Не рушь мою реальность.

— Давно Ёнгук-хёна не было видно. – с наигранным безразличием вдруг сказал Дэхён. После выступления пятеро кроликов собрались в гримёрке, в тщетных попытках восстановить дыхание, обмахиваясь, чем попало. Химчан же мирно стоял у стенки со своим известным маленьким подобием вентилятора и пустым взглядом дырявил пол. Да, Бан давно не показывался и вообще не давал никак о себе знать. Все понимали, что лидер на отдыхе и тревожить его нельзя, но ведь тот мог хотя бы раз им позвонить и поздравить, к примеру, с недавней победой. В помещении воцарилось неловкое молчание, и тишину нарушал лишь звук моторчика маленького друга-охладителя Кима. — Хён, почему бы тебе не позвонить ему? – наконец изрёк Ёндже, обращаясь к Химчану. Взгляд безобидного хомяка на сей раз был с явным укором, но розовый кроль лишь насупился в ответ. Каждый член группы понимал, что отношения между Баном и Кимом в последнее время очень напряжённые, хотя раньше лисицу было буквально не отлепить от лидера. Ю ещё пару минут смотрел на своего молчаливого хёна, который сейчас вёл себя как ребёнок, но явно не как человек, старше него. Осознав, что этот разговор закончен, так и не начавшись нормально, мемберы стали потихоньку расходиться по домам, ибо, благо, после концерта у них впервые было свободное время. Выходя из комнаты последним, Джело обернулся и будто бы жалеющим взглядом осмотрел Кима, но тут же хмыкнул себе под нос и поторопился уйти. Оставшись один в гримёрке, Химчан продолжал стоять неподвижно у стены, пока настолько не задумался, что ослабил хватку и выпустил жужжащее устройство из рук. Вздрогнув от звонкого звука удара железки об пол, юноша испуганно оглянулся по сторонам, но тут же мимолётные признаки жизни в его глазах исчезли, и он вновь погрузился в свои мысли, рассеянно поднимая вентилятор с пола и начиная собираться. Думы лисицы были мрачны. Они бегали друг за другом в чёрных одеяниях, каждый раз при приближении, словно копьём пронзая сознание, напоминали ему о том, что с Ёнгуком всё кончено. Хотя, что тут может закончиться, когда оно даже не начиналось. Ведь лидер и Ким правда не встречались. Они лишь много лет спали друг с другом, может, даже любили, но ведь всему приходит конец. И вот он настал для них. Внезапно на всю комнату прогремел знакомый до боли Киму рингтон. А, это же его собственный телефон разрывается. Кинув взгляд на дисплей, Химчан горько усмехнулся себе под нос. Кто бы сомневался — звонил Бан собственной персоной, по законам жанра появляясь в самый нужный (а точнее совсем наоборот) момент. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Чанни постарался прийти в себя и придать своему голосу как можно больше уверенности, нажимая «принять вызов». Разговоры с лидером по телефону всегда бывают короткие, вот и сейчас, хриплый грубый голос лишь быстро бросил, что необходимо встретиться, и, не дожидаясь ответа, завершил звонок. Ким пожал плечами – такое было ему не впервой, но тяготило сейчас именно то, что видеть Бана ему совсем не хотелось, особенно после их «молчаливого» разрыва. А делать-то нечего, придётся идти, иначе детишки потом весь мозг выедят. Запихнув как попало свои вещи в рюкзак, Хим быстрым шагом направился к выходу, а после него завернул в кафе, расположенное в этом же здании. Мамка и папка группы всегда встречались там, поэтому за столько лет уже не было необходимости уточнять место сборов. Химчан хотел быстрее избавиться от ещё не отяготившего его общества Ёнгука, дабы прилететь фурией к себе домой и, наконец, укрыться от этой всей суеты. Только вот жаль, что от собственных чувств никуда не скроешься. Странно, но знакомая тёмная макушка уже виднелась за привычным столом, когда лис отворил дверь кафе. Пряча взгляд, он сел напротив лидера, ожидая, пока тот сам начнёт разговор. К счастью Чанни, долго ждать не пришлось, Ёнгук заговорил буквально через секунду после того, как его собеседник приземлился на кресло. — Как там ребята? — Да как обычно. – «А что ты ещё ожидал услышать, голова садовая?» — проворчал про себя Химчан. Видимо, сейчас каждая реплика Бана будет дико злить его, и скрыть это навряд ли удасться. — Ясно. А подробней? – Сцепив ладони в замок и уложив локти на стол, лидер тяжёлым взглядом сверлил сидящего напротив кроля, который от этого ещё больше распушился. — Подробней о ком? Хотя, к чему этот вопрос. Не беспокойся, зад макнэ в полной безопасности, к нему никто даже прикоснуться не смеет, ибо все знают, что тут же получат нагоняй от тебя. — Злобно сверкнув глазами из-под бровей, Химчан теперь с вызовом смотрел на Ёнгука, подавляя в себе желание бросить что-нибудь тяжёлое ему в морду. — Причём