***
— Наша вечность боится одиночества, и с этим ничего не поделаешь. Ты уже пытался. — Можешь хоть сейчас не читать мне свои нотации? — раздражённо поморщился Шерлок. Братья неспешно прогуливались по огромной оранжерее, принадлежавшей младшему Холмсу, и Майкрофт полной грудью вдыхал упоительный аромат цветущих магических и обыкновенных растений. — Ну, в конце концов ты это понял. Это самое главное, — улыбнулся он, касаясь кончиками пальцев одного из крупных алых цветков, украшавших буйную поросль белого как снег плюща, спускавшегося по поручням лестницы, ведущей на второй этаж колдовской оранжереи. — Братец мой, не испытывай мое терпение, — предупреждающе прорычал Шерлок. — Даже и не думал, — честно ответил старший брат. — Просто хочу поздравить с обретением нового статуса. И пожелать терпения... — Спасибо. — ...Джону. Оно ему пригодится, — усмехнулся Майкрофт угрюмому взгляду, брошенному на него братом. — А тебе, дорогой брат, могу пожелать только поменьше умничать и выводить из себя своего будущего мужа. — Видит Мерлин, я не понимаю, что твой муж нашёл в таком занудном и напыщенном снобе, как ты. — Грегори. Его зовут Грегори, Шерлок, и ты прекрасно это знаешь, так что прекрати... Майкрофт сжал зубы и глубоко вдохнул, унимая привычное раздражение в груди. Он пришёл сюда отнюдь не ругаться и вовсе не хотел идти на поводу капризов и скуки Шерлока. Поднимавшийся по лестнице перед ним Шерлок недоверчиво замер и резко обернулся, выразительно приподняв бровь. Во взгляде глаз оттенка осеннего неба сквозь привычное безразличие проскальзывало тепло, которое Майкрофту столь странно было видеть после сотен лет ругани и разногласий. Подняв бровь в ответ, он прошагал мимо брата, бросая на ходу: — Я сейчас разрыдаюсь от твоего участия, Шерлок. — И как к тебе вообще можно проявлять нежные братские чувства? — едко спросил младший за спиной. — Например, под взглядом мамы на рождественском ужине. Она порадуется, — ответил Майкрофт, но уже теряя нить разговора, приближаясь к цели своего визита. Солнечные лучи сквозь высокий стеклянный купол оранжереи освещали огороженную от всех остальных растений грядку, на которой раскинулась густая зелень мохнатого папоротника. Майкрофт замер у невысокой ограды, пряча подрагивающие от волнения пальцы в карманы брюк, и постарался успокоить сбившееся на долю секунды дыхание. Среди пышной растительности к свету устремлялся одинокий маленький бутон, цвет которого ещё невозможно было понять. Рядом почти бесшумно остановился Шерлок. Майкрофт чувствовал кожей внимательный взгляд пронзительных глаз брата, и повернул голову, даже не пытаясь прятать отчаянную надежду во взгляде. — Он зацветёт в грядущее полнолуние, — тихо сказал Шерлок. — Ты уже говорил с ним? — Нет, — Майкрофт тяжело сглотнул, отводя взгляд. — Почему ты не сделаешь этого без его ведома? Так будет только лучше, каждому из вас, а твоему мужу — в первую очередь. — Поставь себя на моё место, Шерлок. Смог бы ты поступить столь эгоистично с Джоном, будь вы двое в этой ситуации? Шерлок спокойно выдержал почти обвиняющий взгляд. — Ты ищешь оправдания тому, что хочешь сделать больше всего на свете, и ждёшь, что я его тебе дам, — констатировал он. Майкрофт возмущённо выдохнул, а его светлые глаза потемнели от гнева. — Не обманывай себя, брат. Уж я-то знаю твою душу, как никто. И это не обвинение, я на самом деле понимаю, почему ты так этого жаждешь. — Это не ответ. — У меня нет ответа на самом деле, — вздохнул Шерлок, переводя взгляд на драгоценный бутон — венец роскошной коллекции редких растений, собранных в его оранжерее. — Вполне возможно, я