Доза

Брат в который раз собираешься уйти в клуб, подцепить кого-то, оторваться по полной, а под утро выскользнуть из постели очередной спящей дурнушки, не сказав ей ни слова. Я — в который раз его провожаю, пряча взгляд в телефон и делая вид, что что-то печатаю. Притворяюсь, что его планы на вечер мне не интересны, а на деле завидую тем самым девушкам, с которыми он проведёт эту ночь. Осознаю, насколько я странная, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю своего брата-засранца. Между делом он хвастаешь новым парфюмом, уверенно заявляя, что его сегодняшняя спутница будет от него в восторге. Я отворачиваюсь, притворно кривясь, и кусаю губы, пытаясь подавить желание припасть к груди Славы, жадно вдыхая его запах. В голове лишь одна мысль: пожалуйста, уходи поскорее… — Ну, я пошёл. До утра, как обычно, можешь меня не ждать, — ты ухмыляешься, подмигивая, и открываешь парадную дверь. — Какая же ты всё-таки сволочь… — Но ведь за это ты меня и любишь, да, сестрёнка? И он уходит, хлопнув дверью, даже не подозревая, насколько его слова близки к действительности. А я, едва оставшись одна, пулей мчусь в его комнату, хоть и знаю, что времени у меня предостаточно. Врываюсь туда так, словно от этого зависит моя жизнь. В комнату, где всё пропитано братом: его запахом, его чувством стиля, его хамским характером, скрывающимся в мелочах. С каждым вдохом по моему телу распространяется сладостная усталость и тяжесть. Сбрасываю с себя вещи торопливо, как в первый раз, и, оставшись в одних только кружевных трусиках, распахиваю дверцу большого шкафа. Хватаю одну из многочисленных чёрных футболок Славы и, едва надев её на себя, чувствую приятное тепло внизу живота. Футболка мне велика, доходит до самых бёдер и приятно трётся о чувствительную кожу. В ней кажется, будто брат прилагает к моему телу со всех сторон сразу. Разум туманят образы, от которых к щекам приливает кровь, и начинает кружиться голова. Ноги подкашиваются, а постель Славы кажется такой соблазнительной. Распластавшись на ней, окунаюсь в омут своих больных фантазий и несбыточных мечтаний. Страшно хочу, чтобы сейчас он лежал со мной рядом. Очерчивая контуры своего тела руками, представляю, что меня касаются именно его ладони, и с губ тут же слетает тихий стон. Меня прерывает упитанный рыжий кот, по-хозяйски запрыгнувший на кровать. Расположившись рядом, он смотрит на меня почти укоризненно своими огромными бледно-голубыми глазами. Мне становится даже как-то неловко. — Перестань. У меня нехватка «братика», и я просто пришла за своей дозой, — говорю я ему, хоть и понимаю, что оправдываться перед котом глупо. Он, впрочем, отворачивается, хоть и остаётся на постели. Проходят минуты, а я всё не могу заставить себя уйти. Тело буквально отказывается двигаться, а глаза предательски слипаются. Благо, время у меня есть и я могу дремать здесь хоть до самого утра. *** Вздрагиваю, проснувшись от громкого хлопка. В сонном недоумении успеваю заметить, как размытое рыжее пятно мчится прочь. Пытаюсь понять в чём дело и, лишь прислушавшись, замечаю тяжёлые приближающиеся шаги и юношеское бормотание. С ужасом понимаю, что Слава вернулся. Взгляд как-то сам по себе метнулся к окну. Увидев, что на улице ещё темно, хочу в голос завопить: «Почему ты вернулся так рано?!», но сдерживаюсь. Все мысли и порывы перемешиваются в какую-то непонятную кашу, и я просто не знаю, что мне делать, а шаги всё ближе и ближе. Вот и ручка дверная начинает проворачиваться, а меня всё никак не отпускает панический паралич. В последний момент замираю и закрываю глаза, притворяясь спящей. Даже дыхание задерживаю и просто надеюсь на чудо. Вновь чувствую себя маленькой девочкой, прячущейся под одеялом от монстров. Разница лишь в том, что теперь я взрослая, и знаю, что это далеко не самая продуманная тактика. Судя по топоту, Слава входит в комнату в развалку, пошатываясь. Меня замечает не сразу, и сквозь его бормотания, в которых