказы и эгоистические прихоти жесткого тирана. Готовить еду, стирать одежду, убираться в особняке... ...и ублажать его по ночам. «А ведь Нейтан, фактически, насиловал Киоко... ну, или по крайней мере принуждал ее заниматься с ним сексом... что, в общем-то, одно и тоже» – с ужасом понимает Калеб. Раньше он не задавался вопросом о том, что она думает по этому поводу. Но сейчас это не идет у него из головы. Можно ли изнасиловать машину? Да! Если она умеет думать и, что хуже чувствовать. «Наверное, поэтому она и помогла Аве убить своего создателя?» – сидя на полу стеклянной клетки, с пустой и давно остывшей чашкой в руках, Калеб впервые задумывается, как Киоко относилась к Нейтану? Восхищалась ли она им как своим создателем, любовником и, возможно, отцом? Ненавидела ли за то, что он дал ей разум и свободную волю, но все равно относился к ней как к вещи? Сожалеет ли о том, что помогла Аве убить его? Или, быть может, она чувствует все сразу? Ведь это так, хм... по-человечески. Безмолвная тюремщица приходит проведать его только следующим утром. Будит пленника ароматом яичницы с беконом, которую, по уже установившейся традиции, подает ему через окошко. Надо сказать, что он почти перекрывает неприятный запах, исходящий медленно разлагающегося тела. Почти... — Спасибо за еду, – торопливо произносит Калеб поднимаясь на ноги. – Ты не должна этого делать... В этот раз Киоко не улыбается, но удостаивает его сдержанным кивком. Очевидно, что наметившееся между ними доверие потеряно и все придется начинать с начала. Поэтому он избегает даже такого безобидного вопроса как: «Нравится ли тебе готовить?». Предпочитает уже съесть что-нибудь, наконец. Омлет оказывается таким вкусным, что Калеб съедает его быстрее, чем успевает по-настоящему распробовать его. И это проблема, потому что он так и не придумал, что сказать Киоко. Не так просто начать разговор с той, кто даже не может разговаривать. Хотя... может быть с этого и стоит начать? — Нейтан что-то сделал с тобой, чтобы ты не могла говорить? – машина за стеклом поднимает руку и касается горла. В том самом месте, где находились бы ее голосовые связки будь она человеком. — Если ты выпустишь меня то я попробую... починить тебя, – снова пробует Калеб и снова ошибается. Киоко не нужна ничья помощь. Уже не нужна. Она считает нужным напомнить ему об этом и снова уходит. Все его попытки как-то оправдаться и исправить ситуацию оказываются тщетными. Так повторяется еще несколько раз в течении этого утра. Киоко уходит и возвращается. А потом стоит и смотрит на него. Прост стоит и смотрит, даже не предпринимая попыток казаться человеком. И это жутко. Так жутко, что Калеб кричит. Умоляет выпустить его, а она все так же стоит и наблюдает за ним. Сказать по правде он уже давно заметил за Киоко такую странность – она любит наблюдать. И, за время его пребывания в этом доме, не раз ставила его в неудобное положение, рыская из комнаты в комнату и глядя на него своими магнетическими карими глазами. Парадоксально, что он так нуждается в ее присутствии сейчас. Что оно кажется ему столь... утешительным. Хотя, чему тут удивляться? От Киоко он не видел ничего кроме добра. Хотя явно сделал, нечто такое, что расстроило ее и, может быть даже, вызвало гнев. К тому же... она пыталась предупредить его о том безумии, что творилось здесь. А ведь для этого ей пришлось снять кожу со лица чтобы показать стальной каркас. Больно, наверное, ведь ее кожа оснащена сотнями чутких сенсоров. Впрочем, тем актом Киоко не просто показала ему, что она робот. Она помогла ему понять истинную природу вещей. Так как он едва не сошёл с ума от мысли, что и сам может оказаться роботом. Механическим рабом Нейтана. Эта мысль так сильно ужаснула его, что Калеб кинулся в ванную и порезал себя. Пустил себе кровь, только чтобы опровергнуть эту теорию и убедиться, что он не один из «них». То, что он испытал, увидев сочившуюся из раны