Изоляция

До

Она еще раз потерла замерзшие на морозе ладони. Ошибиться нельзя. Без промашек. Внутренний голос, который с утра сиреной умолял отступиться, наконец-то умрет. Слишком долго все это длилось. Пришло время со всем покончить. Юрий Плисецкий еле успел убежать от Кацуки, который вдруг полез обниматься. Конечно, не вдруг, у парня было время подготовиться, за это время можно было найти место, куда можно спрятаться и отсидеться, пока японская свинья не уйдет по своим делам. Однако невозможно было не посмотреть на реакцию остальных. Особенно понравилось, как резко заткнулся Джей-Джей. Хотелось бы заткнуть его на большее время, желательно навсегда. В душе Юрия сначала кипело бешенство, а потом пришло разочарование и расстройство. Он выложился сегодня вечером, как никто, но все равно… Неужели его сил просто напросто недостаточно? Плисецкий в ярости пнул стенку в коридоре, будто та в чем-то виновата. Благо, никто не видел, практически все уже разошлись — кто-то отмечать свое попадание в Гран-При, а кто-то запивать горечь поражения. Но, наверняка, они делают это в одном баре. Юру бы все равно никто не позвал, потому, видите ли, несовершеннолетний. Да и он бы не пошел. Просто гораздо приятнее не пойти, когда тебя пригласили. Грустные размышления прервал вибрирующий телефон. Хмыкнув, Юра принял входящий вызов от Отабека. - Можно поздравить тебя с прохождением в финал? - Ты издеваешься? - вот если и Отабек начнет сейчас на эту тему... Только-только начал забывать о своем постыдном проигрыше ублюдку Джей-Джею. - В смысле? - не понял Отабек, который и не думал стебаться. - Забей, - держать себя в руках и не набрасываться на всякого, кто захочет поздравить. - Это было хорошее выступление… - И конкурсы интересные, да, - Плисецкий пошел дальше по коридору. Зло хохмить в ответ Отабеку больше не хотелось, да и смысл? Все равно уже проиграл, хотя все считают наоборот. Проходя мимо открытого кабинета администратора он, на свое удивление, увидел Милу. Девушка что-то пыталась втолковать сидевшей за столом женщине средних лет. - Ты чего еще не ушла? - и не подумав вешать трубку (хотя счет за подобные звонки сейчас наверняка увеличивался со скоростью света), Юрий заглянул в кабинет. По идее, Мила сейчас должна была развлекаться вместе со всеми. - Ты там на гулянку собиралась. Мила уже собиралась что-то ответить, отвернувшись от администраторши, но просто не успела. В коридоре раздался выстрел. Юри все еще пытался привести себя в нормальное душевное состояние. После отката программы ему казалось, что со льда он и не встанет. Вот так останется лежать и умрет. Однако не умер, живет себе и дышит. Даже без Виктора. И он проходит в финал, хоть и с большой натяжкой. Кацуки уже мог представить себе, что скажет Виктор при встрече, как отчитает. Но потом все равно улыбнется и скажет «ты молодец». Но сначала он заключит его в объятия, и они будут стоять вот так еще долго, ощущая, как восстанавливаются силы. У обоих. А потом, уже дома, Виктор будет долго и нежно целовать пальцы, лоб, потом перейдет к губам... Ждать осталось совсем немного, Юри прилетит в Японию к семье, к Маккачину, к Виктору… «Поздравляю, Юри! Встретимся в финале!» - пришло бодрое сообщение от Пхичита, и Кацуки не смог сдержать улыбки. Вот кто действительно искренне рад. Наверняка, примерно такие же сообщения получили и все остальные прошедшие (Пхичит был подписан на всех), но менее сердечными поздравления от этого не становились. - Юри! Вот ты где! - японского фигуриста нагнала Сара, - Мы идем в бар, отмечать выступление. Все вместе! Ты с нами? Неподалеку действительно уже стояла небольшая компания, включая даже тех, кто не выступал, а приехал поддержать своих товарищей. Самой Саре, собственно, отмечать еще нечего, ей соревнования предстоят в ближайшее время, но она слишком рада за братика. Кацуки действительно следовало бы пойти. Попробовать подружиться с этими ребятами, которые