бы не стал ставить Джона в известность, а потом... Потом уже ничего не изменишь, но если тому, кого любишь, станет лучше, то почему бы и нет? — А ты не думал о морали? — А ты часто думаешь о морали, когда твой муж начинает походить на тень, проводя без сна по несколько дней или мучаясь от кошмаров? — парировал брат. Майкрофт промолчал, прикрывая глаза в признании поражения в этом споре. — То-то же. Решать это только тебе. Ты лучше знаешь мужа, — с этими словами Шерлок пошёл прочь. — У тебя время до полнолуния. Обряд можно будет провести, лишь пока будет цвести папоротник.***
Вернувшись вечером домой, Майкрофт повесил пальто в прихожей и вдохнул пропитанный сладостью воздух. Улыбка родилась на губах в ту же секунду. Грегори снова притащил домой выпечку из кондитерской, что держала ведьма неподалеку от их жилища. Эта самая кондитерская имела потрясающую популярность как среди простых людей, так и среди магического населения Лондона, и Майкрофт не раз предупреждал об осторожности владелицу заведения. Но добродушная миссис Хадсон только отмахивалась от него, заявляя, что галлюциногенные бабочки не в запрете, и не она одна в мире во всю пользуется их свойствами. Майкрофт закрывал глаза на это небольшое нарушение договора и как-то даже имел из-за этого разговор с Охотником. Но Верховный Совет часто прощал мелкие нарушения ведьмами договора, если они не причиняли серьёзного вреда здоровью людей. — Миссис Хадсон тебя приворожила, признайся? — громко спросил он, снимая обувь и проходя в гостиную. — А вот и нет, — весело ответил Грег, поворачивая голову к вошедшему мужу, и озорно подмигнул. — Ты ведь и сам любишь её сладости. Майкрофт замер на пороге, равно как и замерло сердце у него в груди. Грег смущённо отвёл взгляд, но Майкрофт не стал прятать открытое восхищение в собственном взгляде, которым рассматривал растянувшегося на полу партнера. Перед камином, по настоянию Грега, который очень любил проводить вечера перед ним, были навалены волчьи шкуры, на густом мехе которых тот сейчас и устроился в одних только мягких домашних брюках. Отблески от огня игриво переливались на смуглой коже и отражались в тёмных глазах Грегори, притягивая партнёра к нему сильней, чем любое приворотное зелье. Майкрофт спешно скинул с себя одежду и, оставшись обнажённым, присоединился к супругу на полу. Грегори мягко вздохнул, устраивая голову на руке мужа и ощущая, как крепкое тело прижимается к нему со спины. Кожа к коже — и жар между их телами растопил внутреннее напряжение, когда Майкрофт обнял его поперёк груди и прижал тесней к себе, нежно целуя в шею. Грег подавил желание замурлыкать, когда тёплые настойчивые губы супруга стали прокладывать путь поцелуями от заветного местечка за ухом к плечу и обратно. Он просто прикрыл глаза, наслаждаясь лаской и вдыхая любимый запах леса, хвои и свежести, накрывший его с головой, стоило Майкрофту войти в комнату. — Нам нужно серьёзно поговорить, Грегори, — в перерыве между поцелуями прошептал мужчина в покрывшуюся мурашками от его дыхания кожу. Восхитительный аромат мяты, корицы и кофе хотелось вдыхать до бесконечности. Грег пах так почти всегда, насколько помнил Майкрофт. Уютом, домом, безопасностью и... беззащитностью. Обезоруживающей, откровенной, когда они столкнулись с ним в первый раз. И до сих пор Майкрофта искренне удивляла доброта и искренность во взгляде мужчины, прошедшего через ад на земле и сохранившего самого себя. Не позволившего чёрной тоске поглотить свою истерзанную душу и ввергнуть её в пучину отчаяния. Сила воли. Вот что в первую очередь бросалось в глаза при взгляде на