Он вышел из дома, подальше от шума вечеринки устроенной в Его честь. Самый молодой мэр за всю историю города! Есть чем гордиться. Спустившись с пригорка, Он увидел Её. Она сидела на причале, опустив ноги в воду, и смотрела на отражение луны на спокойной глади озера.
Он подошел поближе, хотя сам не знал, зачем. Он недолюбливал эту девушку и все равно Его необъяснимо к Ней тянуло.
— Почему ты сидишь здесь одна? — спросил Он, подходя ближе. — Все веселятся в доме.
— А зачем мне находиться среди тех, кто мне неинтересен? — пожала плечами девушка, не оборачиваясь. — Хочешь виски с колой?
Она протянула Ему пластиковую бутылку, которую держала в руках.
— Нет, спасибо, — отказался Он, доставая сигареты. — Будешь?
— Я не курю уже три года, — усмехнулась Она.
— Правда? Не знал, — удивленно приподнял брови Он. Закурив, он опустился рядом на корточки и выпустил дым кольцами. — Зачем ты тогда это сделала?
Она закатила глаза и сделала глоток из бутылки.
— К чему ворошить прошлое? Я так не люблю смотреть назад… На самом деле тебе неинтересно, ты просто выпил лишнего.
— Нет, иначе я не спрашивал бы. Просто ответь. Зачем. Ты. Тогда. Это. Сделала?
Она вздохнула, завела за ухо отрастающую челку и побултыхала ногами в воде, как бы оттягивая момент. Он ждал молча и курил.
— Я знаю, что ты все равно меня не поймешь, но раз ты настаиваешь… Понимаешь, есть люди-механизмы. Они делают для мира много хорошего. Они самодостаточны и уверенно существуют абсолютно автономно. А есть люди-шестеренки. Сами по себе они ничего из себя не представляют, но могут помочь механизму правильно функционировать. Ты — механизм, а я — шестеренка. У тебя прекрасная жена, близняшки твои растут не по дням, а по часам. Ты помнишь, когда обратил внимания на свою, тогда еще будущую жену? Когда застукал меня в постели с тем мужиком. А ведь вы были знакомы с ней половину жизни и ты никогда на неё не смотрел. А назло мне тогда, пригласил её на свидание. И оказалось, что она та самая, единственная. А тот мужик, с которым ты меня застукал, вернулся к своей жене. Испугался, что тоже может оказаться на твоем месте. Он сейчас успешный бизнесмен. Но это ты и сам знаешь. Вы пересекаетесь. Как и все сильные мира сего.
— Какая чушь. Ты что, правда в это веришь? — презрительно сощурившись, спросил Он. Ей не нужно было даже смотреть на Него, Она кожей чувствовала этот взгляд, потому что слишком хорошо Его знала.
— Я же говорила, что ты не поймешь, — равнодушно пожала плечами девушка, снова делая глоток из своей бутылки. — А что рассчитывал услышать Ты? Что мне жаль? Что я была дурой? Нет, не жалею и дурой не была. Все правильно, все так, как должно быть. Может быть, когда-нибудь и Ты это поймешь. Все в жизни закономерно. Некоторые из людей-шестеренок, осознав свою суть, расстраиваются этому факту и безуспешно пытаются вырваться в механизмы, или наоборот чахнут, угрызаясь тоской. Кто-то яростно протестует, что в итоге, конечно же, тоже ни к чему не приводит. А кто-то принимает свою суть и пользуется ею. Я приняла.
— Как была дурой, так и осталась, — зло сказал Он, выбрасывая окурок. — Механизмы какие-то, шестеренки... Шестеренки изнашиваются. И ты износишься. И никто, поверь мне, никто, о тебе и не вспомнит. Так что философствуй дальше.
Он развернулся и быстрым шагом ушел в дом, где играла музыка, и раздавался веселый смех. Она усмехнулась и допила остатки виски с колой из бутылки. Зазвонил Её телефон — это приехало такси. Очередная Её история завершена, очередной механизм сработал правильно. И Ей пора уходить. Она, не оглядываясь, села в машину и захлопнула дверь.
«Что ей снится, когда слезы на её ресницах,
Когда в эту ночь опять не спится,
И так больно курить одну за одной».
— Сделайте, пожалуйста, погромче, — попросила Она, закрывая глаза.
***
17 лет спустя…
Он стоял и смотрел на простенький памятник, с которого лукаво улыбалась Она.
— Сгорела как свечка, рак, — утирая слезы, сказала старушка-соседка, которая привезла его на кладбище. — Такая отзывчивая была, людям помогала. Не знаю уж, что она сделала, но внук-то мой наркотики бросил, за ум взялся. Сейчас вот у него сын в первый класс пошел. О ней только, паршивец, и слышать не хочет. Говорит, обидела она его сильно. Так и не понял, кому жизнью своей новой обязан. Она никогда ничего худого ни о ком не сказала. Вы первый, кто за столько лет пришел её проведать. Одна я сюда и хожу.
— А это кто рядом с ней? — спросил он, глядя на соседние памятники.
— А это родители её, Царствие им небесное! В аварию попали, когда ей 19 было. Сразу оба насмерть, бедняжки. Она тогда как окаменела, ни слезинки не проронила. Я думала, что она не выкарабкается. Ведь не страшно, когда человек плачет и кричит, страшно, когда все молчком. Страшно, что она в одиночестве умирала. От лечения сразу, как диагноз поставили, отказалась. Обезболивающие никакие не принимала. Говорила, что людям больно делала, но так нужно было, а теперь ей все возвращается. Сказала мне тогда: «Баб Маш, износилась я, пора мне уходить». Все-все подготовила. Сама памятник заказала, одежду подобрала, деньги мне дала на поминки…
Голос старой женщины сорвался, подбородок задрожал, а по морщинистым щекам потекли крупные слезы. Старушка махнула рукой и засеменила к выходу. Он проводил взглядом сгорбленную фигурку и снова посмотрел в знакомые лукавые глаза.
— А знаешь, я вдруг понял, что Ты знала обо мне все, а я ничего о тебе не знал. Мы с тобой познакомились через три месяца после смерти твоих родителей. Но я о них никогда не спрашивал, и Ты молчала. Ты была со всеми и ни с кем… Как кошка, пришла в мою жизнь и ушла, не оглядываясь…
Я подумал над твоей теорией о механизмах и шестеренках. Знаешь, а это я дурак. Только в одном ты была не права. Механизмы тоже могут ничего не представлять из себя без шестеренок. Спасибо тебе, за мою семью и карьеру. Мои дочки в этом году окончили школу, а семь лет назад у меня родился сын. Как раз в тот самый день, когда не стало тебя… Как странно, правда? Ты всегда верила в судьбу, в предназначение… Боже мой, какую бессвязную чушь я сейчас несу… Прости меня…
Он положил две белоснежные розы возле её памятника.
— Только Ты могла выбрать такую странную эпитафию… Прощай…
Приподняв воротник пальто, защищаясь от промозглого осеннего ветра, Он, не оборачиваясь, пошел к машине. Она тоже не любила смотреть назад… Ветер колыхал последние листья сирени над Её памятником.
«Она всего лишь кошка и хочет спать…»