оказались не такими страшными, как показалось в первый день. Расслабиться, повеселиться. Но в глубине души Юри понимает, что не заслужил. Завалил прыжки, вся программа вышла очень корявой. Выехал только за счет эмоций. Да и без Виктора ничего отмечать не хотелось. Умом-то понимал, что неправильно это, что свет клином не сошелся на Никифорове (хотя можно было б перестать обманывать самого себя и признать, что в последнее время только Виктор и является центром его маленькой вселенной), но настроения не было. Лишь эмоциональное опустошение, наверное примерно так чувствуют себя люди, которых переехал грузовик. - Напишите мне адрес, я может быть потом подъеду. Устал очень, - прямо отказывать Юри не решился, в конце концов пригласили его от чистого сердца. - Ох, ну ладно, - разочарование на смуглом лице Сары быстро сменилось дружелюбной улыбкой, - мы все равно будем тебя ждать. Пожав плечами, девушка вернулась к компании, и они, весело что-то обсуждая, удалились к гардеробу и выходу. Юри же прислонился к стенке, пытаясь восстановить дыхание. После догонялок с Юрио снова появилась боль в груди. Странно, раньше никогда не мог пожаловаться на слабую дыхалку, а сигареты в жизни в рот не брал. «Просто истощился за сегодня. Как физически, так и морально». До вылета в Японию еще было время, перед глазами маячила чисто теоретическая возможность упасть на гостиничную кровать и подремать. Ждать его все равно не будут, Сара по одному выражению лица поняла, что Кацуки не придет. Она смешалась с выходящей из здания толпой, дело было рискованное, но когда рисковать, как ни сегодня? Рука еще сильнее сжала пистолет, так, что пальцы заныли. В голове снова шум, будет сложно. Это точка отсчета, черта, за которую непременно нужно переступить. Но что будет дальше? Тьма? Юри решился наконец-то убраться из здания, пока не выгнали сотрудники, вернуться в гостиницу и попробовать отдохнуть. С Маккачином будет все в порядке, после выступления Юри проверил сообщения от Виктора. На время соревнований он теперь выключает телефон, чтобы даже внезапный апокалипсис не расстроил нервы перед прокатом. С другой стороны, личный апокалипсис был при Кацуки всегда. Мимо уха что-то быстро прошелестело, звука выстрела сначала Юри даже и не услышал. Уже потом зазвенело в ушах, а еще появилась боль. Все еще не понимая, что произошло, дотронулся до источника этой боли. Пальцы слегка окрасились кровь. Но что произошло? Черт, черт, черт! Промашка. Как же так. На звук выстрела уже побежали люди, времени нет, но что-то надо делать. Она не могла промахнуться, не могла! Теперь придется действовать как-то иначе. Приставив пистолет к голове ненавистного японского фигуриста, скомандовала: - Вперед! Дернешься — выстрелю и на этот раз вышибу мозги. - Юра, что там у тебя творится? - уже начал просто орать в телефоне Отабек, а сам Плисецкий так со смартфоном в руках и решился выглянуть в коридор. Сделал он это зря, потому что его буквально сбило с ног нечто, прижимающее к себе человека, похожего на Юри. Телефон улетел на пол, но связь не прервалась, экран сообщил, что разговор еще идет. - Не дергаться! Хоть одно движение и я застрелю его! Ты, - указало нечто, оказавшееся женщиной или девушкой, сейчас совсем вот не время вглядываться, на Милу, - дверь закрой. Тетка администраторша истошно заорала и упала со своего стула с каким-то гулким грохотом. Мила подняла вверх руки, показывая, что не представляет опасности. У нее внутри сейчас все сжалось от страха, не столько за себя, сколько за других людей. Спорить с человеком, у которого направленный на другого человека пистолет, себе дороже. - Спокойно, я все сделаю, - она даже выдавила на лицу улыбку, когда проходила к двери, чтобы закрыть ее. Юра наконец-то пришел в себя от внезапного удара, быстрым движением руки вернул себе свой телефон и зашептал: - Бек, нас, кажется, захватили в заложники. С этого момента время для них останавливается.