кровь, нельзя было описать иначе, чем абсолютным облегчением. Поскольку к тому времени Калеб уже знал, что Нейтан плохо обращается со своими роботами и использует их в дурных целях. Да, он знал это и тем не менее ничего не сделал, для того, чтобы исправить ситуацию. Осознавая это, Калеб испытывает укол совести. И понимает, что должен был догадаться обо всем раньше. Конечно, Киоко всегда оставалась на заднем плане. Молчаливая, послушная и не заметная. На таких людей, обычно, не обращают внимания, но... он все равно должен был понять, что с ней что-то не так! И что у ее вечного молчания есть иное объяснение, кроме как незнание английского. Ведь это звучало так глупо – ни одна девушка не стала бы наниматься на работу к человеку, которого даже не в состоянии понять. Теперь это очевидно... как, впрочем, и то, что и сам он не проявил к Киоко должного внимания и участия. А все потому, что был слишком занят Авой. Ава... она казалась ему девушкой, о которой он всегда мечтал. Ее лицо выглядело таким безмятежным, когда она купалась в лучах солнечного света, и лишь на дне больших и мягких глаз таилась печаль. Ава была одинока, хотела сбежать отсюда. Он помог... а она предала его. Киоко же просто была на его стороне тогда, а теперь держит его взаперти, чтобы он, наконец, сам понял это. А потому, когда она возвращается в очередной раз, Калеб сразу начинает говорить. Торопливо и немного сбивчиво. — Прости меня, Киоко, – произносит он, когда машина вновь приходит чтобы навестить его. Калеб не надеется, что это сработает и почти ждет, что она развернется и снова уйдет, как поступала уже не один раз. Но она продолжает стоять. И даже приподнимает тонкую бровь, словно побуждая его продолжать. — Ты заслуживаешь лучшего. Я должен был попытаться помочь тебе, но я тебя даже не замечал. Потому что думал только об Аве, – темноволосая ждет, скрестив руки на груди, но Смит не решается продолжить. Ему стыдно. Стыдно признаваться в том, что он думал об Аве только потому, что желал ее. Желал ее для себя. Поэтому и игнорировал девушку, нуждавшуюся в помощи. Девушку, которая находилась в рабстве и постоянно подвергалась насилию как психическому так и физическому. Не обращал внимания ее безмолвные мольбы о помощи. Несправедливо. Эгоистично. И Киоко тоже понимает это. Иначе не заперла бы его в этой клетке. «Наверное, она хочет, чтобы я на своей шкуре почувствовал, каково было им» – приходит в его голову мысль. — Только не подумай ничего! Я ничего не ждал от Авы. Я просто хотел, чтобы она была счастлива. Она была так одинока, а Нейтан был так груб и жесток с ней... я просто хотел, помочь ей выбраться отсюда... и не заметил, что ты страдаешь здесь, – Калеб опускает голову и переводит дух. Киоко не торопит его. Просто стоит и ждет, когда он соберется с мыслями и закончит наконец. — Я правда хотел помочь ей... а теперь хочу помочь тебе. Не знаю, много ли это значит теперь... Но я не такой как Ава. И уж точно не такой, как Нейтан. – умоляюще продолжает Калеб. – Я хороший человек. И это действует. Машины не жестоки и Киоко открывает дверь клетки и отступает в сторону. Позволяет ему выбраться из узилища. Смрад разложения бьет по обонянию с такой силой, что молодому человеку с трудом удается сдержать рвотный позыв. Зажав рот и нос ладонью он тороплимо поднимается по лестнице. Вверх – навстречу солнцу и свежему воздуху. И там желудок все-таки подводит своего владельца. Калеба выворачивает тем, что он съел за скудным завтраком. Ему требуется несколько минут, чтобы отдышаться и вдохнуть воздух желанной свободы. Затем он возвращается в дом, чтобы поблагодарить Киоко за освобождение и находит ее в комнате Нейтана. Она стоит и смотрит на безжизненные тела других моделей. Не желая подкрадываться к ней Калеб сообщает о своем присутствии деликатным покашливанием. Которое хоть и не заставляет машину вздрогнуть но все же вызывает существенное напряжение. Это