Капитан (не) Танцует

Нельзя сказать, что жизнь Кирка в академии была скучной до сих пор. Ухура достаточно долго ныла на пару со своей подружкой о всех возможных тяготах, но вывод, который делал Джим, был довольно прост – она слишком сильно загружала себя этими мыслями. Несмотря на то, что первый же человек в шаттле наблевал на его ботинки, дальше всё пошло куда лучше. Джим был слишком занят своим паддом, слушал какие-то песни, листал фотографии места, в котором должен был провести четыре года, подумывал о том, будет ли поблизости достаточно баров, чтобы не обзавестись ограниченным кругом тех, с кем он по пьяни подрался/потрахался. Его сосед был не так уж и рад, учитывая тот примечательный факт, что райские ароматы его блевотины между двух рядов не особенно восхищали их попутчиков. Пройдя регистрацию, Джим начал копаться в карманах в попытках отыскать какую-нибудь ткань, чтобы вытереть уже засохшую красоту со своих ботинок, но нашёл лишь платок. Кто вообще пользовался тряпичными платками? Платок оказался одноразовым полотенцем, которыми обычно пользовались в больницах. Джим подкинул мягкую ткань на ладони. Наверное, неважно чувствующий себя незнакомец всё-таки обнаружил в себе какое-то чувство вины, позволившее подсунуть это Кирку в карман. Расправившись с остатками последствий явно неплохого пойла, Джим оглянулся, желая то ли поблагодарить мужчину, который только что был в паре шагов от него, то ли найти, куда бы выбросить уже ненужное полотенце, но ни мужчины, ни мусорки в поле зрения не оказалось, только залитая солнцем площадка и снующие туда-сюда кадеты. Пожав плечами, он решил не волноваться о таких мелочах, когда его окружение так изменилось вдруг, суля одновременно и захватывающие приключения, и возможные проблемы. Осторожно сложив полотенце в квадрат, грязной стороной внутрь, он отправился навстречу тому чему угодно, что ждало его наверняка уже у ближайшего человека с паддом. Первый же вечер прошёл на вполне мирной волне – море новых знакомств, с десяток прелестных дам, Ухура, которая впоследствии успела не только отбить все его ловкие комплименты, но и зарядить ему пощёчину. – Кто же знал, что ты такое животное, – ворчала она, таща во второй раз отнюдь не лёгкую мужскую фигуру на своих с виду хрупких женских плечах в его комнату. Мимо продефилировала чёрт знает что забывшая тут орионка, на которую Кирк повернулся с, как ему казалось, обаятельнейшей из всех возможных ухмылкой, и получил под дых от Ухуры за то, что чуть не повалил их обоих на ближайшую стену. – Ухура, когда-нибудь, – Кирк икнул, – ты будешь моим лей-ле-ейтенантом, относись бережнее к капитану! Из открытой двери комнаты напротив проворчали: – Кто там опять?.. – Кирк, – ответили недовольному, и дверь тут же захлопнулась. – Эй! – накренившись, Джим потянулся к двери, но к счастью жильцов комнаты, она уже была заблокирована. – Джим, я тебя прошу, – Ухура вошла в его комнату спиной, а после с силой толкнула его на его же кровать. – Почему я чувствую себя твоей мамочкой? – Отругай меня, малыш, – тут-то ему и прилетела пощёчина. В общем, у Кирка набралось достаточное количество воспоминаний за первые пару недель в академии. Пока что им лишь давали понять, как много всего им предстоит узнать, и каждый раз, когда Кирк заявлял о своём желании стать именно капитаном, чему тут ещё его могли научить, он коллекционировал также и реакции офицеров-преподавателей, которые бывали частенько весьма занимательными. Единственное, понял Джим, чего он ещё не делал (читай: каким способом ещё не опозорился, по мнению Ухуры) – он не