Во время

* И что же теперь ей делать? Из здания эвакуируют всех, скоро оцепят территорию. Покушение на убийство как-то само переросло в захват заложников. Отец бы презрительно процедил, что она всегда была неудачницей, вся в мать. Мол, учил-учил ее стрелять, а она взяла и все запорола. За ошибкой немедленно следовал удар. Один, второй, третий. Первым делом она отбирает телефон у мальчишки и разбивает его. Да, ей известно, что это Юрий Плисецкий, но сейчас совершенно все равно. Да и никогда не любила, не боготворила ни одного фигуриста кроме… Предавшего. Первым делом их заставляют забаррикадировать дверь. В ход идет стол, который общими усилиями (это значит Мила, Юрий и Кацуки, женщина-администратор тихо истерила в углу и явно не могла сейчас делать ничего) удается сдвинуть. Точек отхода становится все меньше, но Мила и так понимает, что сейчас уже никто врываться не будет. К человеку с пистолетом и заложниками? Это уже дело не охраны, а спецслужб. Проходит минут десять, прежде чем все присутствующие понимают, что это не игра. Они сидят на полу посередине все вместе, так, чтобы их захватчица могла видеть малейшее движение. Пистолет из рук она не выпускает. Теперь Юра может рассмотреть ее лицо. Обычное, совершенно, не считая темной родинки прямо на губе (макияжа на девушке нет вовсе), ей лет за двадцать, юному Плисецкому очень сложно определять возраст других. На вопрос про новую учительницу математики он как-то ляпнул «старая как мама», а потом долго не мог понять, почему все смеются. Она не может стоять на месте, ходит по кабинету и теребит в руках пистолет. Быть может, если она повернется спиной… - Не смей, - будто прочитав его мысли шепчет Мила, - это опасно, даже не думай играть в героя. Просто ждем и не паникуем. А вот это гораздо сложнее. Администраторша уже давно ревет, остальными же овладел ступор, который рискует перерасти в истерику. Мозг просто отказывается принимать такую ситуацию. - Ну охренеть, долго нас будут держать… - Заткнись! - на лицо юного фигуриста тут же наведен ствол. - Если вы еще не поняли, я умею стрелять. - А в Кацуки не попала, - Юра не хочет провоцировать и не сказал бы этих слов, но защитная реакция на стресс велит закрыться нападками, язвительными замечаниями. Выстрел прорезает тишину, на подоконнике разбивается на черепки цветочный горшок. - В следующий раз это будут ваши головы. А Плисецкий думает о том, сколько еще у нее осталось патронов. Быть может, когда она расстреляет их всех… Мила аккуратно осматривает ухо Юри. - Уже не кровоточит, чуть задело, царапина. - Все в порядке, - бормочет Кацуки и по его виду ясно, что ему фигово. Просто он не истерит, не пререкается с этой поехавшей, он просто сидит, уткнувшись носом в колени. - Нас вытащат, - Мила старается, чтобы ее голос бы уверенным, а затем поворачивается к женщине, - ну-ну. Успокойтесь, все будет в порядке. Кто бы мог подумать, что еще каких-то полчаса назад она была готова возненавидеть эту администраторшу. Прошло не так много времени, а кажется, будто несколько часов. Они в вакууме. Изолированы. В кабинете нет даже телевизора, чтобы можно было включить новости. Наверняка, по центральным каналам уже сообщили. - Как вас зовут? - обращается Мила к девушке, пытаясь выйти на какой-то контакт, - Я Мила. - Заткнись! - та явно не настроена сейчас на контакт, ее пальцы нервно сжимают пистолет, на руках проступают от напряжение темные вены. Отец никогда не любил мать, женился только потому что та