Грегори. И то, как эта сила граничила с этой самой беззащитностью, убило любое желание Майкрофта наказать мужчину за содеянное. Он состоял тогда в Верховном Совете и должен был принять решение относительно того, будет Грег жить или умрёт. Несмотря на то, с каким усердием люди взялись истреблять ведьм в те страшные века, под карающий меч инквизиции всё чаще попадали невинные, обычные люди. Магический мир, вопреки вопиющей людской жестокости, продолжал соблюдать договор под внимательным надзором Охотника. И вот, как удар для них всех — массовое убийство в небольшом городке, совершенное казнимым колдуном. Какая ирония. В одной казни из сотен, наверное, люди не ошиблись, отправив на эшафот подлинного мага. Всплеск силы, убившей всех, кто был на городской площади, где тем вечером происходила казнь, был столь мощным, что его ощутили даже простые маги, не говоря о Верховных, тут же направивших в небольшой городок во Франции карательный отряд, созданный из тех членов Ордена, кто был в стране. Они добрались к утру. Войдя в город следом за Охотником, по несчастливой случайности сопровождавшим его тогда в поездке, Майкрофт поразился мёртвой тишине вокруг. Даже птицы облетали стороной это место, ставшее братской могилой. Ближе к центральной площади начались трупы. Люди лежали в беспорядочном хаосе, упав там, где их настигла вспышка. Лица замерли в предсмертном ужасе, а с искажённых ртов, казалось, вот-вот был готов сорваться панический вопль. Но это было лишь иллюзией. Глядя в остекленевшие глаза — женщин и мужчин, стариков и детей, Майкрофт, уже учуявший запах паленой плоти, навеваемый ветром с центральной площади, понял, что не испытывает и тени жалости к этим людям. Прикрыв глаза, Майкрофт окунулся в воспоминания полностью. Сердце, как и тогда, рвано застучало в груди, стоило совершенной памяти развернуть перед ним страшную картину. Прошли сотни лет, но даже мелкие детали того дня и всех последующих вспоминались без труда, словно это было вчера. Над городской площадью, неизменным местом аутодафе, витал серый дым и запах горелого мяса, исходивший от тел нескольких несчастных, привязанных к столбам. Поленья и всё ещё тлеющие угли от костров разметало повсюду, укрыв землю багровыми огоньками. Перед одним из столбов с привязанным к нему маленьким телом, принадлежавшим, без сомнения, ребёнку, раскачивался, стоя на коленях, обезумевший от горя мужчина. Майкрофт, сцепив зубы от ужаса перед представшей картиной, сделал несколько шагов вперёд по углям. Осознание того, что мужчина стоит среди обжигающего жара, раздуваемого ветром, и даже не замечает этого, погрузившись в своё горе, заставило задрожать даже его собственную душу. Охотник так же потрясённо замер позади него. Он слышал, как затихли его тяжёлые шаги. Стихли разговоры маленького отряда. Замер в скорбном ужасе, кажется, весь окружающий мир. Унимая дрожь от вскипающей ярости на людей внутри себя, Майкрофт подошёл ближе и присел на корточки возле мужчины, лицо которого скрывали покрытые сажей и ожогами ладони. На ступни и икры человека смотреть было и вовсе выше его сил, и Майкрофт буквально заставил себя отвести взгляд от страшных ожогов и волдырей на коже колдуна. Плечи мужчины вздрагивали от беззвучных рыданий. Майкрофт тяжело сглотнул вязкую, горькую, как воздух вокруг, слюну и осторожно коснулся плеча мужчины. Тот резко вздрогнул, осознав, что уже не один на месте казни, и отвёл руки от лица, поднимая его к Майкрофту. Взгляды встретились, и с того самого момента Майкрофт никогда и ни на кого больше ни разу не смотрел так. Сердце, до того грозившее проломить