Предложения

…Наша память похожа на фотоальбом: некоторые снимки в нем со временем выцветают и становятся неотчетливыми, а некоторые, даже спустя много лет, остаются яркими и цветными, как и связанные с ними воспоминания… - Ты выйдешь за меня? Мне шесть лет и я вредная вертлявая девчонка с тощими косичками - папа называет меня чертенком в юбке, - и я сижу на кухне с Пашкой. Пашка - это сын тети Маши, подруги родителей, и он, в отличие от меня, очень ответственный, воспитанный, как тот самый кролик в мультике про Винни-Пуха, круглый отличник, и еще слегка похож в своих очках на Гарри Поттера. И еще он мне жутко не нравится тем, что разговаривает со мной снисходительно и чуть свысока - как взрослый с неразумным ребенком, хотя сам старше всего на три года. И еще больше мне не нравится, что именно ему доверили приглядывать за мной, пока наши родители колесят по магазинам, делая покупки к Новому году. И поскольку мне не нравится ни Пашка, ни то, что он приглядывает за мной, а еще я точно знаю, что хотя он и ходит на какую-то борьбу с трудным названием, девчонок он не бьет - даже таких вредных, как я! - я вывожу его из себя всеми известными мне способами. - Мне скуууучнооооо, - ною, глядя, как он разложил учебники и тетради на кухонном столе. - Почитай книгу, хочешь, дам тебе интересную? - предлагает он, выписывая что-то аккуратными круглыми буквами. - Не хочу читаааатььь! - Мультики включить? - Не хочу мультики, - продолжаю я гнуть свою линию, - мне скучнооо. - Ну, хорошо, - Пашка со вздохом закрывает учебник и смотрит на меня, - чего ты хочешь? Ага! - Поиграть и печенья с молоком. - Ок, - он встает и идет к холодильнику. - Тебе молоко погреть? – спрашивает Пашка, достав пакет. - Нет, холодное хочуууу, - канючу я. - Ты со мной поиграешь? - Можем "Лего" пособирать, если хочешь. Хочу, конечно! "Лего" я люблю, тем более, что у Пашки его много, но из вредности я отвечаю: - Нет, давай в дочки-матери. - В дочки-матери? - Пашка с удивлением смотрит на меня. - Да, - подтверждаю я, - я буду мамой, ты папой, а Изабелла, - киваю на валяющуюся тут же, на краю кухонного уголка, взлохмаченную Барби, - наша дочка. - Эм-м, - он морщится, - Мил, а я обязательно должен быть... - Конечно! - категорично заявляю я. - Потому что дети должны расти в полной семье! - объявляю услышанную в саду от нашей воспитательницы Риммы Борисовны истину. Пашка насупливается - естественно, ему это неприятно, потому что это у меня есть папа, а у него нет. Погиб на границе, и это не расхожая сказка, которую рассказывают все матери-одиночки своим детям, его отец действительно был пограничником, и Пашка с мамой и с ним жили на какой-то заставе очень и очень далеко, куда можно долететь - Пашка рассказывал мне - только на вертолете. И вот один раз контрабандисты - я это слово выговариваю плохо - решили перейти границу, а Пашкин отец им помешал... И Пашка тоже хочет быть таким как он. "Чтобы тебя тоже на границе убили?" - спросила как-то я. Он не ответил, но посмотрел на меня так, что я подумала, что он все-таки мне навешает. - Так что, женись, давай, на мне!!! - Хорошо, давай поженимся, - Пашка отрывает кольцо от упаковки с молоком и надевает мне на палец - оно болтается на нем ужасно. - Ты выйдешь за меня? - Я подумаю. - Ты выйдешь за меня? Мне пятнадцать, и я угловатый гусенок с длинным носом и кучей подростковых комплексов, замаскированных торчащими отовсюду колючками самомнения и красными прядями в волосах. Я назло всем ношу мешковатые джинсы, растоптанные кроссовки и толстовки на три размера больше, слушаю рок и мечтаю сделать татуировку и пирсинг в носу. Папа называет меня уже "Божье наказание", мама, вздыхая, говорит: "Ну ты же девочка!", а я... Мне хорошо и спокойно только когда я в спортзале - так получилось, что я стала заниматься тхэквондо - увязалась за Пашкой один раз на тренировку, да так и осталась. Правда, теперь его в секции нет, потому что год назад он поступил в какой-то институт, связанный с нефтью - тетя Маша все же отговорила его поступать в военное училище - поэтому Пашка и тренируется теперь там. И даже готовится к соревнованиям между ВУЗами. Обо всем этом мне рассказывает тетя Маша - с ней, в отличие от Пашки, я вижусь достаточно часто, особенно в последнее время, потому что она шьет мне платье на школьную новогоднюю дискотеку - мама все же уговорила меня. Можно подумать, оно как-то изменит мои угловатые плечи и почти полное, в отличие от большинства одноклассниц, отсутствие груди. - Мила, да ты просто красавица стала! - ахает тетя Маша, когда я, надев еще недошитое до конца платье, встаю около зеркала. - Скажете тоже, - бормочу, краснея, и осторожно провожу ладонью по блестящей складчатой юбке. Еще раз придирчиво смотрю на себя в зеркало и признаю - да, тетя Маша не зря обшивает половину нашего двора, платье получилось просто чудесным - я даже сама себе в нем нравлюсь. - Скоро женихи толпами будут бегать! - продолжает тем временем она. - Паш, скажи? - поворачивается к заглянувшему в комнату Пашке. А я и не знала, что он сегодня дома. - Что? - он вопросительно поднимает брови. - Мила у нас какая стала, да? - Да, - Пашка смотрит на меня и улыбается. - Привет, Мил, тебе платье реально идет. - С-спасибо, - бормочу я, чувствуя, как щекам становится жарко. - Так, ладно! - командует тетя Маша, - Паш, иди пои Милу чаем, а я пока как раз подол подошью! - Да я не… - пытаюсь отказаться, но она меня не слушает. - Тебе чай с чем? – спрашивает Пашка, когда я, сменив платье на привычную толстовку и джинсы, устраиваюсь на кухне на краешке все того же уголка. – С печеньем? - Нет, просто так, - бормочу, стараясь не смотреть на него. - Фигуру бережешь? – он ставит передо мной кружку со снеговиками – кажется, это я ему дарила на Новый год. – Так у тебя с ней вроде бы порядок… - Много ты понимаешь, - фыркаю, чувствуя, как щекам снова становится жарко – наверное, это от чая. - Ну, - Пашка садится напротив меня, - немножко понимаю… Как у тебя дела вообще? - Нормально все, - делаю глоток горячего до невозможности чая – никогда такой не пью, но очень уж хочется побыстрее свалить от Пашки и его изучающего взгляда - и кривлюсь, чувствуя, что обожгла кончик языка. - Давай молока дам, я же знаю, что ты с ним пьешь, - Пашка встает и открывает холодильник. – Помнишь, как мы с тобой раньше играли? – он протягивает мне на ладони пластиковое кольцо, - Ты выйдешь за меня? - Я… - впервые встречаюсь взглядом с его глазами и внезапно замечаю, что они у него не просто светло-карие – по краю радужки идет узкая зеленая полоска. И еще у него темные, красиво загнутые ресницы и веснушки на скулах - мелкие и темно-рыжие. – Не помню, - бормочу, спешно переводя взгляд на стоящий на подоконнике кактус. - Ну ладно, - Пашка пожимает плечами и садится напротив меня, и дальше чай мы, до появления на кухне тети Маши, пьем молча… … Возвращаясь домой с пакетом, в котором лежит мое новое платье, я улыбаюсь и ловлю кончиком языка падающие с темного неба снежинки. А еще в кармане моей куртки лежит то самое пластиковое кольцо, и я вроде бы понимаю, что это ничего не значит, но почему-то весь вечер продолжаю улыбаться и даже не язвлю родителям. И спать ложусь с улыбкой и ожиданием чего-то такого… Я еще сама не могу понять, чего именно – чего-то волшебного и невероятного. Словно я не просто Мила, а какая-то принцесса. И весь следующий