здесь Джело? Меня интересует состояние каждого участника, будто ты не знаешь. — Лидер шумно вздохнул и отвёл взгляд, опустив голову. — Ха! – хмыкнул Ким в ответ. – Что ты, откуда же мне знать, если наш любимый лидер пропадает неделями, а потом этот мелкий как бы невзначай объявляет нам, что был у тебя вчера и с тобой всё в порядке. Злость душила Химчана, его короткие аккуратные ногти впивались в кожу, до того сильно он сжимал свои кулаки, дабы хоть как-то сдерживать кипящее внутри него бешенство. Уже ни для кого не секрет, что самый старший и самый младший участники группы частенько пропадали после репетиций, а после возвращались довольные и уставшие. Чанни нравился Джело в роли непоседливого сынишки, но это было лишь до того момента, как Ёнгук стал проявлять к младшему интерес. Нежные чувства, конечно же, со временем поутихли к лидеру, но вот чувство собственничества и ревности мешали Химчану дышать, когда он видел этих двоих рядом. И самое противное то, что Бан ничего не замечал. Спал с другим, и будто бы так и было надо. Прокручивая все эти мысли у себя в голове, лисица становилась похожей на добермана, которого вот-вот спустят с цепи. — Знаешь, а я ведь пришёл сюда расставить все точки над «и». Слова, сказанные таким родным, но заледеневшим грубым голосом эхом раздавались в ушах Кима. Да, он сам об этом давно думал, но всё не решался заговорить. Точнее не хотел. Так почему же из уст Гука это звучит так резко и…обидно? Не дожидаясь ответа, Бан продолжил: — Я знаю, ты поймёшь меня. Мне правда нравилось проводить с тобой время. Эти мимолётные объятия перед камерой, эти многозначительные взгляды в мою сторону при других мемберах и этот секс в туалете я никогда не забуду. Но мы ведь с тобой взрослые люди, Хим. Мы оба знаем, что всё проходит, будь то хорошее или плохое. Да, сейчас я с Чжунхоном, но это не должно мешать нашей совместной работе, понимаешь? — Вкрадчивый, мягкий, но серьёзный взгляд Ёнгука пробуждал в кроле только ещё большую ненависть. Не должно мешать работе? Да ты издеваешься! Я ведь готов вас обоих на куски порвать, бесстыдные вы твари! Обида душила Кима ещё больше, и он продолжал молчать, лишь метая молнии из глаз в сторону лидера. А тот будто бы вообще этого не замечал, и потому стал продолжать. — Я… Мне трудно об этом говорить. Не подумай, что я рад вот так вот с тобой поступать. Самому хотелось бы вернуть то время, когда с таким упоением прикасался к твоим скулам, или когда твои руки были тоньше моих… Многозначительный взгляд по телу кроля давал такой прозрачный намёк на то, что телосложение Химчана изменилось. Он и правда сильно поправился, и этого было невозможно заметить. Тонкая, женственная лисья мордочка теперь превратилась в упитанное лицо уверенного в себе мужчины, а такие изменения в пассивах Гуку не очень нравились. Было куда приятней ощущать под собой тощее, беззащитное, но столь милое существо, чем этот упитанный тюфячок, который сам кого хочешь отымеет. Ким с трудом проглатывает ледяной комок в горле. Это слишком жестоко, Бан. Нет, прекрати. Я знаю это, но ведь…ведь… В такие моменты лисица не могла понять, что Ёнгук выбрал самый лучший путь к решению проблемы. А Химу было легче убежать от неё, спрятаться под одеялку и прикрыть глаза, будто бы это и не с ним сейчас происходит. Нет, не с ним… Только не с ним… Чанни резко отводит взгляд в сторону, стараясь скрыть предательские слёзы. Ты ведь не можешь со мной так поступить! Почему люди меняются? Почему нельзя обратить этот процесс и вернуть того хрупкого юношу, что скрывал вечными шутками свой страх? Лидер вновь тяжело вздыхает и начинает взглядом сверлить стол, то ли подбирая нужные слова, то ли ожидая, что Химчан продолжит за него. Но тот молчал. Молчал так, что эта тишина давила с всех сторон, и неважно, что вокруг всё кипело и бурлило жизнью, люди бежали по своим делам. Мир замер в эти минуты для этих двоих. Бан открывает рот, чтобы как-то подбодрить друга. Да, уже друга. А как его ещё теперь называть? Бывшей любовью? Бывшим смыслом жизни, который изменился на глазах? Ёнгук ловит себя на мысли, что желает прикоснуться ещё раз к щекам Химчана. Того родного тёплого Химчана, который напоминал ему кролика, когда улыбался, который очень себя любил и знал себе цену, но при этом никогда не смотрел на других свысока. Того Химчана, который, словно брошенный котёнок, цеплялся за край футболки Бана, когда тому нужно было уходить. Будто лисица боялась, что именно сейчас он уйдёт. Уйдёт навсегда. Этот мимолётный взгляд, наполненный глубочайшим страхом, который леденит душу… Да, этот же взгляд, как и тогда, был сейчас в глазах у Чанни. Бедный зайка… Ёнгук