ребра, остановилось, воздух замер, загустел вокруг, погружая их двоих в абсолютный вакуум, замерли мысли, чувства, дыхание... Продолжая смотреть в тёмно-карие, полные слёз и боли, глубокие глаза, Майкрофт коснулся грязной щеки мужчины, стирая большим пальцем бегущую по ней слезу. Губы и подбородок мужчины дрожали, видно было, что он с трудом сдерживался перед помешавшими посторонними от желания до конца выплакать свою боль. Оплакать существо, которое любил всем сердцем. Приоткрыв рот, Майкрофт хотел было прошептать ему, что он в безопасности, но вовремя вспомнил, зачем их сюда послали. — Мне безумно жаль, — едва слышно выдохнул он. Хотя и понимал, что подобное горе не утешить никакими соболезнованиями. Мужчина часто моргал и несколько раз глубоко вздохнул, унимая слёзы, но те продолжали течь, прокладывая светлые дорожки по испачканным кровью и сажей щекам. Его покрасневшие глаза не отрывались от лица Майкрофта, и он ощутимо напрягся, когда за его спиной замерла угрожающе мощная фигура Охотника. Рядом с ним тенью в рясе скорбно застыл седовласый Долан, с откровенной жалостью смотревший на сожжённое дитя, привязанное к столбу. — Я знаю, кто вы, — хрипло прошептал мужчина и сглотнул, глядя на Майкрофта. В его голосе были слышны проглоченные слёзы, Майкрофт чувствовал это и был потрясён силой своего внезапного желания укрыть этого колдуна, спасти от расплаты за содеянное, спрятать от всего мира и позволить расплакаться в скорбной тишине. Майкрофт уже знал, что не ошибается в первоначальном суждении, когда заглянул в мысли колдуна, нарушившего договор. — Я готов понести наказание, — продолжил шептать мужчина, и Майкрофт понял, что говорить громче тот просто не в состоянии — сорванный от крика голос не позволит ему. — Прошу вас, только позвольте мне похоронить дочь, — мужчина сломался на последнем слове, запрокидывая голову к небу, и крепко зажмурился. Майкрофт моргнул, когда соприкосновение его ладони с колючей щекой мужчины закончилось от этого движения, и только тогда осознал, что касался его всё время до этого момента. Он поднялся, бросая полный горечи взгляд на обуглившееся маленькое тело, местами обгоревшее до белых костей, и обернулся к молчавшему Охотнику. — Он не виновен, Колдер, — твёрдо сказал Майкрофт, спокойно встречая тяжёлый взгляд. — Это решать не одному тебе, — ровным голосом ответил тот. — Ему так или иначе надлежит предстать перед Советом. — Он не знал о том, на что способен, до сегодняшней ночи. Эта часть силы дремала в нем. Боль физическая и боль душевная соединились и позволили ей выплеснуться наружу. Он не мог это остановить, не мог контролировать себя, — Майкрофт изо всех сил старался, чтоб его голос не дрогнул. Прикосновение к мужчине ослабило внутренний контроль и позволило почувствовать те боль и ужас, что он испытывал. И потрясение от перенесённого им кошмара усиливалось во сто крат странным чувством, возникшим в глубине души. Чувством, о котором Майкрофт пока предпочитал не думать. — Это ничего не меняет, — пожал плечами Охотник. Долан с сочувствием взглянул на Майкрофта и покачал головой. Они оба знали, что Колдер не переступит через договор. Особенно по просьбе ведьмака, даже столь могущественного, как Майкрофт. — Во имя Всех Святых! — теряя контроль над эмоциями, воскликнул Майкрофт. — Ты вырезал наше племя почти под корень, когда ведьма убила твою семью! Чем он отличается от тебя?! Тем, что он маг? — Достаточно! — рявкнул Колдер. Майкрофт видел, как тот стиснул зубы, как заиграли желваки на скулах сурового лица воина. — Договор непреложен. Вам запрещено вредить людям. Оглядись