Она

Стоишь у края. Гравий в пОкат из-под ног. Там тишина, покой, побег от адской мУки, Мираж полёта к воле: шаг — и вскинуть руки. Вдруг искрой мысль: «Не вариант. Да и не срок». Такой смертельно важный жизненный урок. Назад, от бездны. Слишком поздно. Не спастись. Под смех глумливый палачей из бывших близких, Из сучьей своры, что смертельно бьёт и низко, Скользнув, сорвался в пропасть… Но в рывке завис: Родные руки не пустили в вечность, вниз. Зашкалил пульс. Поверить? Нет! Уже предел! Опять обманут, предадут, всё это было. И от неверия так тягостно и стыло, Что оттолкнул, принять как есть не захотел: Расклад — дерьмо, такой же будет и удел. Вцепились, держат, даже в пропасть — за тобой, От напряжения бугрятся, рвутся жилы. Но этот свет — ещё желанный? уж постылый? — Всё ж ускользает вихрем звёзд над головой. «Нет! Будем жить!» — и из груди звериный вой. За что схватиться, чтоб спастись… Нет, чтоб спасти Того, кто рядом, следом, вместе до упора? Любовь свободна от сомнений и позора, Она всегда, пусть вопреки, поймёт, простит. ЛюбИм и любишь? Так о бОльшем не проси! Нет никого вблизи, чтоб вас перехватить, — Всех отогнал, рыча, от грёбаного края, Чтоб, в безысходную бездонность сам сползая, И остальных с собой туда не утащить, Не их агония, им надо дальше жить. Так где же взять тот старый добрый альпеншток, Чтоб зацепиться и потом, в обрыв вгрызаясь, Тянуться вверх и, к новой жизни выбираясь, Родным рукам, что разлюбить, прогнать не смог, Дать кровью выжженный пожизненный зарок? И вдруг как вспышка, осознание себя — Она! Стройна, строга, покорна, горделива, В ней жёсткость с ласкою бурлят коктейлем дивным, Каскад косиц своих игриво теребя, К тебе взывает, властной сущностью пьяня, И подставляет своё хрупкое плечо, В крушащем хаосе опору обещая, Шипя змеёй, но слов на ветер не бросая, Сдаваясь в рабство, в тот же миг порабощая. И предвкушением шибает горячо. И ты пленил. Пленён. Сомнений нет ни в чём. Кто б знал: то дар иль мзда — спасение её? Себя разбив, собрав и принимая внове, Смысл обретя желанный в действии и в слове, Сквозь строй теней пройдя в абсурде подоплёк, Ты к ней прильнул, признав, — и вас... на Жизнь обрёк. И с той поры она, ведомая в твоих Руках уверенных, её взнуздавших норов, В желанной боли пишет росчерком узора На обнажённой коже самых дорогих Roman à clef* о всепрощенье и любви, Под a cappella** стонов милых сердцу губ, Под восхищение хмельных от страсти глаз, И каждый взмах — огня пленительный экстаз, В любви рождённый и единый для всех вас. Она — и дар: её, молясь, смиренно ждут, Она — и мзда: её в стенаньях отдают. Она — болезнь, лекарство, плаха и приют. Она — Твоей Всесильной Воли Абсолют.