История одного нирнрута

Покрытая изморозью бурая трава хрустит под сапогами, прижимается раболепно к земле и шуршит-шуршит-шуршит. Ее шуршание пусто и бессмысленно и сводится лишь к неудержимой радости от существования под холодным отныне солнцем. Заботливо укутанный в цветастый плед нирнрут презрительно звякнул и прижал мерзнущие листочки к земле горшка. Холодно. Существа высокие, странные, похожие и непохожие на Больших, с покрытой шерстью корой, смотрели на «корабль» своими желтыми-зелеными-синими глазами и скалили зубы. Их речь похожая и непохожая на то, что понимает Матмелди, напоминала больше всего рычание странных Больших «ка-по-тун», с которыми Большой-Наглый когда-то давно вел дела. Но если те хотя бы были разумны, то насчет интеллекта этих нирнрут имел большие сомнения. Скрывшегося среди теней Наглого они не заметили, но заметили Юного и Матмелди сквозь дыру в «корабль». Заметили и потащили наружу, в Нирн. Сначала их вели по высокому снегу — «корабль» упал на скалистый утес. После по узкой и скользкой тропинке — Юный несколько раз падал под рассерженное и насмешливое шипение неправильных «ка-по-тун». А потом под ногами Большого и Этих зашуршала слабая трава. И зашептали скрытые среди кустов и камней братья Этих. «Смотрите, ДарʼПо вернулся! Все вернулись от Падающей-Звезды!» «Кто это с ними? МʼИки не знает.» «Скажите этой, кто этот черный?» «Сʼири думает, что демон. Глаза красные точно кровь, а рога царапают небо!» «Да, дочь РиʼАши тоже так думает.» «Демон украл Поющий Цветок!» «Поющий Цветок!» «Смотрите — Поющий Цветок!» И они выходили, большие и маленькие, пятнистые и полосатые, шерстистые и не очень, смотрели на перепуганного Юного и шипели-шипели-шипели. Шипели до тех пор, пока из расшитого алым и золотым шатра не вышла Большая, звенящая украшениями из золота и серебра. И Эти, все как один, упали перед Ней на колени, приминая и без того истоптанную траву. —Лунный Народ! Наш бог не оставил нас в неурожайную минуту! Он придет, ибо мне было видение. Он придет, ибо вновь упал на землю горящий камень. Он придет, ибо Небо послало нам извечного врага Его. И враг этот ничтожен и жалок, пойман и связан, боится и дрожит от страха! — У Большой был приятный голос, но он не нравился Матмелди. И еще ему не нравилось то, как Эта указывала на Большого-Юного. — Смотрите на него! Он посмел украсть Цветок-Поющий-Вечность и должен будет окропить его кровью из своего черного сердца и удобрить плотью черных рук землю. Эти выли, шипели и скалили зубы, и Матмелди вспомнил, что когда-то сказал Большой-Наглый. Он сказал, что Коты готовы резать руки Данмерам бесплатно. И если Эти на самом деле Коты, то лишь чудо спасет Юного от расправы. Нирнрут звенел, потрясал листьями, но и Эти, и Большая были глухи к его угрозам и приказам. Все стало лишь хуже — его горшок потащили в шатер к Большой. Полный отчаяния взгляд Юного был последним знакомым ощущением, которое испытал Матмелди. Потом была тишина и полумрак. И приятный звон другого нирнрута. Матмелди боялся слышать. Боялся ощущать. Боялся впервые в своей долгой — или, быть может, нет — жизни. Но звон манил, и нирнрут поддался. Поддался и понял, что следует исполнить свое предназначение. А именно — обменяться генетическим материалом и продолжить род. Потому что темно-красные листья зрелого нирнрута — первого, которого Матмелди встретил за долгие мгновенья-часы-годы — соблазнительно дрожали и робко звенели, предвещая весьма интересное знакомство. И он поддался. Неоднократно. Холодный камень вытягивал тепло и жизнь. Большой-Юный, связанный и беззащитный, смотрел на то, как затачивают кошачьи лапы заключенную в сталь смерть. Матмелди чувствовал его страх и жажду крови Этих, ощущал через тонкую щель в шатре. Его новая знакомая (знакомый?) была довольно скучным собеседником, она не знала, что она это она, а потому быстро наскучила. Изменений не предвиделось. Спасти их — и Матмелди, и Юного — могло лишь чудо. И Чудо явилось в расшитых алым и черным одеждах, в сотканной из магии короне, звеня вплетенными в волосы крупными бусинами и потрясая гибкими полосатыми перьями. Чудо шло, оставляя за собой следы из неспособного обжечь огня, и пронзало все сущее величественным взглядом разноцветных глаз. Алый его глаз внушал ужас. Черный его глаз внушал трепет. Матмелди знал, что и огонь, и величественное одеяние — лишь иллюзия, но он не мог не восхищаться. Эти и Большая не знали. И все они пали ниц, потому что не может быть иначе. — Вы верно и преданно мне служили, Дети Лун, и поэтому я вновь явился, как обещал вашим далеким предкам. Ваш sepredia будет жить до тех пор, пока вы будете хранить Цветы-Поющие-Вечность и взращивать их детей. Я благодарен вам за ваши gandra — Чудо указало рукой на Юного — и за то, что вы спасли моего Поющего Друга. И я заберу и то, и другое, чтобы вознестись к varlais и дальше хранить seprediais с высоты своего полета. И когда веревки с Юного упали, а Матмелди был освобожден от общества глупой кокетки, нирнрут впервые действительно был счастлив чувствовать кое-чью наглую персону.