вокруг, Майкрофт! Посчитай, сколько детей человеческих убила его сила этой ночью? Их жизни ничего не стоят?! Охотник сделал шаг к Майкрофту. Даже стоявшие по периметру площади члены отряда отступили назад, хотя и стояли в отдалении, испугавшись пульсирующей ярости, исходившей от Колдера. Майкрофт не дрогнул, даже не отвёл взгляда от полыхающих яростью глаз Охотника, сдерживаясь, чтоб не высказать ему всё, что он думает о диких кровожадных тварях, которых Колдер называл людьми. — Мы похороним всех казнённых, — твёрдо сказал он непререкаемым тоном. — И ты его не тронешь, — указал он на мага, по-прежнему стоявшего на коленях и безвольно склонившего голову перед телом дочери. — Он предстанет перед судом Совета, но до тех пор ты и пальцем его не коснёшься. — А то что? — насмешливо приподнял бровь Колдер. — Я потрачу всю свою оставшуюся жизнь, чтоб найти способ убить тебя, — прошипел Майкрофт. — Моя сила позволит мне это сделать, не сомневайся. Колдер с вызовом приподнял подбородок, показывая, что угрозы для него — пустой звук, но тут на плечо Охотника легла тяжёлая ладонь всепонимающего Долана. — Боль этого мага дает тебе право сжалиться над ним, Колдер, — глубокий голос подействовал успокаивающе. По крайней мере, ярость в глазах Охотника угасала. — Поставь себя на его место. Вспомни прошлое и прислушайся к словам Высшего. Совет решит, лжёт он или нет, но если маг и впрямь не мог контролировать свою силу... Это ужасающий несчастный случай, Колдер. Никто — даже он сам, я уверен — не желал подобного исхода. Охотник кивнул, отступая, а Майкрофт сделал знак отряду начать прибираться. Вместе с Доланом и израненным, почти обессилевшим колдуном, они сняли со столбов обгоревшие тела и предали их земле на опушке леса. Майкрофт не мог полностью подавить в себе какое-то дикое, почти звериное желание защищать виновника этой трагедии, а потому поддерживал его за плечи, пока все безмолвно смотрели, как завёрнутое в грубую мешковину тело его дочки опускают в яму. Обратный путь был тяжёлым. Над отрядом витал и пригибал к земле дух отчаяния и потрясения от увиденного. Майкрофту было страшно от того, что с момента похорон маг — Грегори, как выяснилось, — больше не проронил ни слезинки, лишь пялился в пустоту перед собой. Повинуясь требованию Охотника, виновного везли в повозке, обнесённой решеткой, как и полагалось везти ведьм и колдунов на эшафот. Несмотря на то, что его кормили и поили, Грегори слабел от ран и ожогов — люди пытали его перед казнью, и Майкрофт, не выдержав, начал лечить его собственной магией под неодобрительным взором Колдера. Охотник недоверчиво качал головой, но его Долан вовремя напоминал ему о милосердии. В Будапешт, неизменное место обитания членов Совета в то время, процессия прибыла довольно быстро, что одновременно радовало и страшило ожиданием скорой расправы. Грегори, укрытый в повозке плащом Майкрофта — тёплым, с тяжёлым меховым подбоем — к концу путешествия выглядел едва ли лучше, чем в его начале. Совет, предупрежденный об их приезде гонцом, уже ждал их. Майкрофт без колебаний выступил в защиту Грегори, рассказав членам Совета о случившемся. Колдер, хоть и подтвердил его слова, сослался на договор и вопиющее его нарушение массовым убийством людей. Но когда слово взял Долан — один из мудрейших, кто был рядом с Охотником на всем пути его жизни, Майкрофт понял, что дело ещё можно выиграть, едва Долан встал на его сторону. Зло сверкая суровым взглядом, Колдер ушел в сторону. Грегори почти не говорил. Разбитым шепотом признал свою вину, но не раскаялся, к удивлению Майкрофта и Совета. Лишь сказал, что примет любое