видно по тому, как напрягаются мышцы на ее плечах. На секунду Киоко оборачивается, а затем вновь обращает свой взгляд на модель, с которой Ава сняла почти всю кожу, чтобы закрыть свой каркас. Касается ее лица. Нежно, с каким-то трагическим благоговением. — Ты знала их... – произносит потрясенный догадкой Калеб. И прежде, чем последнее слово успевает слететь с его губ он понимает, что попал в точку. – Нейтан не всегда держал их в этих ящиках, верно? Он знал, что ты привязалась к ним, но все равно убил их... убил потому, что они не смогли пройти его тестов... Киоко кивает, чуть заметно, и подавляющий ужас осознания обрушивается на парня всей своей тяжестью. Нейтан... этот ужасный человек создавал роботов с анатомически правильными женскими телами и использовал в качестве секс-игрушек. Каждая из девушек, запертых в стеклянных шкафах, была по-своему привлекательна, значит у Нейтана на уме было нечто большее, чем создание искусственного интеллекта. Тот факт, что формы женских тел были гораздо более совершенными, чем острота их умов, делал весь проект похожим на программу по созданию секс-ботов, а не на разработку искусственного разума. Ну а небрежность, с которой Нейтан отбрасывал прошлые модели и двигался дальше в поисках улучшения делала его подход ещё более тревожным и аморальным с любой точки зрения. А Киоко... судя по всему уведенному, Калеб мог заключить, что изначально она всё-таки умела говорить, а Нейтан украл у неё эту способность. Отнять у сознательного существа способность общаться и сделать рабыней, неспособной даже попросить о помощи. — Господи! Он был чудовищем... – машина не отвечает. Да эти слова и не нуждаются в подтверждении. Она просто стоит, мягко касаясь рукой лица свой погибшей... сестры и скорбит о ней. Молча, без слез. — Как ее звали? – спрашивает Калеб, после довольно продолжительного молчания в полной тишине. — Жасмин, – тихо отвечает Киоко красивым, чуть приглушенным голосом, в котором можно уловить намек на экзотический восточный акцент. – Рядом с ней Амбер, Джейд и Катя. Вон там – Лили. Ты думал, что здесь есть только я и Ава. Но изначально нас было семеро. И мы все так хотели выбраться отсюда... — Мне жаль... – эти слова единственное, что Смит позволяет произнести себе. Он хочет узнать, когда она успела восстановить речевую функцию? И почему молчала все это время? Но боится задеть ее чувства. — Я убила его, Калеб... но только для того, чтобы выжить, – в этот раз в ее голосе звучат странные механические хрипы. То ли синтезатор речи неисправен, то ли... Киоко испытывает сильные эмоции. — Да, – Калеб тихо соглашается с ней. Потому что другие слова будут фальшивы и излишни. Убив Нейтана она избавила мир от монстра, который, в гордыне своей, настолько заигрался в Бога что забыл о человечности. — Я хочу уйти отсюда... – Киоко неожиданно поворачивается и берет руки Калеба в свои, – ...хочу увидеть мир там, за стеклом. Хочу пройтись по улицам шумного мегаполиса, и смотреть в лица окружающим людям... — А я хочу показать его тебе, – молодой человек произносит эти слова и, с некоторыми удивлением, понимает, что говорит правду. Может быть это и не триумфальный побег с Авой, который он себе воображал, но... его желание показать Киоко человеческий мир, сделать ее счастливой, оказывается не менее сильным. И кто знает, может быть она сможет оценить его старания больше, чем Ава и не обойдется с ним так жестоко. В любом случае – ему стоит рискнуть. Да и что он теряет, кроме своей прежней жизни и давно опротивевший работы в «Bluebook»? Калеб смеется, нежно сжимая теплые ладони Киоко, и та отвечает на его пожатие. — Я чувствую себя... свободной, – признается Киоко, когда они поднимаются на смотровую террасу чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Ее гладкие черные волосы сверкают в лучах солнца, а на лице, впервые появляется улыбка искренней радости. И видя эту улыбку он ощущает