залетела. Он не стесняясь говорил это ей, а потом и дочери, когда та подросла, чтобы понимать. Вырасти в семье, где тебя не хотели, не ждали. Каково? Мама, захлебываясь слезами, прижимая холодное полотенце к своему глазу, однажды сказала, что давно пожалела о том, что не сделала аборт. Мила вспоминает, что нельзя смотреть захватчику в глаза, чтобы случайно не спровоцировать. Она не настаивает на своем и замолкает. Можно будет сделать попытку позже. Что еще нужно делать в такой ситуации? В школьном кабинете ОБЖ висели подобные инструкции на разные чрезвычайные ситуации. Кажется, суть заключалась в том, чтобы не перечить, не пререкаться, сохранять спокойствие и ждать помощи. В данном случае все действия лягут на спецслужбы. Когда звонит телефон, все испуганно вздрагивают. В кабинете душно, всех будто обволакивает спертым воздухом. Уже сложно представить, что существует что-то за пределами этой комнаты. Юри вслушивается в непонятные ему слова, но по интонации осознает, что девушка настроена весьма агрессивно. - Она не хочет переговоров, - шепотом пытается донести суть разговора Мила, - Сейчас они пытаются уговорить ее отпустить ребенка. - Я не ребенок! - тут же возмущается Юра, краем уха подслушивающий разговор Кацуки и Бабичевой. - До восемнадцати ребенок. И лучше бы она согласилась. Действительно, хоть кто-то из них должен выйти отсюда. - Сейчас они спрашивают ее о требованиях. О! Ого! - Что такое? Что там? - Кацуки не нравится выражение лица Милы. - Она хочет говорить с Виктором Никифоровым и требует, чтобы он вернулся в Россию навсегда. - Почему всякая хренота всегда происходит из-за вас? А? - но Юри сейчас слишком ошарашен, чтобы хоть как-то отреагировать на агрессивную фразу Плисецкого. До него начинает доходить причина всего произошедшего. - Да ведь это из-за него все! - озвучивает мысли Кацуки Плисецкий. - Юра! - А что Юра? Она ведь в него стреляла! Мы-то ей вообще не нужны. Юри тоже это понимает. Он забрал Виктора у всего мира и вызвал ненависть стольких человек. Почему же раньше в голову не приходило то, что эта ненависть может вырасти в такую? До физической расправы, до пистолета в руках, до удержания взаперти ни в чем не повинных людей. Плисецкий прав. Они попали в такое положение именно по этой причине. - Эй, ну ты сама подумай, сколько Никифоров будет лететь из Японии сюда, ты собираешься… - Мы будем ждать его здесь все вместе. - Ты совсем отбитая, это ж мы тут просидим, - Плисецкий постепенно переходит к панике и истерике, Мила и Юри по обе стороны удерживают его. Не хватало только спровоцировать сумасшедшую с пистолетом. - Сколько надо, столько и просидим, - она восседает на столе, том самом, которым перекрыли дверь, и поигрывает оружием. Отец не всегда был злым. Иногда он приходил в хорошее настроение и водил ее в тир. Там и учил стрелять. Говорил, что раз уж сына не получилось, то пусть дочь хоть что-то умеет. Эти моменты можно было назвать счастливыми. Поэтому она давно уже не морщится от звуков выстрела. - О, камера, как я не заметила! - восклицает девушка, поднимает руку и с громким хлопком техника разрывается на куски. «Теперь мы хотя бы знаем, что спецслужбы уже в курсе, сколько нас, где находимся, расстановку вещей в кабинете» - думает Плисецкий, разочарованно разглядывая остатки камеры. Телефон тоже жалко, его так грохнули, что ни один сервис чинить не возьмется. Дедушка будет ворчать… Дедушка. Парня пробивает дрожь и бросает в пот. - Юр, ты что? - тут же замечает