слышатся хмельные нотки, я различаю: — Ну и пошла к чёрту эта долбанная стерва… — а после он замолкает и застывает на месте. Должно быть, потому что видит меня на его постели. В одной лишь его же футболке и трусиках. Я, как мне самой кажется, незаметно сжимаю кулаки до боли, думая о том, насколько же глупо я сейчас выгляжу. Ещё и позу такую дурацкую и до ужаса неестественную «выбрала»… Надеюсь, что румянец меня не выдаст. — …Яна? — брат негромко зовёт меня, но мне слишком страшно открывать глаза. Я готова упираться до последнего. Он медленно приближается, встаёт у края постели, и я улавливаю запах виски. Чувствую на себе его взгляд, скользящий по телу, и хочу провалиться сквозь землю, сгореть от стыда. Про себя я уже сотню раз воскликнула: «Доигралась, дура!». — Яна? — зовёт он снова, чуть громче, нависнув надо мной так, что я кожей ощущаю его дыхание. На сей раз его голос кажется более взволнованным, чем прежде. После этого повисает затяжная тишина. Чувство стыда становится совершенно невыносимым. Я уже готова на всё плюнуть и открыть глаза, когда ощущаю внезапное, робкое прикосновение губ. Старший брат… целует меня. От одной только этой мысли сердце замирает и проваливается куда-то в бездну. Робкий, в каком-то смысле невинный поцелуй затягивается, постепенно превращается в нечто гораздо большее. Пылкое, страстное, уж точно не предназначенное для братьев и сестёр. Язык, влажный и тёплый, проскальзывает меж моих губ, начинает ласкать каждый уголок рта. Жадно, сумбурно, ярко. Слава всё продолжает наседать, а мне… Воздуха! Мне не хватает воздуха! Не выдерживаю и резко открываю глаза, и в тот же миг всё резко прекращается. Слава прерывает поцелуй и отшатывается от постели, а я судорожно вдыхаю полной грудью, понимая, что ещё немного, и точно потеряла бы сознание. С каждым глотком воздуха мысли становятся более собранным и сформированными, и спустя несколько секунд я осознаю всю ситуацию. Смотрю на человека, которого тайно любила всю жизнь, глазами, похожими на пятирублёвые монеты. Замечаю пунцовый отпечаток ладони на его щеке — видимо в клубе сегодня что-то пошло не так, но это уже не имеет особого значения. Причина его преждевременного возвращения домой не существенна, последствия — вот, что важно. То же касается и нашего поцелуя. Неважно, что двигало братом: минутное наваждение, какие-то давно зародившиеся чувства или банальный алкоголь. На факты это никак не влияет. В его тёмных очах я вижу всё, от удивления, граничащего с шоком, до испуга и отвращения. Непонятно только, по отношению к кому он его испытывает: ко мне или к самому себе? Мне становится ужасно жаль его. Протягиваю руку, не находя нужных слов, но он сбегает прежде, чем успеваю его коснуться. Пулей вылетает из комнаты и скрывается из виду, а я остаюсь наедине с привкусом виски на моих губах. И пылающим чувством… неудовлетворения? Понимаю, что мне следует сейчас корить себя, но на деле я просто злюсь. Если уж начал, то доводи дело до конца, чтоб тебя! Сволочам не бывает стыдно за их проступки, так какого чёрта? Тут слышу отдалённый звук бегущей воды, доносящийся из душевой, и с облегчением осознаю, что брат, по крайней мере, не убежал из квартиры. Он по-прежнему здесь, и это внушает в меня внезапную решимость. Резко встаю и направляюсь к нему, шепча, как заклинание: — Сегодня или никогда. *** Осторожно, стараясь не шуметь, приоткрываю дверь душевой и, борясь с постепенно накатывающим страхом, делаю шаг вперёд. Душ у нас открытый, но Слава стоит ко мне спиной, упёршись ладонями в стенку и опустив голову. Он меня не замечает. Пока что. Не спеша, снимаю футболку и бросаю её в кучу одежды, скинутой братом всего несколько минут назад. Вслед за футболкой после небольшой заминки отправляются и трусики. Сердце уже готово выпрыгнуть из груди, и с каждым шагом оно всё отчаяннее пытается сделать это. Наконец, делаю последний решительный рывок и прилегаю к мускулистой спине брата