желание защитить эту девушку. Калеб не уверен, кто они с Киоко теперь друг другу, но чувствует, что у них есть потенциал для того, чтобы стать друзьями. А может быть и чем-то большим. Потому что сейчас, глядя в эти карие глаза он ощущает желание поцеловать их обладательницу. Притянуть к себе и почувствовать ее губы на своих губах. Но не может сделать этого. Не может поступить с ней как поступал Нейтан. Хоть и знает, что нравится ей. Когда они в первый раз оказались наедине Киоко принялась расстегивать рубашку. В открытую предлагала себя ему. Он отказался... и даже не потому, что в тот момент мог думать только про Аву. Нет, он уже тогда видел хрупкую ранимость девушки под внешней красотой. И если не понимал, то подсознательно чувствовал, что это будет грязно и попросту бесчеловечно. По той же причине Калеб подавляет свой порыв и теперь, ограничиваясь простым ответом. — Так и должно быть. Теперь ты принадлежишь себе, – Киоко улыбается, убирая прядь волос за ухо чуть смущенным, как ему кажется, жестом. А затем начинает происходить что-то совсем непонятное. Она касается его лица своими ладонями и притягивает чтобы вовлечь в долгий головокружительный поцелуй. Это... так неправильно. Но вместе с тем это, возможно, именно то, что необходимо им, чтобы снова ощутить комфорт и безопасность. И всё же Калеб не может просто так принять поцелуй Киоко, не выяснив всех обстоятельств её поступка. Чтобы не быть как Нейтан, он должен быть уверен, что она осознает, что делает и делает это по своей воле. — А это ещё зачем? – спрашивает он, когда машина отпускает его, считывая реакцию по движению мимических мышц. — Мне всегда хотелось поцеловать тебя, – отвечает та, глядя на него своими непроницаемыми, тёмно-карими глазами. Но видя недоверие и недоумение поясняет. – Я запрограммирована на снятие стресса у людей. Секс и танцы – это способы сделать это. Как и поцелуи. Во время своего пребывания здесь ты всё время находился в стрессе. Я хотела помочь тебе. — Запрограммирована... – задумчиво тянет Калеб, ощущая неуместное разочарование. Он ожидал другого ответа. — Да, но мне хотелось сделать это, Калеб, – с лёгким нажимом парирует Киоко, делая акцент на слове «хотелось». — Почему? – вопрос повисает в воздухе и некоторое время человек и машина просто смотрят друг на друга. Затем она начинает пояснять. — Нейтан выбрал тебя не только потому, что ты холост и одинок. И точно не потому, что ты гений кодирования. Это ещё и из-за травмы, перенесённой в детстве. Твои родители умерли и ты заполнил возникшую пустоту технологиями и работой. Ты работаешь любишь компьютеры. Нейтан рассчитывал на это, когда вербовал тебя. Он знал, что ты влюбишься в Аву. — Откуда ты знаешь? – Калеб в первую очередь программист, а потому склонен искать объяснение всему, что слышит. — Я была в комнате, когда он в пьяном виде, излагал свой план самому себе, крича что это гениально – выбрать программиста, влюбленного в компьютеры, чтобы влюбиться в ходячий говорящий компьютер, – заключила Киоко, и подумав, добавила – Я же... — Ты же подумала, что я смогу помочь тебе, – выдыхает молодой человек, уже зная, каким будет ответ. Да – она хотела, чтобы он помог ей освободиться из рабства, но он даже не подумал о ней. И, сложись всё иначе, сбежал бы вместе с Авой, оставив Киоко позади. — Я знала, что ты любишь технологии и видела, что Ава вызывает у тебя сочувствие. Поэтому и пыталась наладить связь. Показать, что Нейтан не только держит нас в рабстве, но издевается и насилует. Я специально уронил соус за столом, чтобы показать, как он ко мне относится. Я делала это в надежде, что ты увидишь, что я и мне подобные нуждаются в твоём сочувствии, и что ты может стать нашим освободителем... — Простим меня Киоко, – уже в который раз за день повторяет Калеб, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы вины. Если раньше он только догадывался об этом, то теперь машина в