его состояние Мила. - Деда… ему нельзя волноваться, - Юрий готов заплакать, еле сдерживается. Как за все это время он мог не думать о дедушке? Он наверняка смотрит новости, а ведь сердце слабое. - А меня дочки дома ждут, - произносит женщина, уже успокоившаяся, - младшей десять, а старшей тринадцать, такая взрослая уже. Каждый из четверых сейчас думает о своих близких. Они сейчас кажутся такими далекими. А вдруг им не суждено больше увидеться? Мила с сожалением вспоминает о ссоре с мамой перед отъездом на соревнования. Та опять лезла со своими советами на тему личной жизни. «Мам, я уже не маленькая, отстань, сама разберусь» - сказала Бабичева прежде чем прыгнуть в такси. Юра думает о том, что обещал попробовать свежие пирожки деда, которые тот испек для своего внука-победителя. Ему было неважно, первое место или второе. Плисецкий понимает, что все ерунда. Пусть Джей-Джей подавится своим золотом, только бы еще раз обнять дедушку. Юри воспоминает своих родных, которые всегда поддерживали его, даже когда он не оправдывал их ожиданий. Сестру, которая хоть и казалась грубоватой, всегда умела приободрить и защитить. Кацуки думает и о Викторе, о своей любви и о том, что этой своей любовью возможно разрушил жизни стольких людей. Они отрезаны от внешнего мира и совсем ничего не знают. Они не знают того, что никто из их коллег фигуристов больше не празднует, заставив весь бар смотреть новости с места событий. Сара сжимает ладони Эмиля и Мики, чтобы остановить холодные мурашки, ползущие по коже. Они не знают, что Яков заявил прессе о том, что размажет всех, если его фигуристы не вернутся живыми и невредимыми. Они не знают, что дедушка Плисецкого не сидит напротив телевизора у себя в квартире, а пытается пробраться сквозь прессу к полицейскому ограждению. Он ничего не может сделать, но так хотя бы будет ближе к внуку. Они не знают, что у посольства Японии уже собрались поклонники Юри, чтобы выразить свою поддержку так, как они могут. И они не знают, что Никифоров первым же рейсом помчался обратно в Россию. Там его уже ждут русские спецслужбы. Переговорщик снова выходит на контакт, чтобы узнать, не требуется ли ничего больше заложникам. Она спрашивает у самих заложников. - Пусть поесть привезут, - бурчит Плисецкий, - пиццу. И чипсы. - Тебе нельзя ни того, ни другого. - Пусть тем, что я, возможно, поем в последний раз, будет именно пицца. Мне плевать на ее калорийность. Они пытаются вести себя как обычно, выбирают пиццерию и перечисляют самые разнообразные пиццы. Будто бы сейчас никакой угрозы жизни нет, просто вот так решила собраться веселая компания. Организм устал от продолжительного стресса. Названия пицц и состав переводят специально для Юри, но тот качает головой и говорит, что не голоден. Наконец, заказ сделан. - Как вас зовут? - вдруг подает голос Юри, внутри Милы все сжимается, она боится, что именно Кацуки спровоцирует ее на агрессивные действия. Ответа нет, Юри решает, что девушка не понимает английский, Бабичева хочет повторить вопрос… - Кира, - отвечает их захватчица, - И я прекрасно понимаю по-английски. Она всегда хотела выбиться в люди, стать кем-то еще. Поэтому училась, несмотря на ужасные условия дома. После смерти мамы отец продолжил пить, правда успешно скрывал это от своих коллег. Те закрывали глаза не только на это, но и на то, что болезнь женщины развилась от побоев. Но бьет — значит любит, а жену надо учить, иначе совсем оборзеет. Когда бить стало некого, капитан