день я провожу с улыбкой на лице, загадочно отмалчиваясь на вопросы подружек, что это со мной такое, и домой из школы почему-то лечу как на крыльях. И начинаю улыбаться еще шире, заметив на автобусной остановке на углу Пашку… …Обнимающего за талию какую-то девицу в короткой юбке и с гривой крашеных в белый цвет волос. Которая виснет на нем и смачно целует ярко-красными губами. Крыльев за спиной нет, потому что вовсе я не принцесса, а все тот же нелепый угловатый гусенок с покрасневшим от мороза носом. И чудес на свете не бывает вообще, как и влюбляющихся в гусят принцев в круглых очках и с веснушками на скулах. Привычно шаркая кроссовками, я прохожу мимо них, вжав голову в воротник куртки и стараясь казаться как можно более незаметной, но все равно почему-то блею: - Привет, Паш. - А, Милка, привет, - равнодушно бросает он, а эта его девица смотрит на меня с недоумением и презрением. Я дохожу до урны и, нашарив, достаю из кармана пластиковое кольцо и выкидываю его… - Ты выйдешь за меня? Мне двадцать лет, и я студентка иняза. Круглая, между прочим, отличница, но все еще то же самое наказание Божье. Но уже совершенно точно девочка - растянутые толстовки и тхэквондо остались в прошлом, а им на смену пришли юбки, платья и йога. Я только что сдала очередную сессию на «отлично» и готовлюсь ехать в Лондон по обмену - если бы вы знали, сколько мне пришлось пахать для этого, а потом еще и бегать, оформляя документы, проходя собеседования и строча бесконечные эссе! Зато теперь у меня в комнате на полке лежит паспорт с визой и билет на самолет, и последние три дня я вместе с мамой пакую чемоданы и составляю список того, что еще нужно купить: несмотря на мое "Мам, ну там куплю, что нужно будет!", она считает, что в Лондон надо ехать "чтобы знали, что мы не нищие тут!". Поэтому сегодня я снова убила полдня на хождение по торговому центру недалеко от дома, докупая разные так нужные девушке мелочи, типа белья и пижамы с котиками. - Мила? – слышу я, уже в сумерках шагая домой. – Привет! - Привет, - повернувшись в сторону детской площадки, вижу сидящего на качелях Пашку. – Что это ты, покататься вздумал? - Примерно, - криво улыбается он, - как у тебя дела? - Хорошо, - киваю. В последнее время мы почти не видимся с ним, да и с тетей Машей тоже – меня поработила учеба, у Пашки, я слышала, тоже: то практика была где-то, то диплом, то поступление в аспирантуру... - Ма сказала, что ты в Лондон едешь? - Да, - делаю шаг ближе, - по обмену. - Классно, - он шмыгает носом. - А ты? - Что я? – Пашка делает глоток из зажатой в руке – я сразу ее и не заметила! – бутылки. – И у меня все… хорошо. - Паш, ты кажется, пьяный. - Да даже не «кажется», Милка, - кивает он, - я совершенно точно пьяный. В лоскуты, - уточняет, делая еще один глоток. - И в честь чего? - Да так… - Пашка пожимает плечами. – Знаешь, как бывает… Вроде бы думаешь, что знаешь человека… а получается, что нет. И когда он тебя предает, - он прикусывает губу, - оказывается, это пиздец как больно. - Представляю, - сажусь на качели рядом с ним – в детстве мы без проблем умещались на них вдвоем, и он меня раскачивал сильно-сильно, так, что аж под ложечкой холодело - а теперь места для нас двоих явно маловато. - Да тебе-то откуда это знать… Будешь? – протягивает мне бутылку. - Нет, спасибо. Кто же это тебя предал? - Ты ее не знаешь… - Так это девушка? - Не девушка. Блядь настоящая, - зло бросает Пашка. – Извини, - добавляет он. - Но это так и есть. - Ну, раз ты так говоришь… - ежусь – все же на улице, несмотря на лето, прохладно. – Паш, шел бы ты домой. - Не хочу, - мотает он головой. – Там мама… начнет расспрашивать и переживать… Я же сегодня