решение суда, потому что жить ему больше незачем. Сердце Майкрофта болезненно сжалось от этих слов, и когда Совет принял решение отпустить Грегори, сделав ему предупреждение, почувствовал ещё большую решимость спасти и защитить его. Майкрофт увёз не сопротивлявшегося мужчину в свой замок, что стоял высоко в лесистой и достаточно живописной части Карпат. Безучастный ко всему, сломленный судьбой человек, которого он взялся возвращать к жизни, поначалу не понимал упрямства странного Высшего. Не понимал заботы, хмуро поглядывал на Майкрофта из-под растрёпанной чёлки тусклым взглядом и спрашивал, зачем он это делает. Майкрофт молчал и улыбался. Сначала лечил мужчину, поил целебными зельями, кормил на убой и заставлял отсыпаться. Последнее давалось Грегори с огромным трудом по понятным причинам. Майкрофт поил его особым зельем, прогонявшим сновидения. Оно давало возможность изнурённому организму мужчины отдохнуть от постоянных кошмаров, что даже в пути из Франции не давали ему спать. Когда тело Грегори восстановилось, сошли под умелыми руками Высшего мага шрамы и ожоги, Майкрофт взялся за дело куда более трудное — исцеление души. Грегори отказывался жить, и его душа угасала. Магическая сила утекала из него, грозя обратить в обыкновенного человека, снедаемого тоской и горем. Что больше всего пугало Майкрофта, так это то, что с исходом силы, Грегори бы стал смертным. Уникальный дар, привлекший Майкрофта к нему, оказался именно бессмертием, дарованным немногим в магическом мире. Грегори не знал своих родителей, но Майкрофт знал, что иначе, кроме как по крови, такого дара практически невозможно обрести. Охотник на ведьм был исключением из правил. Заклятие вечной жизни, наложенное на него Королевой ведьм, не поддавалось никаким чарам и разрушению, и тогда Орден тщательно хранил зловещую тайну этого самого заклятия. Душа Грегори была в опасности, и Майкрофт делал всё, чтоб отвлечь его, приглушить тоску по родному человеку. Дочь была для него всем — его жена умерла в родах, и Грегори воспитывал малышку в одиночку. Оттого чувство утраты было ещё более болезненным, а чувство вины мужчины за то, что не смог уберечь собственное дитя, лежало на его совести неподъёмным грузом. Порой Майкрофту казалось, что Грегори его ненавидит за назойливость — настолько часто они пребывали в обществе друг друга, настолько сам Майкрофт боялся сделать шаг в сторону, оступиться и отпустить угасавшую душу. Он показывал Грегори горы, почти ежедневно вытаскивая на конные и пешие прогулки в живописные окрестности замка. Почти не умолкал, рассказывая обо всём на свете, и был искренне удивлён, когда Грегори стал расспрашивать о его жизни. Высший был намного старше него и ему было что рассказать. Вечера в библиотеке в свете камина и свечей, совместные трапезы... Майкрофт пытался увлечь Грегори магией, стараясь заинтересовать его и в полной мере раскрыть его таланты. Он понял, что его настойчивость дала свои плоды, лишь когда вложенный в ладонь Грегори камень вспорхнул из неё ослепительно красивой бабочкой. Майкрофт смотрел на этого мужчину в тот момент, как на бесценный дар, сделанный ему судьбой, и ошарашенный своим успехом и этим взглядом Грегори тогда сбежал в замок из сада, в котором они гуляли. А ночью, трогательно смущённый и сомневающийся, замер на пороге покоев Майкрофта. Эта первая их ночь любви случилась много веков назад, но до сих пор чувства, что они испытывали друг к другу, казалось, только разгораются ярче с каждым днём, проведённым вместе. — Майкрофт, — тихий шёпот и поцелуй в подбородок заставили Майкрофта вынырнуть из затянувшей его в свои