Папа, папочка, слышишь?

Папа, папочка, слышишь? Твоя девочка повзрослела и выросла. Она забралась на крышу и взглядом сжигает звезды. И снятся ей не помосты, не бархат роскошных спален, не шелк дорогих одеяний и даже не фото в журнале. Ей снится снег, что стал пеплом, и город, золою облеплен, что рвал на себе ожерелье, гудящих как рой, проводов. Он умирал седой, ослепленный и насквозь больной, до последних домов-позвонков пронзенный агонией боли. Папа, папочка мой! Это я горела весной. Во мне созревало солнце, его пубертатный период закончился ядерным взрывом. Мне опалило душу, и сладкий запах садов сменился мертвенным тленом горящих в пламени судеб. Люди, родные люди… Я их крики вовек не забуду. Я ядом по их сосудам растекалась в отчаянии зыбком, выжигала на коже метки, а запах мой дымно-едкий забивался горечью в легкие. Папа, мой милый, родной. Ты тоже теперь пустой. Я лежу на пустынных улицах, порастая полынь-травой, и где-то сгоревшее солнце внутри меня водит ножом. Мой город безлюден, немой. Провалы разбитых окон рыдают осенним дождем, не стереть им стылую боль, не вернуть безмятежный покой, не смыть большое злодейство — молчание страшных часов (мне в глотке давили крик). Я боюсь, я стала чужой в этом мире высоких слов и бесполезных действий. Я останусь черным пятном на изведанной карте мира. Папа, папочка мой! Я свернулась в тугой клубок. Мне все слышится страшный вой и топот тысячи ног, и ужас, что лился рекой, омывая мой хлипкий стан. Он меня подкосил, сломал. Я стала похожей на призрак, лишь тонкие руки ветки рвутся в небесный свод, под ногтями застыла кровь и продукты распада урана. Удавка на шее затянута. Папа, мне снился кошмарный сон. Я видела возвращение детей в мой тихий зеленый двор. Я слышала громкий смех, я видела их восторг. И жизнь растекалась по венам моих иссохших дорог. Я проснулась, и горькая скорбь разорвала мне в клочья душу. Мой город мертв и разрушен.Я лежу в черной драной рубахе, опутана пыльным саваном. Шепчу в бесконечность дней и черных беззвездных ночей: «Мир этому праху: праху этого мира». Помни меня, родимый. Я еще немного жива.