танцевал. Как бы нелепо это ни звучало, для Джима танцевать было главным пятном на его репутации во всех смыслах самого очаровательного подонка. Он пошёл в самое дальнее место, которое смог найти – клуб был довольно популярен среди учащихся академии, и многие, наверное, частенько самозабвенно извивались на довольно небольшом танцполе, судя по тому, что там царила атмосфера пьянящего раскрепощения. Кирк бы даже и не пошёл, если бы не утренний разговор с Ухурой – уже на четвёртый день Джим случайно забросил в сушку чью-то синюю униформу, и она скукожилась до того сильно, что ужаснувшийся парень, лицо которого было Джиму отчего-то знакомо, попытался было выяснить, в чём дело, но Джим вовремя собрал монатки и больше в прачечную в мужском блоке не ходил. Уже вторую неделю Ухура складывала его шмотки, включая нижнее бельё, в стопочки и выдавала ему в пакете, чтобы никто не увидел. Ухура настояла на том, чтобы Джим сделал самую позорную вещь на её же глазах, и очень обрадовалась, что в процессе наблюдения за исполнением своего же приговора она сможет хорошенько надраться. – Два пальца виски, – Джим тут же облокотился о бар и, получив свой стакан, выпил всё в два присеста, зажмурившись от накатившего предвкушения такого привычного алкогольного опьянения. – Непростая неделька вышла, – он подмигнул девушке, ёрзавшей со своим дамским коктейлем на стуле рядом, но её недовольный молодой человек утащил свою даму куда-то вглубь толпы, открывая Джиму прекрасный вид на того, чьё лицо тут же показалось ему до ужаса знакомым. Алкоголь уже начинал согревать кровь в венах, и Кирк усмехнулся, когда мужчина некомфортно сжал плечи, чтобы потом выдохнуть так тяжело, будто это он только что угробил чью-то униформу (которая, по сути, не должна была так сесть, потому как в идеале отличалась особой прочностью). – Почему такой вид? – Кирк плюхнулся на ещё тёплый стул рядом. – Да, неделька и правда вышла, – сказал он. У него был чудесный голос, и тут Джим понял, как давно он не пытался склеить кого-то своего же пола. Вызов был принят, и он подмигнул мужчине. Тот будто усердно пытался слиться с барной стойкой, и его молчание было лучшим тому доказательством. – Ты кадет? – Медик, – он одним глотком добил свой виски. – Ещё одну, – он помолчал и добавил: – обоим. Кирк не знал, что заставило его затормозить – отсутствие финансов обычно не смущало его при покупке кому-то выпивки, – его волновало только достижение желаемого результата. – Джим. Джим Кирк, – он протянул руку. Ему очень хотелось сжать эти пальцы, проверить, реально ли это желание наощупь. – Леонард Маккой, – ответил он без особой радости, но и не враждебно. Да, его прохладные пальцы наощупь были такими же, как и на вид. Кирк начинал потихоньку въезжать в тему. Он вдруг поднял игривый взгляд, стараясь вести себя естественно и слишком сильно не намекать, а Ухура с другого конца бара провела указательным пальцем под подбородком и потрясла руками над головой, намекая на то, что Кирку пришлось бы скоро выбирать между скоропостижной кончиной где-то в подворотне и пятью минутами позора. – Пришёл расслабиться. А ты почему здесь? – такая внезапная инициатива сбила Джима с курса. Он моргнул и улыбнулся довольно угрюмому Леонарду. – Напоролся на неприятности и проспорил кое-что не очень эстетично приемлемое, – усмехнулся Джим в свой стакан. «Совершил идиотский поступок» было бы куда более подходящим описанием, но раскрывать карты перед довольно привлекательным малознакомым человеком не хотелось. Разговор медленно зашёл о том, кто и откуда, с какими целями пришёл в академию, и