предложение делать шел, а там… - Ну, к нам тогда пойдем, - предлагаю ему. – Родители все равно на дачу уехали. Постелю тебе на диване, как раньше. - Милка, - он смотрит на меня нетрезвым и таким убитым взглядом, что мне становится его безумно жаль. Аж сердце колоть начинает. Пашка же – хороший, и умный, и красивый… что за дрянь его так отшила? – Чтобы я без тебя делал? - Сидел бы на качелях и мерз? – я встаю и подхватываю свои пакеты. – Допивай свое пойло и пойдем. - Привет, - Пашка выползает на кухню только ближе к полудню, - чем занимаешься? – хрипло спрашивает, потирая щеку, на которой отпечатался след от подушки. – С подружками общаешься? - Примерно, - киваю, сворачивая окно чата с Дэниелом – мы познакомились на форуме студентов и… вроде как договорились встретиться в Лондоне – он проведет меня по всем его достопримечательностям. И еще он со мной флиртует напропалую, собственно, как и я с ним – ну, а что тут такого-то, в самом деле? - Ты есть будешь? - Ага, - кивает он. - Тогда чай себе наливай, а в холодильнике на тарелке колбаса и сыр. Молоко там же. Хлеб знаешь где. - Гостеприимная хозяйка, ничего не скажешь… - А кто с тобой у унитаза полночи провел, слушая, как ты с ним общаешься? – отбиваю, быстро набирая текст. - Мне стыдно, и я еще раз прошу за это прощения, - Пашка садится напротив меня с кружкой и бутербродами. – Ты прямо бумажный червь, - кивает, делая глоток, на кипу бумаг, лежащих у ноута. - Ну, хочешь жить – умей на нее зарабатывать, - отвечаю я. На самом деле мне, как избалованной маминой и папиной дочке, и так ни в чем не отказывают, но все же совсем сидеть у родителей на шее мне не позволяет совесть. Поэтому я подрабатываю переводами и написанием курсовых своим нерадивым одногруппникам – неплохая иногда прибавка к стипендии получается. - Говоришь, прямо как взрослая, - улыбается Пашка, щелкая клапаном пакета с молоком. - Я вообще-то уже взрослая, если ты не заметил. - Заметил, Мил. Уже не та врединка с косичками… - он барабанит пальцами по кружке. – А я в Тюмень уезжаю, - говорит после паузы. – Мне там место предложили в одной компании… с перспективами, знаешь. И зарплата неплохая, и жилье обещают… - А она с тобой поехать не захотела? – догадываюсь. - Та, из-за которой ты напился? - Все банально, да? – Пашка криво улыбается и снова принимается щелкать клапаном пакета. – Тюмень же, - он хмыкает, - не Лондон… - Но вроде бы тоже большой город? - Ну да, - кивает он, - большой. Только там папика богатого нет, с которым она трахалась, пока я… Ладно, не хочу больше об этом…переживу. - Уверен? – внимательно смотрю на него. - Да. Тем более, есть с кем. – Он отрывает пластиковое кольцо с упаковки и протягивает его мне: - Ты выйдешь за меня? - Ч-что? – чувствую, как внутри все холодеет. - Ты выйдешь за меня? – повторяет Пашка. – Мил, мы друг друга с детства знаем, и ты точно не предашь и… - Да пошел ты на хер!- я швыряю в него свою кружку – хорошо, что чай там давно остыл, да и пролетает она мимо. - Я тебе кто, по-твоему? – вскочив со стула, практически ору Пашке в лицо. – Я тебе собачка, чтобы ты поманил, а я побежала? - Мила, ты все неправильно… - пытается объяснить он, но я не слушаю. Хватаю его за ворот футболки – откуда только сила взялась – и тащу в прихожую. - Вон пошел отсюда! – распахиваю дверь. - Мила… - Пашка пытается схватить меня за руки, - Мил, я просто не то сказа… - и захлебывается от удара ап чаги в грудь – он же и учил меня когда-то, как правильно бить. Выталкиваю его, согнувшегося в три погибели, на лестничную площадку и захлопываю дверь. И потом полдня провожу, накрыв голову подушкой, чтобы не слышать звонков и стука в дверь, и рыдая… - Ты выйдешь