Just Hope

Тэхён никогда не любил нарушать размеренный ритм своей жизни, не любил переезды, не любил что-то менять и куда-то спешить, но больше всего он не любил внезапные командировки, организованные его «заботливым» начальством. Смена удобного рабочего кресла в светлом просторном кабинете на жесткий стул в еле освещенной коморке или, дай бог, если повезет, в конференц-зале какого-нибудь очередного филиала фирмы определенно не входила в его планы, ни-ког-да. Но его желания, к сожалению, никого не волновали, о чем красноречиво намекали лежавшие на столе билеты 1-го класса со вполне определенной датой и временем отправления. Годы работы в фирме изменили Тэхёна. В нем давно уже не было той детской непосредственности и блеска в глазах, с которыми он переступал порог учебного заведения, а юношеский максимализм и желание менять мир к лучшему померкли и истерлись. Теперь все эти наивные стремления и мечты заменили холодный профессионализм, циничная расчетливость и чертовская проницательность, вкупе с двумя основополагающими столпами успешного бизнеса — «не доверяй никому» и «держи себя в руках, что бы ни случилось». *** Работа на новом месте нервировала и раздражала, голова гудела, а мысли путались, хотелось какой-то обыденности, чего-то простого и легкого. Тэхён не помнил, каким образом оказался в этом забытом богом районе и как очутился у этой маленькой, неприметной кофейни. Он помнил лишь тот момент, когда первый раз увидел его. Он слишком сильно контрастировал с обликом этого заведения. Потертые столики, расставленные в хаотичном порядке, столетней давности стулья, да и те стояли не у каждого столика, и рыжеволосый парень, возившийся у кофейного аппарата, заставили Тэхёна в тот день остановиться напротив давно не мытого окна кофейни с незамысловатым названием «Флит». Ладный парнишка в белоснежной рубашке, ловко скользивший между столиков, собирал оставленные гостями чашки, салфетки, смахивал крошки от зачерствевших булочек и тут же возвращался за стойку к кассе, одаривая очередного клиента сияющей улыбкой. Тэхён откровенно залюбовался его движениями и даже невольно улыбнулся, когда парень пару раз хлопнул ладонью по крышке кофемашины и пригрозил ей указательным пальцем. Это было дико нелепо — стоять на улице, на ветру, и зачаровано глазеть в посеревшее от грязи и пыли окно. Тэхён потер переносицу. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, подглядывающим в замочную скважину чужой квартиры, и неожиданно сильно смутился, поймав на себе заинтересованный взгляд баристы, но все же решил зайти. — Кофе. По-ирландски, — стараясь взять себя в руки, проговорил он. — Мы не подаем алкоголь, — лучезарно улыбнувшись, откликнулся рыжий. — Может быть… — Тогда кофе, просто черный кофе, — теребя в руках подвернувшуюся салфетку, Тэхён смущенно посмотрел на парня. Светлая бархатная кожа, рыжая челка, чуть спадающая на глаза, тонкие черты лица, жизнерадостная улыбка, собирающая едва заметные морщинки вокруг глаз, белоснежная ткань, плотно облегающая широкие плечи, и серебристый бейдж с надписью J-Hope. «Just Hope», — мелькнула в голове мысль. — Как подписать? — парень заинтересованно смотрел на Тэхёна, выдергивая его из собственных мыслей и заставляя отложить изодранную в клочки салфетку. — Ви. А почему Джей-Хоуп? — неожиданный вопрос сам сорвался с его губ, и он кивком указал на бейдж. — Это прозвище. Многие говорят, что я дарю им надежду, — парень тряхнул копной рыжих волос и засмеялся, протягивая горячий кофе. — Меня зовут Хосок. — Приятно познакомиться, Хосок, — Тэхён произнес это медленно, смакуя на языке каждую букву, и, забрав