Джим узнал, что не выходящий пару недель из запоя Маккой сел-таки в шаттл из желания убраться куда-нибудь подальше от своих проблем. Открытый космос казался ему приемлемым расстоянием. Леонард Маккой раньше был семьянином с работой хирурга в какой-то там джорджианской больнице, пока всё не пошло по одному откровенному месту. – GHI? – Кирк свёл брови вместе. – Тебе о чём-то это говорит? – с первой ухмылкой за вечер спросил Леонард. – Не очень, если честно, – только вот перед глазами Кирка теперь Ухура не грозилась убить его одними лишь жестами, а стояла, с лёгким недоумением протягивая ему белое мягкое полотенце, казавшееся с первого взгляда платком, в одном уголке которого была отпечатана именно такая аббревиатура. В любом случае, Кирку не очень хотелось проводить сейчас расследование – он уже выпил пару каких-то дешёвых коктейлей, решив не разорять своего нового знакомого, который отчего-то выглядел так, будто… было сложно даже сказать, что именно это было, и точного описания его виду и поведению, довольно противоречивому, было трудно найти. – Ты танцуешь? – вдруг спросил Джим. Посмеявшись себе под нос – он был очаровательным, когда смеялся, – Леонард так ничего и не ответил. – Ты должен делать так чаще. – Как? – Леонард вздёрнул бровь, а вместе с ней и бешеное либидо Джима. – Смеяться. Попробуй, это расслабляет, – Джим подмигнул. – Я за этим сюда пришёл. Танцевать. – Я не буду танцевать с тобой, парень. – Я и не намекал, – Кирк вскинул руки ладонями наружу в протесте. – Если пришёл танцевать, почему не танцуешь? Кирк усмехнулся. – Это долгая история. Он слабо понимал краем поплывшего от алкоголя ума, что пытается запикапить разведённого мужчину, и даже простой логики хватало, чтобы понять, что у Леонарда уже была возлюбленная, причём дело поцелуями в щёку не ограничилось. Но ведь Кирк тоже любил ездить обоими маршрутами, так что он включился в рассказ о том, с какой завистью один вулканец на лётной практике нюхал его перегар. Леонард смеялся всего три раза за тот вечер. – Честно говоря, – Джим уже висел на твёрдых плечах Маккоя, попивая коктейль по счёту в районе второго десятка. – Честно говоря, я поспорил, что станцую. – Парень, – кривая усмешка Леонарда уже стала почти родной для Джима. – Ты ведь учишься на пилота, так? Джим задохнулся, раскрыв рот. – Я? Я-то пилот?! Слушай сюда, – он вжался лбом в лоб Леонарда. – Да? – с издевательской вежливостью спросил Маккой. – Я – капитан! Капитан Джеймс Тиберий Кирк! – Тиберий? – хихикнул себе под нос Маккой. Он уже тоже был на полпути в алкогольное забытьё. – И я обладаю всем необходимым, чтобы командовать целым кораблём. – И не танцуешь. Ай-яй, – покачал головой Маккой. – И не танцую! – заорал Кирк, но после понял, что что-то тут не сходится. – Нет, танцую! Он еле встал с барного стула, и Леонард даже, давя смешки, пытался его отговорить, но полный насмешки взгляд Ухуры, болтающей с какими-то девицами, только распалил его. Все уже расползлись по столикам и за добавкой к бару, Кирк только что понял, сколько людей окружало их с Леонардом, пока для него существовала одна единственная в мире цель – затащить этого рукастого хирурга к себе в штаны. Естественно, сам по себе Леонард тоже был ничего. – Слушайте все! – Кирк повёл бокалом в руке, подняв руки над головой. – Я – капитан Джеймс Тиберий Кирк, объединённого звёздного судна, – Ухура громко засвистела со стороны. – Нийота Ухура, мой лейтенант, спасибо! Средний палец Ухуры с очаровательным молочным ноготком отправил его в истерику. – Ну и что, капитан? – закричала откуда-то вполне симпатичная