нагим телом. Обвиваю его руками и в ту же секунду чуть ли не вскрикиваю — настолько холодной оказалась вода, струями рвущаяся из душа под напором. А Слава тем временем цепенеет в моих нежных объятиях. — Ты что, совсем с ума сошёл?! — начинаю негодовать, выкручивая красный краник и делая воду в разы горячее, но затем на ум приходит догадка, от которой становится одновременно и стыдно, и смешно. Придавая себе смелости всевозможными мысленными подбадриваниями, провожу ладонью вдоль его груди и торса, всё ниже и ниже. Поняв, что к чему, он требует с запинкой, столь несвойственной его типичному поведению и манере речи: — Стой! — но делает это слишком поздно. Мгновение, и в моей руке оказывается что-то твёрдое, горячее и живое. Довольно улыбаюсь, понимая, что была права. Мысль о том, что это из-за меня брат сейчас такой твёрдый, вызывает у меня гордость и… влагу. Начинаю плавно двигать рукой вдоль ствола, обращаясь с ним так нежно, будто имею дело с чем-то чудовищно хрупким. К моему огромному удивлению, Слава молчит. — Можешь хоть ванную со льдом принять, но «проблему» это не решит, — шепчу ему на ухо, сжимая налитую кровью плоть чуть сильнее. Слышу, как Слава скрипит зубами. — Ну, что ты делаешь… — впервые слышу у него такую жалостливую, молящую интонацию. Настойчиво целую его в шею, шепча, что всё хорошо. Что всё «нормально», и не нужно себя сдерживать. Что я хочу его. Подтверждаю слова действиями, лаская возбуждённое мужское достоинство. Скованное, будто одеревеневшее тело Славы начинает понемногу расслабляться. Внезапно обернувшись, брат впивается в мои губы ещё более жадно, чем прежде. На сей раз мы оба не закрываем глаза, и под его взглядом я вмиг теряю всю уверенность. Из ведущей превращаюсь в ведомую и ничего не имею против. Одна ладонь опускается мне на грудь, а другая — впивается пальцами в бедро. Наконец-то, его руки касаются меня наяву, а не в мире грёз, и от нелепой радости хочется плакать. Плевать, что будет завтра, и не важно, если потом я себя за всё это возненавижу. Сейчас меня переполняет лишь одно желание… Слава прижимает меня к себе, и в живот мне упирается горячее, почти обжигающее естество. Есть в этом прикосновении что-то личное, интимное, заставляющее меня чувствовать себя желанной. Кажется, что моё тело отзывается на него, и внутри меня, где-то в всё той же области живота разгорается настоящее пламя. Я готова. Всегда была и всегда буду. Нехотя прерываю поцелуй и отступаю на шаг, упираясь спиной в стену. Смахиваю мокрые волосы с глаз и пристально смотрю на брата, чуть расставляя ноги. Он всё понимает без слов, и я замечаю искорки похоти в его глазах. Он сокращает разделившее нас расстояние, подхватывает за бёдра и приподнимает, используя всю ту же стену в качестве опоры. Пытается проникнуть во влажное, пышущее жаром лоно, но, едва наткнувшись на препятствие, замирает. Вновь замечаю испуг и шок и прикусываю губу. Слава пьян, устал и обуян похотью, а всё равно замечает такие мелочи. Будь он неладен, этот треклятый опыт. А я ещё и краснею, как будто это по-прежнему уместно. — Ты всё ещё… — последнее слово он не произносит вслух, словно страшась его, и мне становится совсем уж стыдно. Вдруг посерьезнев, он будто выносит приговор: — Нет, так нельзя. Пытается отстраниться, но я, отчаянно вскрикнув, обвиваю его спину ногами. Он возмущённо на меня смотрит, а я срываюсь: — Пожалуйста… Хотя бы сегодня, хотя бы один единственный раз… Пожалуйста… пожалуйста… — голос дрожит. Не уверенна, плачу ли я, или это просто струи воды стекают по моему лицу. Наверное, всё же плачу, потому что Слава смягчается. Тяжело вздыхая, гладит меня по щеке тыльной стороной ладони. Накрывает губы таким нежным поцелуем, что мне кажется, будто я растворяюсь в нём. И, уловив момент, когда я полностью расслабляюсь в его руках, делает толчок вперёд. Боль посреди всех этих захлёстывающих эмоций и чувств становится подобна вспышке молнии, озарившей беззвёздное