обжигающий руку стаканчик, медленно направился к выходу. — Но я буду звать тебя «рыжее солнышко», — шепотом, одними губами произнес он скорей для себя, чем для кого-то другого. *** Что-то сломалось в его жизни. Сломалось так же резко и грубо, с таким же треском и скрежетом, как разрываются поленья под ударами тяжелого колуна. Это что-то сделало его уязвимым, пробило броню, которой он годами отгораживался от реального мира, это что-то заставляло его чувствовать, поддаваться эмоциям, идти на поводу у сердца. Что-то? Или, может, кто-то? Каждые два дня Тэхён проезжал лишние десятки километров по городу только ради того, чтобы выпить чашку ненавистного ему черного кофе, посидеть, глазея на проезжающие за окном машины, и украдкой понаблюдать за Хосоком, который все так же безмятежно улыбался каждому клиенту, все так же бегал вокруг столиков и все так же заинтересованно поглядывал на сидящего в углу Тэхёна. Каждую его смену на столе возле кассы стояла небольшая стеклянная баночка с надписью «на печеньки Микко», которую обнимал небольшой плюшевый енот. Хоть Тэхён и не знал, кто такой Микко, но всякий раз он кидал в баночку пару купюр и с чувством выполненного долга отправлялся за уже полюбившийся ему столик. Скромность никогда не была лучшим качеством Тэхёна, но именно перед Хосоком он почему-то робел, как девушка на первом свидании, и всякий раз, поймав на себе внимательный взгляд рыжего, опускал глаза. Пару раз он находил на стаканчиках подбадривающие послания «улыбнись» или «не смей грустить», а когда он несколько дней не появлялся из-за завалов на работе, на стаканчике красовалось «я скучал» и грустный смайлик. Они почти не разговаривали. Несколько раз Тэхён порывался подойти к солнечному мальчику, рассказать ему все то, что скопилось у него на душе, признаться ему в том, в чем боялся признаться даже себе, но слова всегда застревали где-то в горле и не хотели выходить наружу. Поэтому он ограничивался лишь названием кофе и какой-нибудь повседневной фразой, брошенной через плечо. Но многое просто не требовало слов. Легкое касание пальцев, когда Тэхён забирал кофе; взгляд, задержавшийся на вырезе рубашки чуть дольше, чем следовало; то, как Хосок закусывал нижнюю губу и смотрел на Тэхёна чуть исподлобья хитрым взглядом лисы. Этого было достаточно. *** Был обычный пасмурный день. Хосок, облокотившись на прилавок, игриво подмигивал затылку Тэхёна, широко улыбаясь и ожидая, что тот вот-вот повернется, в очередной раз робко потупит взор и, рефлекторно облизнув пухлые губы, поморщится и отхлебнет из стаканчика. Тэхён же, в свою очередь чувствуя просверливающий в нем не первый десяток дырок взгляд, прикладывал все усилия, чтобы не вскочить с места, не схватить рыжего в охапку и не натворить глупостей. В этот момент дверь резко распахнулась, и в помещение вбежала странная парочка, но с весьма однозначными намерениями. Одетые в черное, с наспех натянутыми на голову балаклавами, сделанными из старых поношенных шапок, они смотрелись бы немного комично, если бы не блестевшее в их руках оружие. — Гони деньги! — рявкнул более высокий, дулом пистолета решительно указывая на кассу. Поймав на себе испуганный взгляд Хосока, Тэхён стал медленно подниматься из-за столика. — А ну не двигайся! — срывающимся голосом завопил второй, явно не профессионал воровского дела. — А то пристрелю. Пистолет в его трясущихся руках ходил ходуном, что пугало еще больше. — Давай быстрее, щенок, — главный переминался с ноги на ногу в нетерпении. — Все, я сказал, и енота своего давай. — Нет! — вырвалось у Тэхена, и он бросился к стойке. Выстрел. — Мы