Chocolate

Ты пахнешь, словно ваниль, а на вкус, как сливочный крем. Ты наполняешь мои чувства пустыми калориями.

Темный, молочный, белый. С ванилью, горчащим на кончике языка миндалем, кокосом, мятным кремом или же пряными ягодами. Такой великолепный, сладкий, тающий во рту и пестреющий яркими обертками. Сложный выбор, заставляющий холодными пальцами перебирать магазинную полку, пытаясь сделать правильное решение. Найти то, что вызовет его улыбку и искорки удовольствия в всполохах светлых глаз. Я влюблен, наверное, в самого брутального натурала на свете, но это никак не мешает мне класть шоколад ему в рюкзак и наблюдать, как мутно-алые губы растягиваются в улыбке. Но не от шоколада. От ее касаний, от пятерки по истории, от успешного матча и даже от приходящих сообщений. Но не от шоколада. Даже не разворачивает, не пробует, кидая в портфель и мимолетно интересуясь у друзей о том, кто же та поклонница, что подкладывает ему каждую неделю сладость. Смеется, запускает пальцы в мягкие волосы, небрежно растрепывая их. Парень. Я — парень, а не очередная поклонница, готовая на все ради взгляда его серо-голубых глаз в свою сторону. Но, несмотря на это, я тоже был бы не прочь его внимания, касаний и поцелуев, покрывающих каждый дюйм тела.

Твоя кожа тёплая, как печка, а твои поцелуи сладкие, как сахар. Твои пальцы мягкие, словно вата, когда ты обнимаешь их.

И в раздевалке после физкультуры напрашиваюсь на помощь тренеру, чтобы наблюдать, как по его спине, испещренной родинками, стекают капли воды, а золотистая кожа влажно поблескивает. На узких бедрах мягкое полотенце, которое я с удовольствием готов снять. Всего год разницы и совместные курсы испанского. Так ничтожно мало, но достаточно, чтобы видеть его в каждом влажном сне, заставляющем просыпаться со стоном на искусанных губах. Чертовски ненавижу себя, ловящего его взгляд в коридорах, проносясь мимо, подглядывающего из-за стеллажей в библиотеке, как его ладони обхватывают очередную тонкую талию, лаская слух мягкими словами о любви и том, на что он способен ради нее, той особенной, сменяющейся каждую неделю. Непостоянный, несерьезный, невероятно пленительный. Даже его пристрастие к вечеринкам и алкоголю не имеют абсолютно никакого значения, ведь если бы не это все, я бы даже не знал о нем. Ведь это все он. Тогда, ровно полтора месяца назад в чертовом доме, до отказа забитым пьяными подростками и мной, непонятно как оказавшимся там. Не пил, просто проталкивался сквозь потные тела, пытаясь найти друзей, затащивших меня на вечеринку второкурсников, считая, что это круто. Громкая музыка, удушающая пелена, пропитанная сладковато-едким запахом табака и алкоголя. И он. Такой пьяный и едва держащийся на ногах. Развратный, с мутным взглядом и маской из лиловых блесток вокруг глаз. Ловлю его, чуть ли не запинающегося о ступени. Думаю, что было бы неплохо уложить его на кровать или какой-нибудь диван. Просто чувство того, что оставить его здесь в таком состоянии было бы неправильно. Совесть. Что-то говорит, цепляется за мою шею, пытаясь устоять на ногах, кусает в плечо. Не соображает, что происходит. Заталкиваю в комнату на втором этаже, закрывая плотнее дверь, толкаю его на надувной матрас возле балкона. Не отцепляется от меня, заставляя упасть рядом. И тут я в первый и в последний раз могу его рассмотреть так близко, всего в паре сантиметров. И понять, что от этого ощущения где-то внутри, в животе, начинает щекотно сводить, словно бы что-то… порхает. Чертовски пьяный подросток, не способный устоять на ногах и просто желающий хоть кому-то выговориться. Невнятно что-то вспоминал про шоколад и то, как отец в детстве покупал его ему, заезжая в сочельник ненадолго со своей новой женой. Про то, как любит фильм «Пятьсот дней лета» и ходить по крыше без носков. Говорит о проблемах с девушками, с которыми ему не везет, и о том, что скоро его сделают капитаном школьной футбольной команды. От него пахнет травкой, мятными леденцами, которые оказались его любимыми, и пуншем, сильно сдобренным алкоголем. Темные ресницы отбрасывают тень на щеки в полумраке комнаты, освещенной лишь гирляндами с балкона. Глаза следуют по моему лицу, плохо соображает, пытается изучить, как маленький ребенок осматривает новую находку, приближается так близко. Шепчет, что ненавидит слухи, ходящие за его спиной о том, какой он мудак. Все не замолкает и не замолкает, продолжая произносить что-то заплетающимся языком. Так близок, так красив. И я готов был заплакать от того, какой шквал эмоций начал меня оглушать, но вместо этого просто коснулся своими губами его, поняв, что он уже уснул. Уснул, не помня на следующий день абсолютно ничего.