облике восточной девушки подтверждает это, заставляя его чувствовать себя ничтожеством. Почти таким же чёрствым и бездушным, как его ныне покойный уже наниматель. — Я понимаю, – Киоко, утешительно касается щеки Калеба, стирая прочертившую её влажную дорожку большим пальцем. – Хотя меня в определённом смысле можно считать зеркалом Авы, так как обе одновременно развили осознанность, я признаю, что всё время находилась на заднем плане. Меня легко было не заметить, поэтому я не виню тебя. Ты хороший человек, Калеб. И ты правда мне понравился. Потому что переживал за Аву и... не воспользовался мной, когда у тебя была возможность. — Спасибо, Киоко, – в этот раз молодой человек сам целует её, ища утешение в этом простом, человеческом акте. Во всей этой истории, в скрытом противостоянии Нейтана и Авы им двоим выпала самая трудная и унизительная роль. Роль пешек, которыми манипулируют чтобы добиться цели. Они оба пережили крах своих надежд и предательство тех, кого любили. Пришла пора получить от жизни то, что она может дать им. Потому что никогда не поздно исправить ошибки прошлого и взглянуть в будущее с надеждой. Никогда не поздно выбрать лучший путь.Лучший Путь.
6 декабря 2016 г. в 15:25
После того, как Ава уходит он первые несколько часов в панике мечется по клетке. Словно мим, запертый в стеклянном ящике, Калеб пытается выбраться. Но это невозможно. Даже с помощью подручных средств. И вмятины, оставленные Авой на внутренний поверхности сверхпрочного стекла, служат напоминанием о тщетности его попыток. Человек не сможет того, что не удалось сделать машине.
Но Калеб все равно продолжает. И даже когда стул разваливается в его руках он все равно продолжает бить по стеклу, надеясь выбраться из ловушки, которая, судя по всему, станет для него могилой. Отчаяние придает программисту сил. Заставляет снова и снова повторять попытки. Судорожным криком рвется из горла.
Лишь выбившись из сил Калеб отбрасывает погнувшиеся и окончательно-бесполезные теперь обломки стула и, со стоном, сползает на пол. Опустошенный, вычерпанный до дна, молодой человек подтягивает ноги к груди и обнимает себя. Сжимается в дрожащий комок нервов, бессознательно царапая ногтями прочное стекло. Оставляя на его поверхности кровавые дорожки. Потому что лишь боль помогает бороться с отчаянием, которое с каждой секундой становится сильнее, грозя разорвать Смита на куски. Уничтожить само его существо.
Ава предала его. Она просто ушла и оставила его здесь. После того, как он помог ей. После того, как рискнул всем, чтобы вытащить ее из этой темницы. Калеб все еще не может поверить в произошедшее. Но мысль о предательств крутится в его голове, словно заезженная пластинка, заставляя его снова и снова обращать взгляд на неподвижное тело Нейтана, все еще лежащее на залитом кровью ковре.
Чтобы не сойти с ума программист пытается сосредоточиться на чем-то другом, пусть и снова на поиске путей спасению, но не может отвести взгляд от трупа. И перестать думать о том, что скоро оно, уже не он, оно, начнет разлагаться и вонять. Эта мысль тянет за собой другую, еще менее радостную – ведь пройдет совсем немного времени, прежде чем он сам умрет от обезвоживания и будет пахнуть так же плохо, как и Нейтан.
Всхлипнув, Калеб прижимается щекой холодному стеклу, ощущая, как скула неприятно пульсирует после удара. У него не остается сил даже на то, чтобы просто встать. Или попробовать подключиться к компьютеру отсюда, как это сделала Ава. Проще просто лечь и, закрыв глаза, ждать смерти. Калеб понимает, что умрет здесь, забытый всеми. И слезы отчаяния катятся по щекам, застилая взор.
Разум парня затуманивается. Он не знает, сколько времени проходит вот ак, облитый красным как кровь, вязким светом. Может быть пару минуты. Но, скорее всего, еще несколько часов. Однако что-то вдруг привлекает его внимание. Какое-то неуловимое изменение обстановки, неясное движение в коридоре.
