Услышь меня

Небо за окном уже давно окрасилось синими чернилами, украшая свое одеяние россыпью сияющих звёзд и неполной луной, дарующей свет в этом полумраке. Бледные лучи хорошо освещали белоснежный подоконник, служащий моим троном последние полчаса, а на тускло-красном полу красовалась моя пожизненная спутница — собственная тень. Я пробегаю глазами по комнате, задерживаю взгляд на мягком, зеленом диване, на котором неопрятно валяются вещи Грейс. Ах… Ее вещи. Запах, не успевший выветриться из помещения. Только благодаря этому я не мучаю себя терзаниями о том, вернется ли она сегодня домой, не бросит ли меня здесь, одного. Взгляд плавно скользит вниз, далее, по разноцветному коврику, на ее большую кровать. Эта девчонка даже не подозревает, как пристально я наблюдаю за ней, пока она спит. Считаю каждый ее вздох, ловлю каждое робкое движение и всегда готов успокоить, если вдруг навестили кошмары. Поворачиваю голову в другую сторону и, чуть наклонившись вбок, выглядываю наружу. Высоко. С пятого этажа все эти людишки кажутся лишь жалкими и беспомощными муравьями, которых можно легко сдавить лапой, приложи лишь усилие. По дороге, то и дело, в спешке несутся машины, свет фар мелькает сквозь кроны деревьев. Все торопятся домой, а я довольно мурчу, ведь я уже здесь, и мне не нужно никуда идти. Я не нуждаюсь в такой людской суете, как работа, поиск пропитания; мне не нужно подниматься вверх по ступеням лестницы «социального общества», ведь я итак там, на самой верхушке. И никто не посмеет потянуть ко мне руки, дабы спустить на землю. Откуда-то за дверью эхом отдается стук каблуков по полу, я слышу как кто-то подходит к порогу. Забавно, ведь я даже не заметил, как она вернулась домой. Не услышал звона ключей и щелчка в замочной скважине. Вот к чему приводят философские размышления на ночь. Поднимаюсь на лапы и устало потягиваюсь, попутно зевнув. Секунда, я прыгаю на пол с подоконника, приземление отдалось легким стуком моих лап. Поворачивается ручка и вместе с распахнутой дверью в комнату врывается легкий сквозняк. В спальне всегда было куда теплее, чем в остальных помещениях этой небольшой квартирки. Звук коротких шажков, щелчок выключателя на стене. Я успеваю заметить этот изысканный силуэт своей хозяйки еще до того, как в комнате зажегся свет. С непривычки прищуриваюсь, глаза слегка слезятся от неожиданной яркости недавно замененных лампочек. — Ой, Барон, ты все это время был здесь? — озадаченной мелодией прозвучал вопрос, девчонка стремительно шагает ко мне, — Иди на ручки, прелесть моя рыжая. Ох, если б вы знали, как не люблю я все эти телячьи нежности. Но ради Грейс я могу потерпеть даже это. Девушка наклоняется и поднимает меня на руки, отрывая мои рыжие лапы от безопасной деревянной поверхности. Прилагаю все силы, чтобы не ухватиться когтями за ее нежные плечи, когда она стискивает меня в своих объятиях. Ведь я ей по гроб жизни обязан. Воспоминания серыми обрывками проносятся перед глазами, короткими и неясными. Я помню белый-белый снег, запах помоев и лай озверевших собак. Клацанье голодной и зубастой пасти возле моего обессиленного рыжего тельца, загнанного в ловушку — маленькую щель у каменной стенки, куда не влезали большие собачьи морды. Помню свое хриплое мяуканье, зовущее на помощь; тошнотворный запах собственной крови, испачкавшей изодранную шерстку на грудке. Посторонние крики и вдруг наступившую тишину, хруст снега под тяжелыми шагами. Руку, вытащившую меня из тупика; мягкую, теплую куртку. Нежный голос, трепетно шепчущий: ≪Держись, прошу, умоляю, только держись≫ Девчонка оберегала меня и защищала, не щадя своих сил; не спала ночами, выполняя прихоти маленького и слабого котенка. Теперь настал мой черед служить ее оберегом, заботиться о ней и защищать от любых невзгод. — Почему ты пришла так поздно? — недовольно промурчал я, осознавая, что девчонка не поймет моего языка. Это заставляло меня грустить, ведь, порой, так хотелось оказать ей достойную поддержку, когда ей плохо, или же просто выразить свои чувства. Но я могу лишь мурлыкать… да и ей этого, казалось, достаточно. — Что? Проголодался? — голос ее звучит как-то весело, она вновь поняла меня неправильно. Эх, лучше бы они учили не иностранные языки, а кошачий, — Извини, но сегодня тебе придется немножко поголодать. Я ужа-а-асно устала и хочу поскорее завалиться в постель. После этих слов она подходит к кровати и бережно кладет меня на мягкую, немного даже пружинистую поверхность. Я усаживаюсь поудобней и наблюдаю за тем, как Грейс снимает с себя одежду. Сначала на диван летит черная куртка, за ней следует красный свитер и шарф; джинсы оказались на полу, рядом с поспешно снятыми каблуками. Как радостно, что мне не нужно беспокоиться о смене своей рыжей шкурки изо дня в день, ведь это настолько нудно. Меня нисколько не смущает ее полуобнаженный вид, я к нему привык и никогда не видел в этом ничего особенного. Признаю, формы ее и грация под стать кошачьим, пусть и изюминка своя есть. Но… не то это, совсем не то. Искренне не понимаю, почему именно за этим охотятся человеческие мужчины, ведь тело можно легко изувечить. Как и душу, по сути. Нацепив на себя забавную ночнушку, Грейс быстренько вырубает свет и залезает на кровать, на четвереньках проползая к подушке. Заворачивается в одеяло по горло; я вижу, как она пристально смотрит на меня и слегка улыбается, похлопывая рукой по месту рядом с собой. Но я не реагирую на жест, и она наигранно обидчиво надувает губы. — Ну и зануда, — пробурчала девушка, переворачиваясь на другой бок и подставляя в мою сторону спину. И спустя лишь считанные минуты я могу наблюдать за тем, как умиротворенно вздымаются и опускаются ее бока. Только после этого я позволил себе расположиться у ее ног, свернуться комочком и, уткнувшись носом в лапы, закрыть янтарные глаза. — Я тоже тебя люблю.