Поэтому я хочу вернуть то, что моё по праву, а ты будешь скучать по кусочку рая, который я подарил тебе той ночью.

Смеется в школьном автобусе, обсуждает приближающуюся игру и болельщиц-старшеклассниц, которые так горячи. А я беру с мятой и карамелью, кидая на дно рюкзака, чтобы на следующий день подкинуть ему в раздевалке. Понимаю, что шансов нет, что он даже не знает моего имени, что уж говорить о моем существовании в целом. Не помнит секундного поцелуя, нашего ночного разговора и того, как оказался в той комнате наутро один, ведь я ушел еще до рассвета. Просто лежал и смотрел на него, перебирая мягкие волосы, поглаживая кончиками пальцев острые скулы и щеки, покрытые блестками, а потом сбежал, оставив его одного, накрытого пледом. Мечтаю о прикосновениях пахнущих табаком рук, трении разгоряченных тел и полуночных поцелуях. Настоящих, а не простом столкновении губ в полумраке. Рассматриваю конспекты, перебирая разноцветные листы, развалившись на одном из школьных подоконников с друзьями. Мари рассуждает о моей влюбленности, а я пытаюсь игнорировать ее, скрывая румянец на щеках. Они всё прекрасно знают. Кроме той ночи. Слишком личное, только наше с ним. Только моё. И то, как задумчиво смотрит в учебник, сидя на школьном газоне за окном. Вокруг вьются его бестолковые друзья, перекидывая мяч. А он лишь листает страницы, не желая отвлекаться от подготовки к тесту по биологии. Любит лишь математику и тренировки, но старается успевать по всем предметам, чтобы не вылететь из команды. Способный, умный, но строящий из себя глупого футболиста, не знающего что такое литература. Показная фальшивость.

Сладенький мальчик сошедший с экранов телевизора, С сердцем из сладкой ваты и шоколадными мечтами.

Смотрю в зеркало, проходя мимо раздевалки: темно-каштанового цвета волосы растрепаны, вьются, обычное телосложение, непонятного болотно-зелёного цвета глаза, неширокие плечи, бледная кожа, острые ключицы и средний рост. Ничего привлекательного, сексуального и пленительного. Ничего, что есть в нем — невысоком, накачанном, невероятно красивом парне, похожем прической на фронтмена Arctic Monkeys, а цветом кожи на плавленую карамель. И становится больно, когда понимаю, насколько космически велика пропасть между мной, обычным школьником, и им, популярным, красивым и, на самом деле, чертовски-умным натуралом. Разные круги общения, интересы и друзья. И каждый раз, думая об этом, я понимаю, что любил его задолго до того, как увидел на вечеринке. Не стоящего на ногах, готового на всё. Задолго до того, как я узнал его имя и впервые взглянул ему в глаза. Любил всегда и в то же время не понимал, что это такое — любить. Что-то глубоко внутри, на подсознательном уровне. И все эти мои бессмысленные попытки вызвать его искреннюю улыбку шоколадом, напомнить об отце и о той ночи, когда мне удалось увидеть переплеты его мыслей и практически не видные созвездия веснушек на тонком, прямом носу и острых скулах. Захожу в раздевалку, заваленную рюкзаками старшеклассников, у которых сейчас тренировка. Без труда нахожу его рюкзак и толстовку, к которой спешу прильнуть, вдыхая его запах. В грудной клетке начинает предательски покалывать, а перед глазами промелькивают искорки, затмевая взгляд. Сигаретный дым, въевшийся в рукава, легкий аромат парфюма где-то у самого воротника, свежесть геля для душа по мягкой винного цвета вязке, что так подходит его глазам. Кладу плитку во внутренний карман его спортивной ветровки и едва успеваю выскользнуть из помещения, наблюдая, как парни в взмокших футболках заваливаются туда гурьбой, что-то восклицая и создавая неимоверный шум голосов и возгласов. Так далеко и в то же время слишком близко. Словно бы в океанариуме — видеть прекрасных созданий, но быть разделенным с ними толстым стеклом. Только тут вместо стекла наши жизни, несхожесть круга общения и абсолютная невозможность даже случайно познакомиться.