глубины памяти. Грег лежал рядом на спине, устроив голову на сгибе его локтя, и внимательно смотрел в глаза. Майкрофт моргнул, сгоняя морок воспоминаний, и тепло улыбнулся в ответ на тревожный взгляд. Грег, почувствовав, что он снова рядом не только телом, но и мыслями, расслабился в сжавшемся вокруг него объятии. — Я не мог дозваться тебя. Что случилось? — Воспоминания нахлынули, — признался Майкрофт. — Я заметил. О чём ты хотел поговорить? Майкрофт задумчиво потерся о плечо Грегори подбородком, размышляя, как лучше начать такой разговор. Молчание затягивалось, а чаша весов, на которой он соизмерял “рассказать или не рассказать” не желала перевешивать ни в одну сторону. — Ты меня пугаешь, — тихо признался Грег, касаясь его лица кончиками пальцев. — Шерлок и я... — начал было Майкрофт, но осёкся, прекрасно осознавая, что по сути, не имел права обсуждать эту проблему с братом. — Что? — с любопытством и долей настороженности спросил Грег. — Говори уже, хватит уходить в себя. Я с ума сойду, пытаясь до тебя достучаться. Майкрофт глубоко вздохнул и покорился неизбежному. — Мы нашли один древний обряд в старых книгах. — Какой обряд? — нахмурился Грег, внимательно глядя в лицо партнёра и буквально читающий с него сомнения, раздиравшие мужчину изнутри. — Слушай, мне что, клещами из тебя слова вытаскивать? Мы разводимся?! — Что? — теперь изумлённо моргнул Майкрофт, слегка опешивший от вопроса. — Как тебе такое в голову пришло?! — Шучу, шучу. Просто пока ты тут хмуришься и думаешь над своей неведомой проблемой, что угодно можно себе представить, — хмыкнул Грегори. Майкрофт закатил глаза и припечатал губы мужа властным поцелуем. Грег с энтузиазмом ответил на ласку, но поцелуй слишком быстро прервался, что заставило его протестующе застонать. Майкрофт внимательно смотрел на него, опираясь на локоть и нависая сверху. — Никогда больше не смей даже думать о подобном, слышишь? — Ну, вдруг у тебя закончатся причины, по которым я тебе буду нужен, такой обыденный и бестолковый? — улыбнулся Грег. Майкрофт фыркнул в ответ: — После таких вопросов я и называю тебя бестолочью, — он ласково поцеловал подушечки пальцев супруга, поглаживавшие его по щеке. — Так что там с обрядом? — вернулся к теме разговора Грег. Майкрофт обречённо вздохнул, уже успев остро пожалеть, что вообще начал этот разговор. — В полнолуние, в ночь, когда зацветёт папоротник, варится одно зелье. Его последним ингредиентом, в общем-то, и является сам цветок. Выпившему это зелье маг, которому он доверяет, может изменить память. О всей жизни или о некоторых моментах. Брови Грегори взметнулись на лоб, а после сразу же сошлись на переносице. — Почти шесть сотен лет вместе, а дурь из твоей головы, кажется, не выветрится никогда, — сделал заключение Майкрофт, раздражённо закатив глаза. — Прости, — улыбнулся Грег. — Наверное, где-то в подсознании я боюсь, что достаю тебя. Но не то чтобы я всерьёз волновался об этом. Долгую минуту они сверлили друг друга взглядами. Майкрофт укоризненно покачал головой и усмехнулся, целуя Грега. — Выбрось уже это из головы, — прошептал он, отстранившись. — В тебе моя вечность и не смей сомневаться в моих чувствах. И в моих клятвах. — Прости, — Грег старательно прятал улыбку в уголках губ. — Иногда я ненавижу твой дар читать мысли. Мало ли, что мне в голову придёт. Так к чему этот разговор? — Это связано с твоими кошмарами, Грег. Мужчина под ним посерьёзнел и нахмурился, резко дёрнувшись из рук мужа, когда до него дошёл смысл сказанного, но Майкрофт не отпустил его. — Нет, — тихо и как-то отчаянно прошептал Грег, а в глубине бархатных