за меня? Мне двадцать три, я работаю в одной крупной фирме техническим переводчиком, у меня постоянные командировки, съемная квартира и планов громадье, и замужество в них совершенно точно не входит. Хотя с Пашкой мы уже два года как вместе – несмотря на то, что я его тогда вытолкала взашей и внесла в черные списки во всех соцсетях, он все-таки меня достал. Даже в Лондоне. И всеми правдами и неправдами отпросившись, примчался встречать меня из своей Тюмени, когда я прилетела назад - с большим букетом роз и признанием в любви с детства. Но я, конечно, сразу не сдалась, а только когда «измочалила парня вконец», как сказал папа. И вот теперь то он приезжает ко мне в Москву, то я к нему в Тюмень, хотя лично наши мамы этого не одобряют, говоря, что мы с ним все делаем «через лево и навыворот». Но нас с Пашкой такая жизнь вполне устраивает – так мы не успеваем друг другу надоесть и всегда встречаемся как в первый раз. Романтика, в общем, сплошная, не омрачаемая бытом и ссорами. Хотя нет, поссориться мы с ним успеваем за день раз пять – и не всегда в этом виновата я, у него, знаете, тоже характер тот еще! Но всегда миримся практически сразу. Ну, или через пять минут, потому что на Пашку дольше сердиться невозможно просто - он же самый добрый, самый нежный, самый умный, самый… В общем, я его люблю просто безумно, хотя никогда бы не могла подумать, что такое вообще возможно – так дорожить кем-то и ощущать, как необходимую часть себя. Но Пашку можно, поверьте. - Ну, так ты выйдешь за меня? Я улыбаюсь – это наш с ним привычный ритуал, знаменующий открытие новой упаковки молока. Самый мой любимый ритуал – я ни за что не расскажу Пашке, но все подаренные им пластиковые кольца я храню в специальной шкатулке, тщательно запрятанной в ящике для белья. И их там уже ровно сорок девять. Это будет пятидесятым. - Конечно, - улыбаясь, с важным видом протягиваю ему руку… и чувствую на пальце что-то прохладное и явно не пластиковое. - Па-аш… - удивленно рассматриваю узкий золотой ободок с тремя небольшими прозрачными камушками, - только не говори, что это… - Настоящее кольцо, - кивает он, обнимая меня. – Мне кажется, что для него самое время. - Эм-ммм… - в голове лихорадочно несутся мысли – черт, у меня же две командировки и курсы еще… придется тогда сказать начальству, что я больше не смогу никуда ездить и порекомендовать им Таню – она сообразительная и быстро учится всему. А самой тогда заняться только переводами – их и дистанционно можно делать, да и в Тюмени наверняка можно что-то найти… И еще же придется что-то с квартирой решать…и как-то перевезти к Пашке свои вещи… - Мила, - Пашка смотрит на меня тревожно, - ты чего это напряглась так? - Думаю, - я прикусываю губу. - Как снова меня в нокаут отправить? – он нервно хмыкает. – Мил, если ты не хочешь… - Да погоди ты! – прикладываю к его рту ладонь – он своими разговорами мне думать мешает! - Как ты думаешь, мы в багаже на самолете все мое барахло увезем? Много за перегруз придется платить? Или лучше все же транспортной компанией? - В смысле? – Пашка удивленно поднимает брови. – Куда увезем? Какое барахло? - Мое к тебе, - повторяю я ему, как неразумному ребенку. - В Тюмень. - Зачем? - Затем, - нет, ну мужики все же такие тормоза иногда, боже мой! – что если мы поженимся, я буду жить у тебя. И мне нужны будут мои вещи. - Вообще-то, - Пашка ухмыляется, - я думал, что если мы поженимся, то это я буду жить у тебя. Меня в главный офис перевели, - поясняет он, - в Москву. Я вчера на собеседовании был, а сегодня утром окончательно подтвердили. А ты, значит, согласна выйти за меня замуж? - Ты такой балбес! – обнимаю его крепко и целую улыбающиеся губы. - Да!