С меня хватит твоей горько-сладкой трагедии. Это невесело, я сижу в одиночестве, когда ты прямо напротив меня.

Прогуливаю историю, прячась в раздевалке, пока никого нет, прямо на скамье, закинув ноги на подоконник. Тишина, запах влажности и абсолютное спокойствие, где даже звук падения карандаша эхом отдается от стен. Пытаюсь начертить схему по экономике, думая о Лесси, его новой девушке, похожей на ангела со светлыми волосами и мягкой кожей, сияющей на солнце. Легкий румянец, голубые глаза и маленький рост с кукольной фигурой. Миленькая старшеклассница, играющая на гитаре, скрипке и виолончели. Смотрю сквозь строк и начинаю понимать, что скоро свихнусь, ведь это всегда так, когда неизменно думаешь лишь об одном, в замкнутом пространстве мыслей без окон и дверей. Нет ничего, не связанного с ним, и это сводит с ума, заставляя желать касаться его, быть его личной маленькой шлюшкой. Позволять ему пользоваться мной, трогать так, как хочет он, целовать, как ему нравится, но просто быть рядом. Опьянительно близко. Вновь жду испанского, чтобы видеть, как его губы растягиваются в улыбке, пальцы сжимают учебник, и он в очередной раз говорит о спорте или старых авто. Снимаю наушники, ныряя в коридор, пустеющий всего пару мгновений перед звонком, разрывающим воздух в пыль. Вижу сотни лиц, ни одно из которых не задерживает моего внимания и на секунду. Громко, шумно и… напряженно, когда чувствую руку, крепко сжимающую мое плечо. Секунда, и резко захлопывающаяся дверь пустой уборной вгоняет меня в ступор, разгоняя что-то граничащее с адреналином по венам, и движение, вталкивающее меня в одну из кабинок. В голове роится куча мыслей, выгоняемых страхом и полным вакуумом внутри, в районе легких, готовых разорваться, выпуская наружу кроваво-алые всплески цветов. Чувствую сладковато-терпкий аромат травки и парфюмерии, прежде чем, открыв глаза, могу с замиранием духа осознать, кто это — смотрит, сведя брови к переносице, прямо на меня, словно изучает параграфы учебников. Без зла, без ненависти — только лишь интерес, приправленный теплом дыхания и ладоней, до боли вжимающих мои плечи в изрисованные стенки кабинки. Не дышу, не двигаюсь, не произношу ни звука, пытаясь зажмуриться так, как только способен, ощущая на коже, покрывшейся испариной, пристальный взгляд, проходящий по моему лицу, мурашками спускающийся к плечам по краснеющей шее. Только спустя пару мгновений осознаю, что это, блять, он. Стоит, зажав меня в туалете, прямо в школе, прямо во время перемены. — Какого черта?

Ты контролируешь мои эмоции, поэтому можешь легко вывести меня из себя в любой момент.

