Крест-накрест

Джейд глупая и пуста, вырванная из своей жизни. Девочка-юла потеряла свою гордость, выбросила на помойку. Дотронься до нее — рассыпается, как песочная скульптура. У нее волосы грязные слиплись в черные сосульки. Синяки под глазами, разве что трупными белилами замазывай. Спит она пять часов; за двое суток. Бэк сильный и независимый, любит болтать часами, что бы помолчать в стенах чужой квартиры. Ему гадко признавать, но с ней хочется молчать. Ему нравится смотреть на разложение чужой жизни, победно осознавая свое превосходство перед ней.

Бэк — живой, Джейд — задыхается. Она кричит, кричит, кричит на него. Громко, вязко, попутно срываясь на хрипоту, бьет почти бессильными кусочками по спине мужчины. Бэк терпит. Он — живой. Она все еще задыхается. Зеркало грязное, вымазанное зубной пастой и остатками вчерашней истерики. Джейд смотрит сквозь себя на расслабленное лицо Бэка. Выражением в отражении. Ей становится мерзко. Бэк советует завязывать с этим цирком. Бэку стоит забыть адрес, так заботливо выученный наизусть, но не почему-то не хочется. Дома спокойно и нескончаемая череда годной обстановки. У Джейд грязно, неспокойно. Бэк приносит Джейд ромашки, а она еще не успевает сдохнуть в луже крови. Она-де девочка ей можно. Оливер не чувствует себя виноватым, наплевав на все. На любовь, чувства, Бога, Джейд. Бэк советует в следующий раз резать крест-накрест: так эффективнее — резюмирует он. Она не понимает зачем он приходит, а затем снова растворяется на день, но для нее это вечность… Он приходит. Они снова лежат на старом, зеленом диване, засыпают в обнимку. Ему так теплее, ей так спокойнее. Он не понимает, почему не может забыть адрес… Вновь. Он приходи каждый день, каждый чертов день. Как завороженный. Седьмой этаж. Высоко. Она сидит га подоконнике и истерически смеется. Джейд замечает Бэка и смеется еще громче. Они ругаются слишком громко и долго, соседи вызывают полицию. Оливер стягивает хрупкое тело девушки с подоконника, закрывая окно. Он обещает заколотить его на гвозди, на огромные гвозди. И он снова уходит. Джейд хочется плакать, попробовать крест-накрест. Ромашки завяли еще на прошлой неделе. В четверг, кажется. Где-то под подушкой лежит смартфон. В нем трепещят отголоски жизни, но Джейд выгоднее страдать. Родители вернутся через три недели, а Оливер — никогда. Джейд все еще задыхается. Аллергия на счастливых людей. Даже таблетки супрастин не помогают. Оливер — живет. Ему больше не интересна страдающая девочка. Он привык вычеркивать не нужное из жизни. Он вычеркнул ее адрес из записной книжки; ромашки завяли.

Оливер — живой.

Джейд режет крест-накрест.