Ревность
3 августа 2018 г. в 13:30
— Ты обижаешься?
Молчит — мрачнее тучи, вот-вот грозовые вспышки мелькнут, гром уши заложит.
Слов никаких не надо.
— Ты ревнуешь?
Постукивает недовольно по скамейке — сидим на вокзале, эдакое свидание на бегу, урывками по несколько минут из нашего плотного графика.
Моего плотного графика, будем честны.
Поэтому я и тереблю неловко серёжку, а второй рукой сжимаю лямку рюкзака — лишь бы не нервничать, не чувствовать себя виноватой во всех грехах сразу.
— Да, я еду не к тебе.
Молчание.
— Да, есть другие. Ты не единственный, ради кого я готова трястись в поезде добрые сутки.
Кажется, я слышу гром — недовольный его кашель, — и молния разве что не перед самым носом сверкает — лишь потому что глядит он упрямо не на меня.
Ужасно удобное свидание: длится недолго, одну стоянку поезда, меньше получаса, а если что пойдёт не так — всегда можно спрятаться в вагон, и попробуй меня оттуда выцепи, ха-ха.
— Но люблю-то я тебя одного.
Косится — обиженно и капельку удивлённо, но вполне охотно, вполне готов поверить. Однако мириться так сразу — не в правилах хорошей ссоры; поэтому он только косится.
А я, почуяв слабину, продолжаю — благодаря всех известных богов, что мы не переписываемся и я могу видеть реакцию здесь и сейчас:
— Ты сам об этом знаешь. С одним мы просто друзья — а то и вовсе учитель и ученик, странно звучит, но как есть, я не вру.
Будто уже и не косится, будто поглядывает нерешительно и требовательно, как надувшийся ребёнок: убеждай меня дальше, а я подумаю, капризничать или нет.
Не люблю такие отношения — но раз уж попала и раз уж, будем честны, нужны они нам обоим...
— А с другим вообще всё сложно. Но не любовь, точно нет, я это чувствую. А больше-то и нет никого. Или ты собираешься ревновать к друзьям детства?
Короткая усмешка — тоже грозовой разряд, но снисходительный, уже без капли обиды.
Я тоже усмехаюсь, даже руками развожу:
— Ну да, с одним из них только недавно нормально заобщалась, не ценила, что он, такой замечательный, около меня едва не с рождения крутится. Но всё равно друг детства, ничего это не меняет.
От грозы и следа не остаётся, даже мелкого облачка, и солнце сияет так, что я невольно закрываюсь рукой.
Кошусь на часы — время есть, минут пять так точно, всё я успею. Поднимаюсь, иду к вокзалу, сжимаю холодную ручку.
— Теперь-то позволишь войти?
И дверь распахивается навстречу, точно объятия.
Я сбегаю по ступеням, замираю в десятке шагов от центральной площади.
Город дышит в лицо тёплым ветром, заставляя щуриться, щекочет бритый висок.
Не обижается и не ревнует.
Всегда бы так.