договаривались без жертв, мы договаривались! Валим отсюда! Тэхён слышал истеричные крики, но уже не придавал им значения. Плечо обожгла резкая, пронзительная боль; он почувствовал, как, разрывая мягкую плоть, пуля проходит навылет, оставляя за собой кровавое месиво из кожи, мышц и сухожилий. Он падал. Все тело было будто скованно; спазмом отзывалась каждая мышца, каждый нерв, глаза медленно застилала пелена. Он не мог ни кричать, ни дышать. А в голове крутилась всего лишь одна мысль: «Вот как выглядит боль». Все это длилось меньше минуты, но для него растянулось в целую вечность. Выскочив из-за стойки, Хосок поймал оседающее вниз тело. Аккуратно опустив Тэхёна на пол, упал рядом с ним на колени. — Ранен человек, приезжайте быстрее! — сбивчиво проговорил Хосок, отбрасывая телефонную трубку и пытаясь неумело зажать кровоточащую рану. Его белоснежная рубашка стремительно пропитывалась кровью, расползаясь по ниточкам безобразными алыми пятнами. — Нет, ты не можешь… не сейчас, — всхлипывал он. — Все будет хорошо. Я буду с тобой, что бы ни случилось, — срывающимся голосом Хосок подбадривал скорее себя, чем Тэхёна. — Ты такой глупый, Ви. Такой глупый. Не может все так закончится, понимаешь, не может. Помнишь, как ты смеялся над моим енотом, помнишь? А ведь у меня и вправду живет енот, маленький, хитрый пройдоха, который постоянно ворует печеньки, но он такой милый, что его даже не хочется ругать за это, а хочется пойти и купить ему еще пару пакетов этих самых печенек. Хосок не мог остановиться. Он говорил и говорил, лишь бы прогнать эту гнетущую тишину. Срывающимся голосом говорил обо всем: о том, что любит и что ненавидит, о том, как сбегал в детстве из дома, о том, как он мечтает поплавать в море или забраться на самую высокую вершину, а может и то и другое сразу, о том, как отец оставил их вместе с матерью и сбежал с проституткой, о том, как он хочет попробовать те самые знаменитые французские круассаны, которые никогда не появятся в их забегаловке, о том… и о том... и о том… Он говорил, пока не увидел за окном красно-синие отблески и не услышал пронзительный вой сирены. Тогда он, наконец, замолчал. *** Несколько дней прошли в палате интенсивной терапии. Провода, монотонный писк монитора и невозможность прикрыть наготу Тэхёна порядком достали, поэтому, оказавшись, наконец, в обычной палате, он вздохнул с облегчением. Почти домашняя обстановка, тишина и пробивающийся сквозь жалюзи солнечный свет вселяли надежду. Надежду… Врач что-то говорил о том, что ему повезло и что ведущая артерия не была задета, иначе… Тэхён не хотел думать, что могло бы быть иначе, он просто хотел, чтобы его оставили в покое и перестали втыкать в него иголки и прочие предметы медицинского назначения. Сил почти не было, а ощущения были такие, будто его не только ранили в плечо, но еще и хорошенько отделали ногами по всему телу, не пропуская ни одного сантиметра. Услышав, как приоткрылась дверь, он приподнялся и попытался открыть глаза. Плечо отозвалось тупой, ноющей болью, заставив его поморщиться. — Тэхён, здравствуй! Как ты? — шепотом, почти на выдохе произнес до боли знакомый голос. У кровати стояло рыжее солнышко, его рыжее солнышко, немного осунувшееся, по-видимому, от бессонных ночей, немного потрепанное, но такое близкое и такое родное. В руках у него была большая соломенная корзинка для пикника, из приоткрытой крышки которой торчала любопытная мордочка енота. Откуда Хосок узнал его имя и как ухитрился протащить в больницу енота, Тэхён предпочитал не задумываться, он просто улыбнулся и с хрипотцой в голосе произнес: — Ты здесь, а значит все хорошо.