Часть 1
9 декабря 2016 г. в 23:36
Юрий устал, правда. Он очень устал бороться с кем-то, делить кого-то, он устал добиваться признания от человека, который плюнул ему в душу. И это вовсе не физическая усталость — как раз наоборот, ведь из-за перенесённой боли он начал кататься, словно механический робот. Это усталость ментальная, которая точно так же важна и смертельна для любого фигуриста.
Ведь если у тебя нет вдохновения, тебя уничтожат.
— Я видел твоё последнее выступление. Кубок Ростелекома. Ты был таким… злым, что ли. Быстрым. Резким. Озлобленным. Словно хотел уничтожить кого-то.
Отабек любит говорить обрывками, создавая вокруг себя сферу, которая сразу отсеивает ненужных. Те, кто уходит, не надеясь поговорить с фигуристом, попросту не могут быть его друзьями. То же происходило и с Плисецким, но, в отличие от своего друга, он выливал на собеседника неконтролируемую дерзость. Мальчик-ураган, отпугивающий из-за собственного отчаяния всех друзей.
У Отабека тёплые, нежные руки. С неподдельной лаской они зарываются в длинные волосы и расчёсывают их.
— Тебе понравилось? — голос Юры спокоен и тих, больше похож на мурлыканье.
Он сидел перед Отабеком в позе по-турецки, сжав руками щиколотку правой ноги.
— Очень, — невозмутимо ответил парень, слегка растрепав длинные пряди. — О ком ты думал, когда выступал? Мне казалось, что сейчас лёд потрескается.
По плечам мальчика пробежала едва заметная дрожь, но казах сразу её заметил, а потому и прекратил расчёсывать его волосы. Руки замерли, и на секунду могло показаться, что сквозь его пальцы сочится расплавленное золото.
Он уже разомкнул губы, чтобы извиниться, но Юра ответил быстрее:
— Ни о ком. Вернее, обо всём. Сразу, — эта глупая привычка обрубать предложения передалась и ему. — Я не знаю, если честно. Я злился на всех. На Виктора. На этого Кацуки. На Джея…
— Извини, «Джей»?
— Жан-Жак Леруа, вернее. Я иногда называл его Джеем, вот и прицепилось. Не бери в голову. Сейчас я хочу называть его мразью.
— Почему? — Отабек убрал свои руки и обнял Юрия, откинувшегося спиной ему на грудь.
С таким пронзительным и одновременно затуманенным слезами взглядом ему ещё не приходилось сталкиваться. Он словно смотрел на своё отражение в кристалле затопленного талой водой льда. Глаза Юрия, как бы ему самому не хотелось, отражают абсолютно всё.
— Ну, знаешь… Он привлекал моё внимание на всех соревнованиях, в которых мы с ним сталкивались. Это дурацкое прозвище — «Принцесса» — именно он дал мне. Когда, наконец, он моё внимание привлёк… — На секунду Отабеку показалось, что Юра нехотя покраснел. — В общем, он использовал меня как хотел, а затем, окрылённый, полетел к своей невесте, не сказав мне ни слова. Вернее, сказал, но уже после… мне показалось, что все мои чувства просочились меж пальцев и исчезли. Замёрзли и превратились в лёд, который рассекли десятки коньков. Разбились, одним словом.
— Надо же… Когда ты расстроен, ты очень красиво говоришь. Не пробовал себя в поэзии?
Отабек почувствовал на себе укоризненный взгляд. Юра ткнул пальцем в его щёку.
— Не издевайся. Я ведь и обидеться могу.
Парень улыбнулся — всё же каким очаровательным был Юрий! Тихий, немного робкий, с тронутыми краснотой щёчками, которая была особенно заметна на бледной коже. Отабек свёл руки замочком на груди мальчика и притянул его к себе, крепче обнимая. Он коснулся кончиком носа растрёпанных волос и сделал, наверное, самый глубокий вздох в своей жизни. На секунду показалось, что в лёгких распустились цветы с медовыми лепестками — именно такие, какие вспыхнули в мыслях Отабека. Волосы Юры пахли чем-то приятным и немного сладковатым, словно мёд или опылённые цветы. Такие мягкие и лёгкие, что он неосознанно сравнил их с самым дорогим в мире шёлком.
— Почему ты в жизни не такой? — не отставал Отабек, но Юрий не злился.
— Я не хочу, чтобы со мной дружил первый встречный.
— А я не первый встречный?
— Нет, ты… ты другой. Абсолютно другой. Ты рассудительный. Ты добрый. Ты смелый. Ты… — Отабек заметил, как покраснели кончики ушей Юры. — Ты тёплый. Ласковый. Заботливый. И у тебя, как и у меня, нет друзей. Поэтому, думаю, я не боюсь доверять тебе.
Юрий, не разрывая объятий, перевернулся, и теперь он мог посмотреть прямо в дурманящие глаза своего собеседника. Аспидно-чёрные, блестящие, словно тёмное озеро с разбросанными по дну осколками обсидиана. По сравнению с чистыми, яркими глазами Юрия они казались самой настоящей ловушкой, но…
Юра, в общем-то, не был против идеи заглянуть в них.
— Ты правильно сделал, когда украл меня средь бела дня, — ласково улыбнулся Юра, чуть обнимая Отабека за плечи.
— «Украл»? — неожиданно усмехнулся парень своим тихим, низким голосом. — Я думал, сейчас это называется «спас». Ну, знаешь, как рыцарь спасает свою принцессу от толпы разъярённых разбойников.
И Отабек подумал, что сейчас вся мнимая нежность испарится. Что котёнок обнажит свои клыки и зашипит, выпустит когти и расцарапает ему лицо. Он ожидал, что Юрий вырвется и убежит, что он накричит на него, что швырнётся подушкой, пихнёт, пнёт ногой, — он ожидал всего, что угодно.
Но он не ожидал лёгкой красноты на щеках, виноватого взгляда и тихого мурлыканья, сорвавшегося с потрескавшихся губ мальчика:
— Рыцаря нужно наградить, наверное? В сказках обычно так поступают…
— Наш мир — сказка?
— М… — в глазах Юрия отразились все обиды, перенесённые за этот злосчастный год, блеск льда и лезвий коньков, медаль Жан-Жака, золотые кольца на руках Кацуки и Никифорова и, наконец, пестрящий всеми оттенками золотого закат со сгорающими в солнечном пламени облаками. — Злая сказка, я думаю. У сказки будет печальный или счастливый конец. Все герои что-то обретут и что-то потеряют. У кого-то разобьются мечты. Надежды. Цели. Кто-то найдёт своё счастье, принеся боль другим. Кто-то наконец-то откроется другому и поймёт, что не все в этом мире настроены против него. Да, все мы живём в очень злой и печальной сказке.
— И именно поэтому…
— … нужно ценить тех, кто не разбил твоих чувств. Нужно ценить тех, кто возьмёт эти чувства под свою защиту, словно… рыцарь.
И в доказательство своих слов Юрий поцеловал Отабека — нежно, с чувством прозрачной вины за свои выходки, слегка покусывая его губы и тем самым показывая право владеть человеком, который не хочет разбить его.
А Отабек не сопротивляется и целует в ответ — более властно и настойчиво, словно показывая, что именно он покровительствует брошенному юноше. Может он, в конце концов, сделать его счастливым?
Всё же оно нужно им обоим. Простое право быть счастливыми.
Примечания:
«Может он, в конце концов, сделать его счастливым?»
Эту фразу можно трактовать двояко. Оставляю всякие умозаключения за вами^^