Эхом отдается, хотя его слова были едва слышны. Смотрит пристально, не разжимая ладоней, все еще притесняя меня своим телом. — Ответь! — нетерпеливо, напряженно и с каким-то испугом, отчего решаюсь открыть глаза, о чем моментально жалею. Готов поспорить, что даже дрожу, чувствуя страх и возбуждение, заполняющие каждую клетку тела, взгляд глаз, движения. — Ч-что? — Зачем все это? Шоколад? — и не собирается опускать, смотря прямо в глаза, буквально прожигая насквозь. — Ты… Отец и… Вечеринка… — в нерешительности смотрю себе под ноги, немного ежась от неудобства и боли в плечах. От ощущения его в паре дюймов, ткани одежды, мешающей соприкоснуться нашей коже и того, что мы дышим одним воздухом. Все сводит с ума. Замирает, закусывая губу, сводит брови к переносице и едва ослабляет хватку, будто бы внезапно вспомнил нечто очень важное, значимое. Что-то, что утратил, часть мозаики, сводящей его с ума в той же мере, в которой меня опьяняют его губы, что так близки. Тупит взгляд в нерешимости, чуть склонив голову набок, вновь переводя взор на меня, внимательно блуждая по лицу, будто тот самый кусочек мозаики сейчас — я. Такое ощущение, что я курил травку под трибунами, а не он, ведь по всему телу — в каждой капельке крови, — блуждает что-то искрящееся, до боли приятное и новое. Легкая эйфория. — Ты… Это был не сон? Я не… Это был ты, тогда, у Лив! Столкнулся со мной, не дал упасть, уложил и… Нет-нет-нет, — путанный взгляд, резкое движение — и ладонь сжимает мое горло, не давая глубоко вздохнуть. И в это мгновение я понимаю, что в его движении нет той силы, что сейчас в эмоциях, сжимающих мои легкие и подступающих теплом в самые кончики пальцев. — Зачем… — не закончил, тяжело вдыхая, прикрывая глаза с трепещущими ресницами. Так и не договорив, имея в виду поцелуй, шоколад или… Как маленький мальчик, потерянный среди толпы, ищущий того, кто отведет его домой. Пульс в ушах накрывает волной барабанной дроби, ведь вместо ответа я целую его, как тогда. Или это движение исходило от него — напуганного, с до невозможности расширившимися зрачками и биением сердца, способным проломить грудную клетку. Ребенка, впервые делающего то, на что толкают его эмоции, а не разум. Простое соприкосновение губ, дающее понять, что это все реально. Слишком. Мягко прижимается, раскрывая губы и проводя влажным языком по контуру, к уголкам, проникая теплыми движениями внутрь. Рисуя пленительные узоры по небу, сплетая языки и делая нас единым целым. Кладет ладонь на мою поясницу, забираясь дрожащими пальцами прямо под футболку, прося разрешения даже на это, в то время, когда со своими девушками он более решителен и своенравен.

Со вкусом твоей райской отравы, я становлюсь зависимым от тебя, ты не знал, что ты ядовитый?

