Запахи

Запахи, запахи, запахи. Целая охапка — прямо в ноздри, и ты уже знаешь всё про эту тварь: в каких закоулках бродила, чем завтракала или обедала, что за эмоции бурлят в крови. Или не про тварь, а, например, про человека — пропитанного страхом и кровью, обронившего оружие и теперь жмущегося к стене. От этого сочетания тело накрывает волна мурашек, а во рту собирается слюна: кинуться, вцепиться, сожрать! А ещё бывают твари, чей запах опьяняет сильнее самого крепкого алкоголя. Хочется рухнуть на четыре конечности, затрепетать хвостом, зарыться лицом в их шерсть — уж слишком невыносима эта сладостная тяжесть внизу живота! Иногда от таких приходится поспешно уходить; а иногда можно и рухнуть, и затрепетать, и зарыться... В общем, как ни крути, а тварьское обоняние — потрясающая штука. Правда, к остроте запахов Кукловод до сих пор не привык, хотя с обращения прошло больше пяти лет. От их обилия то и дело кружится голова; приходится облокачиваться о стену и медленно-медленно дышать ртом, приходя в себя. Но есть то, что с лихвой окупает все минусы тварьского обоняния. Запах Инженера. Немного пота, тёплая кожа, металл, характерный для всех Механиков, — и что-то ещё, терпко-сладковатое, незнакомое. Что-то особенное. Что-то его, Инженерное. Кукловод втягивает этот запах с такой силой, что кружится голова, — и едва удерживает руки, желающие вцепиться в Инженера, едва успокаивает нос, жаждущий уткнуться в его серую футболку — и дышать, дышать, дышать... Сохраняет невозмутимое лицо — а всё внутри заходится в отчаянном тварьском вое. «Почему этот человек с дурманящим запахом не родился тварем? Почему он не может быть моим?!» Предводительство научило усмирять эмоции — и Кукловод мысленным поклоном благодарит судьбу за такую науку. «А, это ты, мой пленник? Привет-привет, как жизнь? Как тебе среди тварей, а?» — и гадкая ухмылка на губах. А внутри всё содрогается в экстазе от одного запаха; рвётся наружу желанием упасть на колени, протянуть руки: позволь тебя коснуться, позволь обнять, умоляю! Дышу тобой, ничего мне больше в жизни не нужно! Инженер ни о чём не подозревает. Бурчит себе под нос: «Всё прекрасно, всегда мечтал так жить», — упрямо не смотря в глаза. А Кукловоду так хочется узнать, какого они цвета; так хочется заглянуть и проверить, правду ли пишут в любовных романах, утонет ли он в глазах Инженера по самую макушку? Хвост, сдерживаемый до скрипа зубов, вырывается из-под контроля и дрожит, пытаясь разом выразить все-все бурлящие внутри эмоции. У него, конечно, не получается: пускай он и совершеннее человеческого лица, охватить такую бурю не под силу никому. Кукловод и сам путается в хрупкой нежности, перемешанной с диким желанием обладать, но оставаться на расстоянии, касаться только кончиками пальцев — и в то же время прижимать к себе. Запутавшийся хвост улавливает самую яркую эмоцию — и, высунувшись из-под плаща, лёгким трепетом предлагает: «Давай займёмся сексом?» Язык тварьских жестов — самый понятный и очевидный. Не нужно краснеть, что-то мямлить. Подойди к любой твари, затрепещи хвостом и жди ответной реакции — конечно, такой же жестово-тварьской. Инженер по-человечески ошарашенно моргает. Ему трепещущий хвост не говорит ничего — кроме того факта, что он есть, что он болтается под плащом и иногда высовывается наружу, демонстрируя всякие непристойные желания. «Давай займёмся сексом?» — чуть не предлагает вслед за хвостом Кукловод. Сжимает зубы с такой силой, что сводит челюсть. Инженер, будто уловив его мысли, поднимает голову, на мгновение встречается глазами... тёмными-тёмными, как летняя ночь. Внизу живота сворачивается тугой узел, ни вдохнуть, ни выдохнуть, только смотреть в ответ; и в запахе всё ярче и ярче проступает та незнакомая терпкая нотка, словно Инженер раскрывается перед ним, показывая не тело, не магию, а свою... душу?.. Кукловод, спохватившись, усмехается, разводит руками: а чего ты хотел, я же тварьский предводитель, мне хвост положен. Высокомерно отворачивается и, не придумав ничего лучше, уходит в сторону леса — прекрасно понимая, что со стороны это выглядит более чем нелепым окончанием разговора. Внутри всё требует бежать, пока Инженер не разглядел ещё один, уже совершенно ясный призыв раздеться и обжигающе касаться друг друга. Но Кукловод идёт нарочито спокойно, с достоинством, точно отправляясь в лес ради небольшой прогулки.  В лес, по тропе мимо деревьев, в самую чащу, подальше от... ото всех. Кукловод прячется за многолетним дубом, способным, кажется, заслонить всю тварьскую армию. Прислоняется к шершавому стволу, медленно дышит ртом — но запах не исчезает, точно Инженер стоит совсем рядом, почти вплотную, и если закрыть глаза... Кукловод оглядывается и, убедившись в своём одиночестве, запускает руку в трусы. Если закрыть глаза, можно представить, что Инженер и правда стоит рядом. Дышит в унисон, касается плеч — горячими-горячими пальцами, да, совершенно обжигающими. Гладит щёку, заправляет за ухо выбившуюся прядь волос, скользит по шее, щекоча её обкусанными ногтями. И пахнет от него так, что хоть ложись и умирай; но умирать не хочется, хочется совсем иного, хочется... да, да; о Высшие Силы! Кукловод запрокидывает