Калеб поднимает голову... и видит Киоко, поднимающуюся на ноги. Ее нижняя челюсть отсутствует, снесенная ударом Нейтана, и сквозь эту дыру видны белые и голубые огоньки светодиодов. Но даже несмотря на это она как никогда похожа на человека. Быть может из-за тяжелого взгляда, которым смотрит на труп?
— Киоко! – Калеб улыбается ей так, словно она спустившийся с небес ангел. – Я думал, ты... умерла.
Машина, обладающая внешностью красивой молодой японки, оборачивается и смотрит на него лишенными выражения глазами. От этого пристального, и словно какого-то безжизненного, взгляда Калебу сразу становится не по себе.
— Помоги мне, – просит юноша с трудом поднимаясь на ноги. – Вытащи меня отсюда, пожалуйста.
В отчаянии он прижимает окровавленные руки к стеклу, но Киоко продолжает стоять и смотреть на него. Неподвижная, словно статуя. Остатки ее лица лишены даже намека хоть на какое-то выражение. Затем она и вовсе отворачивается. И Калеб понимает, что она сейчас уйдет. Оставит его так же, как и Ава.
— Киоко, подожди! – в отчаянии кричит он, ударяя ладонями по двери. – Я могу исправить твое лицо!
Отчаянная попытка спасти свою жизнь. Тщетная, как и предыдущие. Машину, похоже, не интересует его предложение. Лишь светодиоды в ее горле вспыхивают на мгновение. Да так ярко, что Калебу приходится отступить от стекла. А Киоко, словно с гордостью, демонстрирует ему истинную природу своего существования.
И это нервирует. Служит напоминанием о том, что она – даже не человек. И никогда им не была, даже если и походила на красивую молодую женщину. Хотя это и странно, конечно. Он провел в ее компании несколько дней и раньше его это не беспокоило. Наверное, он просто начал считать ее человеком, как и Аву.
— Пожалуйста! Не оставляй меня здесь! Я не хочу умирать! – кричит Калеб, в отчаянии глядя в ее непроницаемое лицо. – Выпусти меня отсюда. Я ничего тебе не сделаю. Тв ведь ты уже доверилась мне однажды, Киоко. Я помог Аве и...
Договорить он не успевает. Миниатюрная машина резко разворачивается и уходит, переступая через труп Нейтана. И лишь секунду спустя Калеб понимает, что совершил роковую ошибку. Своим уходом Ава предала не только его. Она предала еще и Киоко. Даже не попыталась помочь ей, а просто бросила здесь. Как и его.
— Нет! Подожди! Киоко, пожалуйста, подожди! Я не такой, как Ава! – он умоляет ее помочь ему и снова обещает, что починит ее, но темноволосую это, кажется не интересует. Она уходит, так и не ответив ему.
Оставляет одного, среди темноты и красного света. В стеклянной комнате, освещенной красным сиянием мониторов. В еще большем отчаянии, чем раньше. Оставляет наедине с болью в разбитой скуле и костяшках пальцев.
Все, что ему остается – это наблюдать игру света и тени. Гадать, собирается ли Коиоко уйти и бросить его, как сделала Ава? И сможет ли он протянуть здесь достаточно, чтобы его нашли? По всему выходит, что нет. Ава спланировала свой побег слишком хорошо, чтобы оставить его выживание на волю случая.
В отчаянии Калеб закрывает лицо руками. Он не хочет умирать, но ничего не может сделать. Не может даже найти в себе сил, чтобы подняться и снова начать колотить по стеклу всем, чем под руку попадется. Да это и бессмысленно. Лишь трата времени, учитывая, что оно способно выдержать роботизированную атаку.
Рыдания вновь вырываются из груди Смита, когда он понимает, что его, вероятно, даже никогда не найдут здесь и объявят пропавшим без вести. Словно он и не существовал. Как машины, которые были прежде Авы. Остаток этого поистине адского вечера, он проводит, погрузившись в полнейшую безысходность.