дамочка. – Я – капитан, Джеймс Тиберий Кирк, и я – танцую! Он пустился в то, что даже плясом назвать было сложно, и смех, не язвительный, а ободряющий и счастливый, звенел в его ушах. Он, правда, разбил бокал, и сам чуть не разбил себе висок, когда споткнулся о свою же ногу через неопределённое количество песен, но каким-то образом вечер не закончился разборками с барменом и выяснением отношений. Ухура подошла и засунула лежащему на полу Кирку под резинку трусов купюру, усмехаясь. – Специально для тебя достала, танцор. Вставай немедленно. – Я помогу, – знакомый голос за закрытыми веками Джима был звучным и глубоким, даже несмотря на всё ещё довольно громкую музыку. – Нам по пути. Оказавшись в тёплых объятьях, Кирк на автопилоте потянулся к разгорячённой коже и получил щелчок по носу. – Не шали, парень, – проворчал этот южный акцент. Его обладатель сразу же за дверьми клуба начал пытаться закурить, и всё-таки преуспел с пятой попытки. – Мне бы не помешал осмотр, доктор Маккой, – проворчал Кирк. – Я тяжело ранен, – он ткнул себя пальцем в наверняка опухший висок – голова отозвалась острой болью. – Я не нанимался на твоё «судно» медбратом, друг. – А если шефом мед. службы? – Я подумаю, – Маккой снова усмехнулся. – Я давно так не смеялся, – добавил он неопределённое время спустя. – Ты и правда ужасно танцуешь. Спустя пару сигарет Маккой превратился в совсем другого человека. Пытаясь отодрать его от своих губ, чтобы случайно не спалиться перед кем-нибудь на входе в здание, ставшее их домом на ближайшие четыре (хотелось бы верить) года, Кирк на деле хотел бы продолжить прямо там и в тот же миг. К сожалению, гудящая голова не спрашивала у него утром, чего он хотел, и он почти ничего не помнил. Случилось ли то самое? Тело не подавало никаких признаков дискомфорта, поэтому он заключил, что если проникновение и произошло, то явно не в его сокровищницу. Отсутствие кого бы то ни было рядом неожиданно расстраивало, когда он проснулся утром, в отличие от пяти утра, и кто-то горячий наощупь похрапывал рядом в клочок подушки, которую Кирк по привычке заграбастал – в конце концов, это была его подушка. Он едва ли смог выползти из комнаты, чтобы спросить у кого-нибудь, не было ли у них под рукой хоть какой-нибудь таблетки, на крайний случай, попросить сходить за оной. И даже висок не болел – он был целёхонек – и не намекал на то, что произошедшее предыдущим вечером, переходя в ночь, было реальным. Кирк улёгся на кровать со стаканом воды, пытаясь растянуть удовольствие на как можно более долгий срок, и зачем-то разблокировал падд, от которого глаза болели. Он понял множество вещей сразу, когда глотнул воды: например, то, что он угробил униформу Маккоя, и что Маккой в первую же их встречу блеванул ему на ботинки, и что это полотенце до сих пор лежало где-то в его полке в шкафу. Утро было беспощадным во всех смыслах. И никаких жгучих брюнетов под боком, проворчал он про себя. «Капитану объединённого звёздного танцклуба, Джеймсу Тиберию Кирку: таблетка на подоконнике. Моя блевотина на ваших капитанских ботинках искуплена. С уважением, ваш преданный офицер и шеф медицинской службы, доктор Леонард Маккой. И кстати, я живу напротив» Джиму вдруг стало в десятки раз лучше, хоть и не физически. Видео, распространённое Ухурой, с подписью «Капитан танцует» ещё долго забавляло всех знакомых Джима, но Леонард утверждал при любом удобном случае, что именно уму не постижимые способности Джима к танцу очаровали его и привязали к его персональному танцующему капитану если не навсегда, то уж точно на довольно долгое время.