полиции обратил внимание на собственную дочь. - А меня зовут… - Я прекрасно знаю, как вас зовут, так что не утруждайтесь, - пистолет из рук Кира не выпускает ни на секунду. Поворачиваться спиной тоже старается как можно реже. Это с виду они сидят такие смирные. - Хорошо покатались сегодня? Наверное, хорошо. А я вот не смотрела, некогда было, понимаете ли, - она снова садится на стол и закидывает ногу на ногу. - Да и неинтересно стало. А знаете почему? - в этот момент взгляд ее устремлен только на Кацуки. - Не знаете? Я расскажу. Фигурное катание всегда было ее отдушиной. Нет, сама она кататься не любила, но зато с удовольствием смотрела, как делают это другие. Особенно чемпионы. Центром вселенной стал Виктор Никифоров. Он катал такие программы, как будто читал ее мысли. Будто он понимает ее, один из всех людей, понимает. И когда одноклассники выбрасывали ее сумку из окна, рвали тетради, тыкали в спину циркулем, Кира приходила домой, включала записи выступлением и пересматривала по нескольку раз. Все проблемы сразу же уходили, оставался лишь Виктор и их музыка. В такие моменты она не казалась себе такой уродиной, какой являлась на самом деле. - Но вы ведь совсем не уродина… - Кацуки совершенно не видел в ней ничего уродливого. И вообще, все русские девушки ему казались очень необычными, но милыми. Ей всегда говорили, что она уродина. Да это видно и в зеркале. Разве может быть у человека такое страшное лицо? Глаза маленькие, цвет невыразительный, никакая косметика не исправит. Однажды она пробилась сквозь толпу других фанаток и сделала фотографию с Никифоровым. Но смотреть на нее не смогла. Уродская рожа все портила, лучше бы сфотографировала одного Виктора. Его взгляд согревал бы в трудные времена. А потом случилась катастрофа. Никифоров бросает все и уезжает в Японию. Тот, кто никогда не предаст, совершает этот подлый удар в спину. И из-за кого? Посредственного фигуриста, который даже программу без падений откатать не может. А ведь она решила жить только из-за Никифорова. Тогда, когда стояла на крыше дома и уже хотела сделать шаг. - Ну и я решила, что Виктора нужно вернуть. Нет человека — нет проблемы, как говорит мой отец. Достать пистолет было легко, отец думал, что ловко прячет оружие и дочь не знает, что оно находится на верхней полке разваливающегося шкафа. - Сейчас все вообще складывается как нельзя лучше. Виктор приедет ко мне и мы поговорим. - Хм… Кира… А если Виктор не успеет? Мы продержимся так долго? - Да они просто начнут штурм здания, - выплевывает Плисецкий, который уже окончательно убедился, что они попали в руки сумасшедшей бабы. Никифоров за всю свою жизнь не расплатится. - Тогда… - девушка задумывается, а потом нервно улыбается, - я застрелю вас всех, а потом убью себя. Мне терять уже нечего. Начнем с Кацуки. Я не люблю его больше всего, хотя вот ты, Плисецкий, тоже раздражаешь. Думаешь, что сможешь превзойти Виктора? Ты просто мальчишка, который о себе слишком много возомнил. Штурма боятся все. Потому что обычно это означает, что спецслужбы приняли решение о «минимальных потерях». Когда пытаются спасти столько людей, сколько смогут. А жить хочется каждому в этой комнате. Пиццу оставляют в коридоре, за коробками Кира отправляет Милу, предупредив, что в случая побега она убьет женщину-администратора, а Плисецкому отстрелит ноги. Бабичева возвращается с теплыми коробками, заложники сидят группкой на полу и едят. Пища хоть как-то помогает осознать, что они все еще живы. И