Свет

Щелчок. Лязг металла об камень. Взрыв после восьми секунд томительного ожидания. Я никогда не смогу привыкнуть к этому. Возможно этому поспособствовал трагический случай, который приключился с моим товарищем ненароком стянувшим чеку с гранаты. Возможно зрелище представшее тогда передо мной так же повлияло на мою психику. Алая кровь, что текла у него из остатков брюшины и куски внутренних органов. Кишечник отбросило на четыре метра, а один из осколков, пробив диафрагму, попал в грудную полость и образовал там кроваво-красный салат из лёгких. Мне тогда тоже досталось. Контузия, да пара царапин и ничего более: его тело приняло почти все осколки. Разве только ночные кошмары в которых я переживал этот день снова и снова. Снова его звонкий смех, который моментами переходит в безжизненную перекошенную гримасу боли. Сейчас ты со своим другом ужинаешь варённым картофелем, а через пять минут становишься безмолвным свидетелем метаморфоз типа: "человек - каша". Я не смогу избавиться от этих воспоминаний. Воспоминания так дороги мне и так мне омерзительны.        Помню ещё один случай. Когда я был в учебке к нам привезли роту молодых зелёных солдат, которым несколько часов втирали речь про значимость патриотизма и героизма. Это сейчас (если кто-нибудь из них ещё жив), они понимают, что их мотивировали на убийства и антигуманистические преступления, а тогда они с превеликим удовольствием глотали этот бред и довольно улыбались не чувствуя привкуса говна во рту. Но я отвлекаюсь. Речь пойдёт об одном идейном товарище, посмевшем воспротивиться сиим речам. Своими возражениями и словесными философскими опусами тот бойкий солдатик взял себе билет в один конец прямиком на другой свет. Его завели в казарму и моментально после закрытия двери нанесли ему удар в затылок. Этим громилой, нанёсшим удар, был я. Я и несколько моих крупных товарищей ласкали его тело подошвами наших сапогов. Ласкали так, что после очередной порции нежности и любви у него лопнул глаз. Затем изо рта полилась кровь тёмного цвета. Но это нас не остановило. Мы решили прикончить его подвесив через двухъярусную кровать. Кое-как соорудив петлю из ремня, я накинул его на шею ещё совсем юного мальчика и ,попросив своих амбалов зафиксировать его ноги, начал изо всех сил перетягивать конец ремня через кровать. Он мучился несколько минут и за это время мышцы его прямой кишки расслабились и физиология сделала своё вонючее и грязное дело. Останки этого юнца и продукт деятельности его кишечника подобрали новоприбывшие новички. Зачем я сделал это? Ослушайся я командования и на месте этого паренька оказался бы я, а жить-то хочется. Вернее... хотелось. Я больше не выживаю осознанно. Это происходит на инстинктах. Зачем это сделал именно я? Потому что (по мнению командира, разумеется), проявил мягкотелость отказавшись избивать своих безоружных сослуживцев во время тренировок железной трубой. Зачем мы сделали это с таким садизмом? Потому что нам это нравилось.        Кошмары. Каждую ночь мне снятся кошмары и я никогда не смогу от них спрятаться. Лица моих друзей, лица моих противников, лица тех невинных людей, которых я убил из корыстных целей. Под словом корыстные цели я имею в виду воровство и мародёрство. Я не забуду лицо той женщины (а вернее лишь глаза и нос, ибо рта её видно не было по некоторым причина), над которой надругался весь наш отряд. Я помню всё, что я сделал за время войны. И теперь я сидел в окопе в самой горячей точке фронта и сражался за свою жизнь. Я не могу жаловаться. Я осознаю, что заслуживаю этого, но как же порой мне не хватает спокойной размеренной жизни. Как же порой хочется расслабиться на тёплой мягкой кровати, а не на мешках в грязи окопа. Как же порой хочется вдыхать чистый весенний воздух, а не вдыхать аромат пороха круглосуточно семь дней в неделю. Как же порой хочется вновь стать человеком.