голову, прислоняется затылком к стволу дерева и выдыхает. Твари даже особо принюхиваться не будут: от него пахнет спермой и пускай потухшим, но всё ещё желанием близости. Сразу понятно, чем занимался. «Но какое им, в сущности, дело? — Кукловод облизывает пальцы. — Приспичило — ну и разобрался с этой проблемой собственными руками. Не искать же в срочном порядке течную тварь — особенно если хочется совсем не с ней?» Запах тает в воздухе, великодушно разрешая побыть спокойным — спокойным ли? Позади, в лагере, остался Инженер. Ссутулившийся, мрачный, сторонящийся всех тварей; наверняка напуганный переменой обстановки: из квартиры — за решётку, из-за решётки — в тварьские лапы предводителя и его стаи... Кукловод сползает на траву и зарывается пальцами в распущенные волосы. Высшие Силы, почему он каждый раз влюбляется так самозабвенно, будто следующего уже не будет?.. *** Инженер ложится спать в его шатре. Вернее, это Кукловод велит ему ложиться здесь. Выбор-то невелик: либо с тварями, либо с их безумным предводителем. И куда спокойнее будет провести ночь в компании того, кто хотя бы не шерстяной, не ходит на четырёх лапах и не оскаливает пасть, всячески намекая, что не против перекусить — ясное дело, кем. Хотя судя по тому, как Инженер отводит взгляд и держится за пять-шесть шагов, он считает как раз наоборот. А то и вовсе мечтает о третьем варианте: в гордом одиночестве спать на улице. Впрочем, почему в одиночестве? У него есть своя стая, наверняка с ними бы улёгся: и тепло, и вздрагивать не приходится, и поговорить можно. Интересно, а они, часом, посреди ночи не заявятся, перепугавшись новых «соседей»? Успеть бы вовремя притвориться спящим, а вовсе не лежащим рядом с Инженером и изо всех сил пропитывающимся его запахом. Инженер устраивается на матрасе, укрывается шерстяным одеялом — без единого звука, без «доброй ночи» и прочих проявлений вежливости. «Ну что ж, как вы к нам, так и мы к вам», — нервно усмехается Кукловод. Подтаскивает свой матрас вплотную и ложится рядом. Инженер напрягается — но по-прежнему молчит, не оборачивается даже. А Кукловод вдыхает столько его запаха, сколько удерживают лёгкие. Пот, тёплая кожа, металл и терпкая сладость. Вновь закручивается узел внизу живота. Кукловод нахально подаётся вперёд и утыкается носом в макушку Инженера, в чёрные-чёрные волосы, короткие, но такие растрёпанные, будто недавно... — Что ты делаешь? — тихо спрашивает совершенно каменный Инженер. — Сплю, — невинно откликается Кукловод и приобнимает его одной рукой, стараясь не слишком прижиматься, чтобы не выдать своего жгучего желания. Инженер никак не реагирует; вернее, реагирует, но непредсказуемо: почему-то расслабляется и, кажется, начинает засыпать. Кукловод и сам прикрывает глаза — всего на минутку, ведь если кто-нибудь их увидит... Ему снится, как Инженер полыхает желанием — внешне оставаясь абсолютно равнодушным, даже слегка угрюмым. Однако ноздри Кукловода не проведёшь: кровь закипает в его венах, пламенем разносится по телу, и от этого жара даже волосы на голове шевелятся. Инженер часто дышит, приоткрыв пухлые губы. Кукловод касается этих губ языком, проникает в жаркий, такой же пылающий рот. Руки сами хватают за плечи: не отпущу, мой! И запахи — со всех сторон: запах стекающего по спине пота, запах разгорячённого тела, запах желания, которое уже нет сил скрывать. Инженер и не скрывает. Инженер весь — абсолютно, каждой клеточкой тела, — излучает свой, личный запах, эту терпкую сладость, которую бы слизывать и глотать — всю, без остатка. Кукловод трепещет хвостом и, оборвав поцелуй, трётся головой о его грудь. «Я тоже», — одними губами шепчет Инженер. Гладит по спине, вдоль позвоночника, точно самую настоящую тварь, — и Кукловод, охотно прогнувшись, жмурится от удовольствия. Пальцы Инженера приспускают его штаны, поглаживают ягодицы. Кукловод по-тварьски нечленораздельно стонет, по-человечески обнимает Инженера за шею... — Можешь не тыкать в меня своим... хозяйством? — доносится сквозь сон. Сцена только-только начавшегося секса тает перед глазами, как ни хватайся, как ни удерживай. Кукловод с неохотой, щурясь, возвращается в реальность — и видит прямо перед собой хмурое лицо сонного Инженера. — Слушай, — нетерпеливо продолжает тот, — я уже понял, что ты меня хочешь, не обязательно тыкать в спину. Но вот я, видишь ли, тебя не хочу. Поэтому поумерь свой пыл. Щёки вспыхивают, лицо обдаёт жаром — совсем другим, не таким желанным. — Извини, — сконфуженно бормочет Кукловод и переворачивается на другой бок. Хорошее же впечатление он произвёл, такое нарочно не придумаешь. А впрочем, какая разница, что о нём подумают? Всё равно ничего не светит. Пускай уж Инженер считает его безумным полутварем: хотя бы не удивится, когда Кукловод в один прекрасный день облапает его задницу — потому что задница настолько шикарна, что лучше опозориться и выслушать гневную тираду, чем упустить такой шанс. Запах уставшего и немного смущённого Инженера дразняще щекочет ноздри. Кукловод медленно вдыхает, растягивая удовольствие, слизывает запах с кончика носа — и губы сами собой складываются в довольную улыбку. По крайней мере дышать ему уж точно никто не запретит.