Не распинается, ведь мы слишком долго этого ждали — оборванный поцелуй в туалете, внимательные, выискивающие взгляды до конца недели в коридорах и крепкие руки, обхватывающие меня сейчас, прямо здесь, в раздевалке, сразу после уроков. Толкает на широкий подоконник, нависая надо мной с глазами, словно бы потемневшими в несколько сотен раз, с зрачками-галактиками. В то время, как сам он — вселенная, так упорно лишающая меня сил и жизни, воздуха и самообладания. Даря лишь огромный спектр эмоций, оглушающих до потемнения и урагана сладких вспышек в глазах. Сжимает мой подбородок между большим и указательным пальцами, влажно спускаясь языком по скуле, касаясь губами уголков глаз, впалостей на щеках, следуя к коже шеи, обжигая дыханием и проводя влажными переплетами по жилкам и месту, где пульс наиболее ощутим. Обвожу пальцами цепочку выпирающих позвонков, острые лопатки и линии мышц, переливающихся от каждого плавного движения. Возбуждающее соприкосновение бедер, ткани в районе паха и язык, разгоняющий мурашки. Избавляюсь от футболки, не желая даже думать об абсурдности и быстроте всего, что происходит здесь и сейчас, ведь утром такое могло прийти ко мне лишь в очередном обнаженном сне, скрытом под одеялами моей спальни. Путаюсь пальцами в его волосах, прижимая к себе, жадно вдыхая запах тренировок и шампуня со вкусом детской жвачки, аромат бархатистой кожи, словно давно забытое детство и частички первой любви. Такое теплое, сладкое и терпкое с привкусом рождественских цитрусовых кексов. И время еле-еле по стенам волочится, и я чувствую, что мы не должны расставаться ни на мгновение, окунаясь в необходимость друг другу. Спускается с поцелуями ниже, уделяя внимание ключицам и груди, вздымающейся от каждого рваного вдоха, солнечному сплетению и влажной дорожкой к ремню джинс. Смотрит мне прямо в глаза, своими бездонными кратерами вселенной, кажущимися вместо морозно-голубого чернее ночи, затягивающими и разжигающими пожар где-то внутри, в области испещренного чувствами сердца. Вновь поднимается к губам, пытаясь справиться со своим свитером и наушниками, запутавшимися в вязке. Такой неуклюжий и нетерпеливый. Очередной раз качнувшись бедрами стонет прямо в поцелуй, снося крышу к чертям, окатывая волной даже самые дальние закутки души. Покалывающее пламенем соприкосновение обнаженной кожи, ладони, скользящие по бедрам, пальцы, царапающие кожу на спине. Мгновение, и кажется, что из крохотных ссадин начнет вытекать раскаленная карамель. С трудом расстегиваю ремень, спуская наши джинсы и откидывая их куда-то на пол, кладя ладонь на его возбуждённый член, не осознавая, что мы делаем. Просто позволяю себе уходить на дно, наполнять легкие соленой водой, тонуть. В нем. В его дыхании, движениях, грязных стонах и покрасневших губах. Ведет кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, чувствуя, как я содрогаюсь под ним. Задевает эрекцию, выбивая из моей груди последний воздух со стонами, которые я старался сдерживать. Акустикой все отражается от стен и не позволяет закрыть глаза и упустить хоть секунду этого великолепия. Подносит пару пальцев к моим губам, скользя по языку на две фаланги и давая смачно облизать не разрывая взгляда. Туда-сюда, убирая их и спуская вниз, оставляя на языке горьковатый привкус сигарет. Чувствую его прикосновения, но убираю ладонь шепча что-то не вразумительное о том, что в этом нет необходимости. Ведь он не знает, как долго я думал об этом моменте, растягивая себя дома под влажными простынями, с закрытыми глазами и мыслями лишь о том, как он будет входить в меня по самое основание, шептать на ухо всякие грязные, возбуждающие слова и то, как любит меня таким — развратно развалившимся под ним. Со всеми его татуировками и плеядами родинок, которые я мечтал считать языком в полумраке. Усмехается, ведя губами по линии скул к переносице, влажным губам, шепча прямо в них, что я хороший мальчик. Ощущаю его всего и сладостную боль в конце живота и внизу, где его член медленно погружался в меня, сочась смазкой и твердой эрекцией. Такой прекрасный — с этими растрепанными волосами, раскрасневшимися щеками, полными похоти глазами, испариной и едва влажными ресницами. Готов кончить от одного его взгляда. Толкается глубже, вызывая болезненный стон и сдавленный скулёж ему в плечо, краснеющее от укусов и крохотных царапин. Еще, и еще — рвано, спутанно, вязко и до одури глубоко, что хочется кричать, выстанывать его имя и впиваться зубами в нежную кожу снова и снова. Растекаться под ним, принадлежать ему. Толчок, толчок и еще, пока не чувствую, как заливаю собственный живот обжигающей мутно-белой жидкостью и как по бедру течет что-то теплое, что-то принадлежащее ему, кончившему прямо в меня, глубоко и полностью излившись внутрь, дрожащего вровень мне приятной судорогой оргазма, накрывшего так сильно, что свело, казалось, даже челюсти. Неописуемо приятно и восхитительно. То, что будет еще несколько дней напоминать о себе неприятным ощущением в заднице. Целует, слизывает слезинки, которые я даже не заметил, прикасается губами к векам, влажному лбу и спутанным кудрям волос. — Почему… ты не съел ни одной шоколадки? — выдыхаю еле слышно, но достаточно, чтобы он ответил, вызывая слабый смех и непреодолимое чувство иронии. — У меня диабет, идиот…