Излишняя забота

- Что тебе положить? Салатик или котлету? - участливо поинтересовался Россия, подкладывая себе еще картошки. Кику вымученно икнул и погладил под столом уплотнившийся живот, в котором чувствовалась тугая неприятная тяжесть. Обычно удобный и совершенно не обтягивающий спортивный костюм теперь не очень сильно, но натянулся на пузе, сдавливая его. Японец всегда старался быть умеренным во всем, а в еде - особенно, но увы: стоило ему поселиться в одном доме с русским, как об умеренности тут же пришлось забыть. Иван почему-то обозначил его едва ли не дистрофиком и, то ли от доброты, которую некуда было приспособить - Союз-то распался давным-давно - то ли от природного садизма счел своей жизненной миссией откормить Кику, как следует, к чему с первого же дня и приступил. Мнение Японии же, конечно, никто не спрашивал. - Клади салат... - как бы японец не объелся, не признать, что готовит Россия и вправду вкусно, он не мог: это было бы враньем. Иван же от всей широты своей русской души набухал ему полтарелки. - Ох, нет, столько я не съем... - Это что за разговоры? А ну давай, чтоб чистая тарелка была, а то еще положу! - да, к отказу от еды блондин относился как к личному оскорблению, и Кику ничего не оставалось, кроме как, тихонько ойкнув от боли в желудке, взять в руки вилку и вновь приступить к еде. Он старался запихивать салат в рот большими порциями, чтобы побыстрее закончить. Россия умиленно наблюдал эту картину, попивая чаек с тортом, заедая бутербродом с колбасой. Кое-как доев, Япония откинулся на спинку стула и, обеими руками схватившись за еще больше натужившийся и выпирающий живот, болезненно выдохнул. Внутри что-то бурчало, дышать от переполненности было тяжело, и если бы сейчас мужчине резко потребовалось встать, он не был уверен, что смог бы это сделать. Все, чего ему сейчас хотелось - лечь на кровать брюхом вверх и страдать в свое удовольствие, но Ивана было не переубедить: он снова поставил перед японцем полную тарелку жареной картошки, к которой так же прилагался огромный по понятиям Кику кусок мяса и великодушно разрешил закончить на этом. Однако для Японии даже этот "последний рубеж" представлялся непреодолимым - выпирающий живот, казалось, тяжелел и становился круглее и туже с каждой секундой, утробно урча и угрожая лопнуть. Японец обхватил его обеими руками, чувствуя, как переполнено все внутри. Россия же тем временем доел свою порцию и занялся мытьем посуды, и его мелькающий по кухне силуэт напомнил Японии о том, что лучше побыстрее закончить и уйти к себе в комнату. Наклонившись к столу за вилкой, он случайно надавил на живот - совсем немного, но внутри так забурлило, что Кику всерьез испугался, что его вот-вот разорвет. Осторожно погладив раздутое пузо и дождавшись, пока все успокоится, он принялся за еду. Не успел он вдавить в себя и трети того, что было на тарелке, как живот пронзила резкая боль, в желудке что-то громко булькнуло, и без того уже напоминающее арбуз-переросток брюхо начало распухать еще больше. Япония застонал, представив, сколько времени живот будет втягиваться назад, а сокращения желудка - причинять дикую боль, но впихнул в себя еще полкотлеты и немалую охапку картошки. Он ел через силу, буквально проталкивая в себя пищу и постоянно поглаживая раздутый живот левой рукой. Наконец все кончилось - последний кусок был проглочен, и Кику, тяжко выдыхая и поддерживая руками живот, попробовал подняться. Не вышло. Иван, с усмешкой полюбовавшись его потугами, в конце концов соизволил помочь и отвел японца в спальню, мягко обхватив сзади ладонями ноющий живот и поглаживая его. Аккуратно сгрузив его на кровать, русский продолжил аккуратный массаж. Кику постепенно концентрировался на приятных ощущениях и переставал ощущать боль, понемногу засыпая. Последним, что он запомнил перед тем, как окончательно погрузиться в сон, он ощутил на губах легкий поцелуй...