мир снаружи тоже еще существует. Юра начинает представлять себя человеком, пережившим зомбиапокалипсис. Отважным бойцом, который смог найти укрытие от зомби с другими выжившими. Он сейчас готов играть во все, что угодно, лишь бы не осознавать себя в настоящей действительности. - Это пипец, товарищи, - он устал, эмоциональные силы на пределе, как и физические. Организм устал беспрерывно выделять адреналин, наступает время апатии. - Все в порядке, все живы, никто не ранен, - Миле приходит в голову, что под коробку пиццы могли поместить прослушку, поэтому шепотом хочет доложить обстановку. Время тянется бесконечной жвачкой. Уже никто и примерно не может сказать, сколько они тут сидят. - В Москву из Японии лететь девять часов. Чтобы вы понимали масштабы всего этого, - Плисецкий вертит головой и рассматривает потолок. Мила понимает. Кацуки тоже. Они не дождутся Виктора. Терпение лопнет либо у Киры, либо у спецслужб, которые все же решатся пойти на штурм. Это не Норд-Ост, где действовало много хорошо подготовленных террористов, а просто девушка с пистолетом. Они пойдут на риск. Мозг отказывается думать. Теперь просто хочется, чтобы все это побыстрее закончилось. Кацуки трет глаза. Он так и не надел очки после выступления, но спустя некоторое время адаптировался, не настолько у него плохое зрение, чтобы видеть перед собой вместо людей пятна. Надписи в даль — невозможно, но вблизи все отлично. И он замечает синяки на шее у девушки, такие же на ее запястьях. - Вас били? - Что? - Кира нервно вздрагивает, направляя пистолет на Юри. - Если вас били, то почему не пошли в полицию? - Какие вы все умные! Да что эта ваша полиция сделает? Она хотела поступить в любой другой город, лишь бы подальше от отца. Да,он научил ее стрелять, показал боевые приемы. Больше никто не обижал ее в школе. Боялись. Но если она делала что-то не так, не оправдывала надежды… Однажды он почти задушил ее, но вовремя остановился. Кире пришлось носить шарф и в теплую погоду, чтобы не было видно синяков от пальцев. Отец.. Тот, кто должен быть опорой, всегда говорил, что ничего хорошего из нее не выйдет. Он смеялся над ее увлечением Никифоровым, а однажды выкинул в окно диск с записью. Кира выбежала без верхней одежды и раскапывала сугроб, пока не вернула свою вещь обратно - Я хотела его любить. Если бы он только раз сказал, что гордится мной… - почему-почему отец всегда смешивал ее с грязью? - Меня ведь совсем никто не любит. Потому что я уродина. И Виктор не любит. Не полюбит… Как же она устала. Ей и самой хочется, чтобы все закончилось. За чертой действительно оказалась тьма. Тьма и больше ничего. - Вы не уродина. Совсем не уродина. И конечно же достойны любви. Просто вам нужна помощь. - Никто. Никто не поможет, - к горлу подкатывает комок, из глаз льются слезы. - Все будет хорошо, - твердо говорит Юри и улыбается девушке. Слезы текут уже ручьями. Кира делает шаг навстречу и попадает в объятия японца. Пистолет падает на пол. Уже в машине МЧС к Юре пробивается дедушка. Теперь-то Плисецский не сдерживает рыданий. Администраторша засыпает в одной кровати со своими дочками. Даже с той, которая уже слишком взрослая для таких нежностей. - Прости, мама. Мама, прости меня, - буквально воет в трубку Мила, услышав наконец-то родной голос. Рядом с ней стоит Яков и держит за руку. Медики осматривают ухо Юри, когда его посещает посол. Через несколько часов Виктор прижимает к себе так крепко, что они вот-вот сольются в единое целое.

