Эксцесс

      Миша консервативен. Он редко переезжает, настолько редко, насколько вообще может себе позволить. Да и просто из города он выезжает тоже только по особым поводам, какими обычно становятся новые выпуски «Пора валить».       В его квартире все находится в первозданном хаосе, который выстраивался годами привычек, так что все, что находится на этих квадратных метрах, подчиняется ему и ложится к нему в руки в нужный момент. И это не меняется от квартиры к квартире.       Его увлечения сложились в детстве и не меняются уже давно, им он отдаёт всего себя, не жалея ничего ради качественной реализации своего самовыражения. Он готов тратить на это все своё время, к тому же это хорошая причина не выезжать за пределы города.       Миша пьёт чай с двумя ложками сахара и всегда сначала наливает в кружку кипяток. В единственную кружку для чая, к размеру которой привыкла его рука, и в которой он не задевает стенок, размешивая сахар своей любимой ложечкой с Дональдом Даком.       В основном, ничего не мешает ему поддерживать подобный порядок и спокойствие в своей жизни. Но порой случаются эксцессы.       Эксцесс зовут Даня, он значительно младше Миши и отрицает любые привычки, кроме привычки травить себя всякой дрянью. Каждый раз он максимально внезапно врывается в устоявшийся жизненный уклад, вытаскивает из головы все заебы и страхи, развеивает их дружеским похлопыванием по плечу и неизменным: — Ну ты и загнался, Мишган, переставай. И Миша перестаёт. Ненадолго, буквально до момента расставания, но перестаёт. И это, наверное, основная причина того, как часто он ждёт встречи, которую не может предугадать. Предупреждать же о визитах не в характере Дани.       И, конечно, именно это причина того, что Поперечный может ввалится к нему домой в любое время и в любом состоянии и всегда будет принят максимально радушно.       Ведь поэтому Миша всегда спит ровно на одной половине своей двуспальной кровати?       Поэтому он только едва слышно вздыхает, когда нетрезвый Даня, от которого ощутимо тянет почти привычным хвойным запахом шмали, пытаясь забрать у него ту самую кружку с чаем, обжигается и роняет ее на пол, отчего та разбивается в дребезги?       Поэтому он поднимает к себе лицо парня за подбородок, когда тот опускается на колени, пытаясь собрать осколки, качает головой и на грани слышимости, практически одними губами произносит: «Иди в кровать, я сейчас», — даже не подразумевая ничего непотребного?       Даня неловко поднимается, цепляясь за протянутую к нему руку и буквально падает в объятия парня. — Кшиштовский, я так рад, что ты у меня есть, — полуразборчиво выдыхает он куда-то за ухо — Миша вдыхает — и влажно облизывает пересохшие губы — Миша забывает выдохнуть и не шевелится. Парень отлипает от него и, чудом не наступив ни в один из осколков, вваливается в спальню и затихает там.       Миша выдыхает и идёт за совком, чтобы собрать стекло. Он почти заканчивает, когда слышит звонкий стук об пол, заставляющий его вскинуть голову. Источником шума оказывается пряжка ремня, упавшая вместе с джинсами с худых ног его друга. Сам Даня пьяно ухмыляется и, будто в замедленной съёмке, подносит указательный палец к губам. Миша опускает голову обратно к полу, проверяя, не осталось ли где травмоопасных кусочков. Выбрасывая их в ведро, он думает о том, что за кружку обидно совсем немного. И что, возможно, он сможет найти такую же. И что даже в противном случае это будет не такая большая потеря.       Он заходит в спальню, надеясь, что парень уже уснул, это было бы ожидаемым окончанием вечернего приключения. Тот не подавая признаков бодрости раскинулся на своей крайней половине кровати. Ну да, обычно Миша ложился раньше и спокойно занимал свое место у стены. Он скоро разделся, закидывая джинсы и футболку на спинку специального стула, и начал перебираться через лежащее на кровати тело, когда почувствовал холодные пальцы на своей ступне. — Ах, ты, маленький гаденыш, — беззлобно протянул он и практически свалился на своё место. Даня хрипло засмеялся, очевидно, чувствуя себя лучшим комиком в этой комнате, перекатился на бок и навис над лицом Миши. — А ты дурак, Кшиштовский, — серьёзно заметил он и снова рассмеялся. Миша неосознанно провёл пальцем по линии скул, хотел было одернуть руку, но, не заметив никакого сопротивления, провёл ещё и по губам. И он точно не ожидал, что парень напротив лизнёт этот палец и начнёт хитро ухмыляться. — Мишган, ты опять загнался без повода? — все с той же ухмылкой спросил Даня и, дождавшись неуверенного кивка, лизнул его ещё и в уголок губ, причмокнул, зевнул и добавил, — Зря, спи спокойно. И Миша подумал, что, наверное, все-таки не зря. И порадовался тому, что в свои «за двадцать» мог контролировать свои низменные желания. Он провёл рукой по рыжим волосам, слегка пригладив их, накрыл их обоих одеялом и глубоко вздохнул.       Завтра Даня наверняка не вспомнит ничего, кроме, может, разбитой кружки. Поэтому они никогда не будут говорить об этом, это ведь всего лишь пьяная блажь юности. Ведь поэтому?