Где-то на середине пути
На второй - острые коленки с пластырями с мультяшками да расплывающийся в сумеречной дымке город в зеркале заднего вида. Фотография смазанная из-за трясущихся рук да засвеченная снизу от закатного солнца, но Юнги все равно нравится. Юнги прижимает к себе плюшевого медведя фантастических размеров и двухлитровую бутылку минералки. Что тут куплено на сдачу, не берется понять даже она сама. Зато в машине уже не так одиноко — огромный зверь на два с половиной сиденья и крохотная Юнги на половинку. Намджун не в счет, он как бесплатное приложение к машине — доставит в любую точку мира на своей старушке-американке. За спиной остается гремящий старыми заводами промышленный городок. Имени его брат с сестрой даже и не пытаются запомнить — таких маленьких городов, похожих один на одного, на их пути не меньше дюжины. А на каждый воспоминаний не напасешься. В машине тихо поигрывает хрипящий временем джаз и пахнет чем-то ягодно-фруктовым. Приятно. В контраст городскому цитрусово-химическому запаху, что въедается под кожу за промозглую зиму. За окном ничего не разглядеть — уже далеко за полночь, а кофе «с собой» давно остыл и противным холодом стекает по пищеводу. Намджунов горячий шоколад немногим лучше — липнет к языку, но хотя бы с сахаром. Умерший еще вчера телефон лежит на исцарапанных коленях Юнги, ловя редкие слезы. Не такие соленые, как море, но до раздирающих хрипов горькие и искренние. В тихом шепоте ни черта не разобрать, но все понятно и без слов. Намджун сочувствующе косится в зеркальце, не проронив ни слова — у самого состояние не лучше. Он тормозит у деревни и выбрасывает их с сестрой «пойло» в ближайший бак. Следом за дешевым пластиком из воспаленного мозга рвутся поганые, как напиток на заправке, мысли. Намджун на волю их отпускает и с новыми силами садится в дряхлый автомобиль. Тот будто бы помолодел на два десятка — радостно урчит мотором и светится приборной панелью. Парень проводит пальцами по старой коже и поворачивает на трассу. Та привычно гудит и мерцает ослепительно. Осталось всего ничего, вернуться назад сейчас сродни поражению.У моря
На третьей море бурлит. Оно черное и необъятное, с отблесками безликих небоскребов, но почему-то лишь притягивает и манит в бездну. Юнги будто бы сквозь фотографию чувствует ледяную воду кончиками пальцев и соленые брызги на коже. Старый американец остается на парковке где-то у потрепанных гаражей. Наверняка полных наркоманов и прочей нечисти — Намджун слышал какие-то всхлипы и крики на выдохе. Но впереди пляж, а сестренка в нетерпении ерзает на сиденье, затирая и без того старую обивку. Ноздри режет запах моря - соленый и влажный. Ночные волны выбрасывают на мертвый берег тонны воды. Отголоски шумного дня вместе с пеной смываются в черную бездну. Кровавая трещина заката, опоясавшая половину неба, разрезает Землю на две половины, как и витиеватые стрелки на старом циферблате. Юнги садится на корточки и достает из рюкзака банку. Морская вода неприятно холодит босые ступни. Брызгами тает на коже, оставляя за собой соленые разводы. Совсем не так, как днем — теплые волны расслабляют полное дневных проблем тело. Девушка отвинчивает тугую крышку, выкручивая худющие руки, и набирает в стекло соленой воды. Облегченно выдыхает и убирает закрытую банку в рюкзачок. Особо крупная и хитрая волна накрывает маленькую Юнги едва ли не с головой. Промокшая до нитки, она похожа на щеночка — такая же по-дурацки смешная, беззащитная и с дрожащими от обиды губами. Намджун смеется в голос, а младшая уже несется на него, воинственно размахивая кулачком — вторая ручка прижимает к груди тяжелую банку. На песке остаются влажные следы от маленьких ножек. Рядом с ними — более глубокие, оставленные намджуновскими кедами. Съедаемые густой южной ночью, с пляжа доносятся тонкий хохот и хрипящие иностранные ругательства. Намджун, видимо, уже весь в море. Зуб на зуб от холода не попадает, и Юнги сильнее кутается в старый плед. Наверняка такой же старый и проеденный временем, как и форд. Банка с дрожащей водой покоится на сиденье рядом с игрушкой — груз слишком ценный, чтобы доверить его багажнику. Брат в стороне выпускает сизые кольца и устало жмурится в ночь. Впереди те же повороты и хмурые пыльные пробки из зерновозов. Те же бессонные ночи на продавленном сиденье и тихий шепот плачущей Юнги. Те же выжженные солнцем поля и редкие деревушки. Та же дорожная романтика из старых фильмов. Впереди — сотни мутно-серых километров, дом и родные люди.Обратная дорога
От последней, четвертой, веет дорожной романтикой и чем-то таким, что Юнги сейчас понять не может. Но на душе тепло. На карточке сонная Юнги с растрепанными ветром волосами, закутанная по самый нос в клетчатый плед и прижимающая к себе банку с заветным грузом. Медведь позади нее выглядит просто огромным, и Юнги смеется, оживляя воспоминания. Юнги аккуратно придерживает цветастый рюкзачок и недовольно шикает на брата на очередном повороте. Банка, полная морской воды — слишком ценный груз, который во что бы то ни стало стоит привезти домой. А все остальное неважно. Сестренка удобней устраивается в медвежьих объятьях и тянется за смартфоном. Тот не откликается на мягкие прикосновения — зарядка там же, где и здоровый сон в дороге. Старушка-машина утробно рычит изнутри и чихает, но Юнги не реагирует даже. — Тэхённи, я люблю тебя, — шепчет в камеру телефона девушка и грустно-грустно так улыбается, что у Намджуна даже кошки на душе скребут. Или совесть. Кто их там разберет, эти чувства. За окном красный диск уже теряется в сочной виноградной зелени, а на горизонте — два дня беспокойной дороги и бутылка минералки вместо кофе. За сотни километров от моря Тэхен ворочается в своей кровати и сиплым от болезни голосом шепчет куда-то в потолок тихое «Юнги-я, я скучаю». Телефон вне зоны доступа, а так даже и лучше. Лишь искренние чувства внутри да сотни невысказанных фраз. Девушка тепло улыбается с заставки и прижимается к недовольному Тэхёну. Фото не вызывает ничего, кроме улыбки в пол-лица, но в глазах у обоих настоящие чувства. Любовь, кажется. Где-то посреди душной трассы, наводненной пыльными зерновозами, старый форд застыл на обочине. Намджун стоит у открытого капота и громко матюгается, светя жёлтым фонариком в стальные внутренности машины. Те едва ли не дымятся от усталости и напрочь отказываются работать. Парень тяжело вздыхает — ждать долго теперь. Взглядом тяжелым смотрит куда-то за горизонт и садится в теплую машину. Та мгновенно обнимает его любимым цитрусом. Он откидывается на мертвое сиденье и в зеркало смотрит. Его сестра, маленькая Юнги, во сне ерзает на своем плюшевом мишке и шепчет, еле шевеля пересохшими губами: — Тэхён-а, мы везем тебе море.