тёмных глаз мелькнула паника. — Ш-ш-ш, успокойся. Я только хотел предложить тебе этот вариант, чтоб ты знал, что это возможно, — крепче смыкая объятия, сказал Майкрофт. — Изменить мне память о моём прошлом? — глаза Грега распахнулись ещё шире. — Да. Чтобы избавить тебя от кошмаров, — Майкрофт нежно провёл большим пальцем под глазами Грегори. — Мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. Как мучаешься почти каждую ночь. Много воды утекло, Грегори, и я подумал... Подумал, что возможно, стоит отпустить прошлое? — Нет, — покачал головой Грег. — Моё прошлое, моя память и мои мысли определяют, кто я такой. Они дают мне моё “я”. Прошу, пойми это, — горячо зашептал он. — Прошлое причиняет мне боль — пусть, но я пережил его, и каким бы оно ни было, события моей жизни привели к тебе. Я хочу помнить дочь. Я должен. Если ты сотрёшь мою память, кто вообще будет знать о ней? Вообще о том, что творилось когда-то на земле? И что она для меня значила? Майкрофт прервал поток слов просто и привычно — поцеловав Грега, на этот раз глубоко, вкладывая в ласку все свои растревоженные болью в глазах напротив страхи и заставляя умолкнуть. — Я понимаю, ты заботишься обо мне в своей манере... — О-о-о, — страдальчески протянул Майкрофт в ответ на реплику и обхватил подбородок Грегори свободной ладонью, и сказал, твёрдо глядя прямо ему в глаза: — Я услышал тебя. И всё понимаю, поверь. Но сам подумай: когда ты не пьёшь сонное зелье — тебя мучают кошмары, а если выпьешь — не чувствуешь себя живым всё утро. Это твои слова. Да, зелье фактичеки погружает в забытьё. Я пытался найти выход, и он тебе не понравился. Но это не значит, что я прекращу поиски, слышишь? Грегори долго молчал и внимательно смотрел в его глаза. Майкрофт уже успел запаниковать — его партнёр, имея довольно вспыльчивый нрав, может и обидеться. Вдруг мысль о разводе покажется ему привлекательной? Но Грег неожиданно светло улыбнулся. — Вот видишь, я тоже волнуюсь, когда ты уходишь в свои чертоги без предупреждения. — Бестолочь, — с облегчением выдохнул Майкрофт, закатывая глаза. Грег засмеялся в ответ, притягивая его к себе для поцелуя. — И потом, — прошептал он в губы мужа, — у меня же есть маг, входящий во сны. Помнишь, да, в болезни и в здравии? Разве мне есть на что жаловаться? — Действительно, — хмыкнул Майкрофт. — Кому бы мне пожаловаться на недосып? — У тебя есть "жилетка" — Шерлок. — Упаси Бог, — в притворном ужасе округлил глаза Майкрофт. — А что? Впереди свадьба его и Джона, вы станете неплохими сопливчиками друг для друга, — хохотнул Грег. — Ну, знаешь... Будете раз в неделю уползать в какой-нибудь тихий угол и плакаться друг другу на мужей, поедающих вам мозг. — Ну да, а ещё обсуждать новинки среди заклинаний, изобретать новые рецепты, газеты листать, бренди пить... — саркастически хмыкнул Майкрофт. — Скорее, лить его друг другу на головы и кидаться друг в друга колбами с зельями. Но направление твоих мыслей мне по душе, — широко улыбнулся Грег с озорными смешинками в глазах. Майкрофт любовался красивым лицом мужа, озаренным искренним весельем. Грег слегка повернул голову, внимально глядя на него, и воздух между ними постепенно начал искрить уже вовсе не от смеха. Грегори первый потянулся за поцелуем. Майкрофт подался навстречу, подхватывая прогнувшегося в пояснице мужа под спину, и удобнее устроил Грегори на мягких шкурах, втискивая колено между его ног. Грег с наслаждением запрокинул голову, подставляя шею жадным поцелуям. Он глядел в бесконечное ночное небо на потолке комнаты, наколдованное как-то Майкрофтом по его просьбе. Как символ их общей вечности.