После

- Юри, ее признали невменяемой. У девушки психическое расстройство, ты не виноват, - последнюю фразу Виктор произносит каждый день, но Кацуки продолжает молчать и листать страницы в телефоне. В инстаграмме фотография всех его соперников вместе, возглавляет всю эту компанию Пхичит, они держат большой плакат, на котором написано «Вы справитесь». Юри не справляется. Практически каждую ночь ему снится Кира, которая стреляет в людей, а потом застреливается сама. Перед смертью она произносит «Это твоя вина». Виктор уже несколько раз предлагал обратиться к психологу. Мол, такое не проходит бесследно, расскажи, что тебя тревожит. Юри молчит. Он не хочет говорить ничего психологу, Виктору или кому-нибудь еще. Пресса утихла, их случай больше не разбирают в каждой газете. На смену пришли другие новости и происшествия, жизнь не стоит на месте. Но для Юри она остановилась. Он даже еще ни разу не отрепетировал свою программу. Гран-При не отменили, из участников они не вылетели, значит нужно тренироваться. Но Юри не может даже ступить на лед. Ни в Москве, когда шли разбирательства, ни сейчас, дома. Он продолжает упражнения, пробежки. Физическое напряжение отвлекает от мыслей. Но на лед он выйти пока не может. - Юри… - Виктор обнимает его со спины, но японец лишь сильнее зажимается. Не потому что ему неприятны прикосновения любимого, просто… Он не может сейчас. Он отвечает на поцелуи, но дальше не заходит. Перед глазами последствия того, что бывает, когда делаешь человека центром своей вселенной. Имел ли право Юри присваивать этот центр себе? Ведь если бы не он, то ничего бы подобного не произошло. Этот ужас не пришлось бы пережить ни Миле, ни Юре, ни всем остальным, кто переживал и поддерживал. Их изоляция закончилась. Для Кацуки она продолжилась. Виктор старается быть терпеливым, понимает, что не могли не повлиять на человека несколько часов с вооруженной бедной сумасшедшей. Он уговаривает сам себя, что нужно просто еще немного времени. Его Юри вернется. Обязательно. «Хэй, Кацудон, я уже давно вернулся к тренировкам» - приходит сообщение от Плисецкого. «Смотри, я ведь обойду тебя на соревнованиях» - Юри не может не хмыкнуть на такую своеобразную попытку подбодрить. «Заканчивай хандрить и иди жиры разгонять, свинка» «Я не хандрю» «Да, конечно. Ври дальше». Плисецкий оправился довольно быстро и сразу же снова рванул в бой, объявив на своем инстаграмме, что Джей-Джей продует ему в финале стопроцентно. Отабек уже устал принимать деньги на пари. Некоторые вещи не меняются даже после таких потрясений. Мила уезжала на море, чтобы поправить нервы. Заодно наладила отношения с матерью, это было видно по их счастливым лицам на запощенных в сеть фото. Все входит в свою обычную колею. Юри идет по пляжу один, слушая крики чаек. Маккачин сначала увязался следом, но почувствовал настроение человека и вернулся назад. Жаль, что другие люди не обладают подобной особенностью. - Серьезно. Или к врачу или заканчивай, - Минако знает, где стоит ловить Юри, - могу прописать фирменный удар по голове, может мозги на место встанут. - Что заканчивать? - Вот это твое, - Минако размахивает руками, показывая «это», - ну прекрати уже себя накручивать. Это ведь не из-за той девушки. Из-за Виктора. Да? - Имел ли я право забирать его у всех? - Просто задай себе другой вопрос, - женщина тыкает пальцем прямо в лоб Кацуки, тот удивленно морщится - Имеешь ли ты право сейчас его отпустить? И тут уже сам решай. Она потягивается и оставляет его одного. Все слова уже давно сказаны. Он начинает с шагов, сначала размяться, потом попробовать прыжки. Юри скользит по льду без музыки, прикрыв глаза. В Ледовом дворце ни души, он лично попросил Юко никого не пускать и никому не рассказывать о его местонахождении. Это не тренировка, а лишь попытка понять. Понять, сможет ли он продолжать путь. Не один, а с Виктором. Вдруг он утянет любимого человека за собой на дно? На льду спокойно, он даже не боится, что стукнется о бортик. Этот каток Юри знает с детства и не боится. Он слушает музыку, которая внутри него. Спустя столько времени она вновь зазвучала. Чужой, нет, родной, вздох заставляет открыть глаза. Виктор стоит в дверях, но тут же подрывается с места и бежит навстречу. Юри распахивает руки для объятий. Имеет ли он право отпустить Виктора сейчас? Когда их губы соприкасаются, Юри точно знает ответ. Изоляция закончилась по-настоящему.