неосознанно тянет ладонь, дабы провести по столь любимой когда-то щеке, но замирает в сантиметре от неё. Теперь всё не так. Кима трясёт, кончики пальцев будто бы покрылись льдом. Он панически ищет какую-нибудь деталь, за которую можно зацепиться взглядом и не разрыдаться. Но не находит. Истерично всхлипывает и мысленно ругает себя за слабость. За величайшую на земле слабость. Нет, он не в силах посмотреть Бану в глаза. Он просто хочет убежать от этого. Пожалуйста, дай мне сбежать, прошу… Лис цепляется за собственную кофту, обхватывая себя руками, и сгибается из-за нестерпимой боли внутри. Порой кажется, что физическая она не столь сильна, как моральная, не правда ли? И когда всё стало таким?.. Когда ты перестал улыбаться, смотря на меня? Когда перестал называть меня «мой Чанни»? Когда ты успел стать таким чёрствым, Бан Ёнгук?! Хим хочет посмотреть в глаза лидеру, высказать ему в лицо всю грязь, что обидой тянула лиса вниз. Он ненавидит его за жестокость, за безразличие, хотя краешком сознания понимает, что тот всё делает правильно и к тому вообще-то всё давно шло. Но почему так больно принимать колкую реальность? Неужели нет способа вновь сбежать от неё? — Ким, послушай. – Наконец раздаётся грубый низкий бас. – Нам давно не восемнадцать лет, чтобы лелеять свою первую любовь. Ты же не думал, что я когда-нибудь встану перед тобой на одно колено и скажу: «Выходи за меня»? Смирись уже с мыслью, что я больше не твоя собственность. Я знаю, какой ты властный и ревнивый в этом плане, поэтому… А что поэтому? Слов уже не хватало. Бан не знает, что сказать. Как вбить в голову этому несчастному кролику, что всё закончилось? Сам он этого не поймёт, не хватит смелости. А Химчан хочет назвать Ёнгука скотиной. Хочет кинуть стул ему в лицо. Хочет разрыдаться у него на плече и обнять. Хочет снова почувствовать себя ребёнком в этих тёплых крепких объятиях. Когда он последний раз так обнимал его?.. Да, всё заканчивается рано или поздно. Вечной любви не существует, есть лишь болезненная привязанность. Бан ерошит свои волосы тяжелой рукой, встаёт и уходит, не бросая на до сих пор сидящего в прострации Кима даже мимолётного взгляда. Всё кончено, очнись, наконец. Река обжигающих слёз брызнула на щёки Чанни. Неприятно задрожала губа. Ему и так было холодно, а ощущение горячих слёз только усилило чувство, что он мёрзнет. Замерзает в этом мире. Совсем один. Совершенно один. Уже окончательно и точно один, в то время как бывший его обогреватель греет сердце совсем другого человека. Прощай, любимый Бан Ёнгук.

***

Здравствуй, лучший друг Бан. Почему лучший? Наша группа по-прежнему жива, все шесть членов её никуда не делись. Атмосфера всё той же Санта Барбары. Знаешь, было трудно работать с тобой под одной крышей. Трудно смотреть на то, как прикасаются к тебе. К твоей коже, которую я когда-то с таким упоением кусал. К твоим губам, которые вечно холодные, но такие мягкие. К твоей широкой спине, за которой не страшны были любые невзгоды. К твоим плечам, на которых я столько раз давал слабину и ныл, как какая-то школьница. Интересно, твой запах… Он такой же? Не изменился ли? Ты ведь знаешь, что у каждого человека свой индивидуальный запах? Твой отдавал сыростью. Запах мокрого асфальта, на который тут же высыпали пыль. А твоя кожа? Имеет ли она тот же пресный привкус? Замечает ли хотя бы это он? Ты счастлив с ним? Ладно, я же вижу, что счастлив. Твоя широкая улыбка – будто ослепительное солнце на мрачном небосклоне. Светишь ты ей теперь, правда, уже не мне, но я привык. Я смирился, мой лучший друг. Ты ведь лучший, не так ли? Мы не можем выбросить из своей жизни друг друга. Это было бы глупо. Столько счастливых, просто весёлых или даже важных моментов прожили мы с тобой. От этого никуда не деться, Бан. Я по-прежнему знаю о тебе всё, а ты, возможно, помнишь также всего меня. Ты, вижу, рад, что я не в обиде. Знаешь, а ведь друзьями быть не так плохо. Правда, я всё меньше узнаю о том, что происходит у тебя в жизни. Ты имеешь плохую привычку делиться новостями только лёжа в помятой постели. И да, чтоб ты знал, я вовсе не ненавижу этого мелкого. Он ведь хороший. Правда. Я понимаю, почему ты его выбрал. Тебе нужно опекать, а ему нужна опека. Нужны твои внимание и забота. Не сломай мальчика, Ёнгук. Он этого не вынесет. Его детская наивность поражает, а его преданные и такие чистые глаза, которыми он смотрит на тебя… Смотрел ли я на тебя когда-то также? Наверное, да. Если тебе интересно, то со мной всё в полном порядке. Меня очень вовремя спасли. Я тоже больше не один. Ты же знаешь, я закрытый, но одиночество терпеть не могу. Доброй ночи, Бан. Спи спокойно, мой самый лучший друг.