небо. Ноги поневоле сжимают торс брата ещё сильнее. Напрягаюсь, и боль оттого становится сильнее, а дыхание сбивается окончательно. Войдя до упора, Слава обнимает меня и замирает. Шепчет: — Тише, тише. Потерпи немного и станет легче, я обещаю. После этого он просто ждёт, давая мне привыкнуть. Не торопит и не двигается, позволяет перевести дух и расслабиться по мере возможностей. Что-то подсказывает мне, что, окажись он в такой ситуации с любой другой девушкой, всё было бы совсем по-другому. Хотя, возможно, у меня просто завышенное ЧСВ, и я хочу чувствовать себя особенной. — М-можешь двигаться, если хочешь… — Уверена? Я лишь киваю, жмурясь. Поколебавшись мгновение, Слава продолжает начатое. Поначалу, очень медленно, выходя из меня почти полностью и тут же входя до упора. Я то и дело вздрагиваю, стараюсь не всхлипывать. Стыжусь от того, сколько доставляю ему хлопот. Но тут с губ срывается стон. Не прекращая плавных движений тазом, Слава обхватывает мой сосок губами и начинает посасывать и покусывать его. Это отвлекает, позволяет сосредоточиться на чём-то приятном и размывает грань между болью и удовольствием. От его ласок сосок быстро твердеет, превращаясь в маленький розовый алмаз. Глажу брата по затылку, запуская пальцы в его мягкие волосы и сбивчиво признаваясь ему в любви. Его движения вскоре становятся более частыми и ритмичными, а я произношу всё меньше слов и всё больше стону или просто выкрикиваю его имя. Сама того не заметив, начинаю двигаться навстречу его толчкам по мере возможностей. Голову наполняет густой туман. Прихожу в себя, когда мы оба оказываемся на полу. Должно быть, Слава устал стоять на ногах. Осторожно положив меня на спину, он вновь врывается в лоно и сходу задаёт новый ритм, от которого по душевой эхом разносятся шлепки наших соприкасающихся тел. По его сбивчивому дыханию понимаю, что он близится к своему пределу. Вдруг знакомое чувство зарождается где-то внизу живота и стремительно нарастает, заставляя каждую мышцу в теле напрячься, сжать член Славы покрепче. Я будто теряю рассудок. Выгибаюсь под Славой, словно одержимая в процессе экзорцизма, вожу пальцами по его влажной спине, царапая кожу ногтями, и всё громче стону. Ноги начинает сводить судорога, когда брат издаёт сдавленный хрип и делает финальный толчок. Выкрикиваю его имя и содрогаюсь всем телом, а затем обмякаю безвольно. В глазах у меня темнеет, но прежде, чем провалиться в небытие, я успеваю почувствовать, как внутрь меня тугими струями бьёт что-то горячее. *** Просыпаюсь уже в постели, и первым, что я вижу, становится рыжий кот, нагло усевшийся мне на грудь. Вяло сгоняю его, затем с трудом сажусь, чувствуя себя совершенно разбитой. Мыслю нетрезво, оттого и не сразу замечаю, что это комната Славы. Мысль о том, что всё это было лишь с ном, повергает в ужас, но неприятное, саднящее ощущение промеж ног даёт о себе знать, развеивая сомнения. Не думала, что когда-нибудь буду рада боли. То, что самого брата здесь нет, кажется естественным, хоть и грустным. Конечно, он не стал изменять старым привычкам и ждать, пока «девушка» проснётся. Смылся по-тихому, хоть мы и живём под одной крышей. Следуя старым схемам, теперь, небось, будет меня избегать или вести себя так, словно ничего не было. От всех этих мыслей становится ужасно больно, но лишь на мгновение. В следующую секунду дверь медленно открывается, и в комнату входит Слава. В руках он держит две кружки с кофе, от которого валит пар. Вид у него помятый, невыспанный, немного виноватый и даже застенчивый. Сразу понятно, что «кофе в постель» раньше не входил в его утренний ритуал прощения с пассией на одну ночь. Неожиданно для самой себя, смеюсь в голос. Он сперва удивляется и не понимает, в чём дело, а затем отвечает тёплой улыбкой. Садится рядом, протягивая мне кружку с кофе, а сам делает первый глоток. Вздыхает, чуть сгорбившись, и собирается с силами, чтобы что-то сказать. — Итак. Насчёт вчерашнего…