.itsorp

Безразлично тыкаю в экран телефона, посмеиваясь над людишками, пока сигарета тлеет в моих руках. Дым уходит через открытую форточку, через которую в замен залетает холодный, осенний ветер. На часах полвосьмого. Сегодня Андрей должен был пойти в универ, но он проебал все пары, сидя дома (кхм, в общем-то, как и обычно). Новое слёзное откровение от какой-то мокрощелки, как всегда без запятых и с хуевой тучей ошибок. Уебать бы ей с ноги, а то смотреть тошно уже. Не смотря на то, что я бесконечно зол на всё и вся, у меня сегодня какое-то особенно хорошее настроение: хочется либо ёбнуть водки, либо найти одуванчик посреди ноября, либо обнять тушу, лежащую в спальне. Вспоминаю, что этот долбоеб постоянно путается в одеяле и иду его укрывать. Простудится ещё, пидор. Негоже на спазмалгон и терафлю лишний раз деньги тратить. Сладкое сопение и похрапывание слышно ещё в коридоре. Улыбка сама по себе растягивается на всё моё кривое ебло, стоит мне лишь взглянуть на то, как он дремлет. Максимально тихо стягиваю с него одеяло, проделав несколько распутывающих его конечности движений и снова укрываю, на что он недовольно мычит, закрывая лицо ладонью. Пристраиваясь рядом, я крепко стискиваю его руками и удивляюсь тому, что он до сих пор не проснулся и не послал меня нахуй. —Ты, может, уже пойдёшь нахуй, а? Проснулся. Обнимаю ещё крепче, давая понять, что никуда не уйду. —Эх, бесишь ты меня, когда так делаешь. —Прости. —Я не в самом хорошем настроении, —пытается высвободиться. —Юр. —Прости. Вместо того, чтобы отпустить его, ведь по еблу он вполне мне может дать, я ложусь на него всем телом и кладу голову на грудь. —Юр, ну, правда, хватит. —Прости. Вздыхает. Что же ты сделаешь дальше? Ударишь меня? Поцелуешь? Даже не знаю, чего от тебя ожидать. —Юра, блять! Ты можешь встать с меня?! Заебал уже! —Заставь меня. Прости. Давай, сбрось меня с кровати и пни в живот, коснись шеи, укуси, сделай уже что-нибудь. —Зачем ты извиняешься? Тебе, блять, сложно просто отпустить меня? —Зай, мне похуй. Прости, пожалуйста. Тебе, наверное, кажется, что я уже окончательно съехал, но нет, просто мне скучно. Я вижу, что он уже закипает. Давай, покажи, как ты меня ненавидишь. —В последний раз говорю, встань, пожалуйста, Юр. В этот раз я промолчу. —Ты там не сдох? На самом деле, лучше бы сдох. Пауза не даёт Андрею остынуть. Он грубо толкает меня и я через пару мгновений уже валяюсь под письменным столом. —Прости. —Да за что прощать-то?! Ты совсем уже сдурел?! —Я хотел, чтобы ты ко мне прикоснулся. —вытираю слёзы с лица тыльной стороной руки. —Тебе попросить было сложно?! Прикоснулся, блять! —с грохотом толкает стул в стену. —Тебе, может, переебать, чтобы ты удовлетворился, а?! —его разъярённый взгляд прожигает меня, венка на его правом виске интенсивно пульсирует. —Андрей, прости. Я глупо поступил, правда. —Пиздец ты вовремя это осознал! —гневно жестикулирует. Впрочем, как всегда. —Хотел он, чтобы я к нему прикоснулся! Ты, блять, доводишь меня такими действиями, словами и прочим! Его блядский крик заставляет меня зажмуриться и представлять себе что-нибудь другое, абстрагироваться, заткнуть уши и забыть, но Андрею это явно не нравится. —Чего же ты не хочешь меня слушать? А-а! Тебе же прикосновения нужны были, да? Прости, прости, сейчас прямо к ним и перейдём! —хватает меня за поло и поднимает с пола, сопровождая все это ударами в живот. Я стараюсь не хныкать и вообще не воспроизводить никаких звуков, что плоховато получается. Следующий удар приходится в скулу, после в глаз и, когда он хотел сломать мне нос, то промахнулся и задел только переносицу, что не помешало начавшемуся кровотечению. Интересно, если он всё-таки убьёт меня нахуй, то это будет считаться за суицид? Ведь я его сам довёл до мордобоя. А, хотя, кому я сдался? Никто даже не заметит, если так подумать. После последнего тумака по лицу я валюсь на пол и Андрюша начинает пинать меня в живот. Больно и страшно, конечно, за свою сучью жизнь, но как я его остановлю? Стены и пол густо запачканы моим гемоглобином. Он с шумным дыханием уходит, оставляя мою изувеченную тушу валяться на холодном паркете. Ни желания подняться, ни рвения тоже надавать ему у меня нет. Хочется продолжить валяться здесь калачиком и беззвучно плакать. Может, он перекурит и продолжит? Нет, он уже закончил. Не без труда отдираю своё ебло от пола и, хромая от схватившей ногу судороги, ковыляю в ванную, где он умывается и, кажется, проклинает себя. Зачем сожалеть о том, что уже сделано? Андрюша, стараясь меня не замечать, выходит, а я подхожу ближе к раковине, рассматривая кровоподтеки и уже успевшие появиться синяки. Прохладной водой и салфеткой смываю все это со своего лица. Костяшки сбиты от падения на кулаки, а не от драки, как можно было бы подумать. Почему-то хочется причинить себе ещё больше боли. Хочется кусать покрасневшие пальцы и душить себя обеими руками, резаться и биться об стену, кричать и винить всё на свете в том, что я влюблён в этого мудака. Я тебя люблю и ненавижу, хочу бить и целовать и ничего не могу с этим поделать. Хлопок входной двери свидетельствует о том, что он сходил в магаз за сижками и зашёл уже с одной из них в зубах, выслушав от тёти Гали с третьего этажа всякую поеботину о том, что она вызовет ментов и засадит его в тюрьму. Пирокинезис в тюрьме. Интересно. —Выходи. Кажется, я ослышался. —Что? —высовываю голову из проёма. —Выходи из ванной, пожалуйста. Я виноват в том, что у тебя ебло... Кхм, лицо расквашено и хочу помогая тебе, загладить свою вину, Юр. Выхожу и нерешительно придвигаюсь к Андрюше. Он усаживает меня на кухонный стол и целует в лоб, наклоняясь к уху. —Прости, —проводит по нему языком, —Прости, —опускается к шее, немного касаясь губами и носом, —Прости, —проделывает то же самое с другой стороны, —Прости, —целует в плечо, оставаясь на том же уровне дышит, —Пожалуйста. —поднимается к губам. Я слегка отстраняюсь и он говорит мне прямо в уста своим нежным шёпотом: —Прости. После этого следует протяжный поцелуй, в котором главенствует, конечно же, он.

***

—Ты не злишься, Юр? —Заткнись, Андрюш.