Коньяк

Сегодня Хибари отступает от правил. Он не особо любит многолюдные и шумные заведения, и в бар забредает случайно, слишком погруженный в свои мысли. Лучше бы, конечно, было столкновение с пьяной компанией или вооружённое нападение с целью ограбить, но этот вариант тоже может предоставить что-то подобное — считает Хибари; считает, пока не переступает порог и смотрит по сторонам: это место не из тех, где недовольные жизнью мужики собираются в кучки и начинают пьяный дебош с метанием стульев, это место вполне приличное и дорогое. Вопреки всему, он всё равно усаживается за стойку и заказывает бокал коньяка. Ещё два — почти сразу же. Вкус яркий и чистый, и Кёя считает вполне справедливой такую высокую цену. В любом случае, деньги всё равно не его — Савада для каждого задания выдаёт крупную сумму на покрытие ущерба или закупку необходимого оборудования, но Хибари привык работать без всего этого, поэтому чаще всего вся сумма остаётся у него нетронутой, и на эти деньги он вполне может уже построить собственный дом. Дом ему, разумеется, нахрен не нужен, поэтому Кёя предпочитает тратить деньги на выпивку. На хорошую выпивку, что важно. И иногда по старой памяти жертвует бывшей школе — затрат он всё равно не считает. Хибари почти наслаждается: приглушённая музыка, терпкий вкус на языке и полутёмное помещение делают своё дело — снижают жажду крови почти до нуля, и у Кёи появляются вполне реальные планы провести тут всю ночь. Посетителей немного: пара мужчин в углу за столиком, на которых Хибари — по привычке скорее, нежели из-за реальной возможности угрозы, — иногда незаметно косится, пьяная и явно кем-то сегодня брошенная женщина на другом углу стойки и бармен, который одаривает Кёю недвусмысленными улыбочками. Хибари пока не бесится — во-первых, не из-за чего, во-вторых, рассматривает возможности. Колокольчик на дверях звякает, и в тот же момент свет со стороны небольшой сцены мигает и вспыхивает ярче. Хибари оборачивается сначала на пришедших: парень с девушкой и телохранителем — определить несложно хотя бы по дорогому костюму и взгляду цепного пса, но будь он даже одет бомжом, Кёя безошибочно бы определил такого же. Они быстро пересекаются взглядами и тут же отводят глаза — Хибари не на работе, а для того мужчины угрозы нет. Парочка присаживается за центральный стол, телохранитель остаётся около дверей, а бармен уже бежит вручать постоянному гостю особое меню. Хибари вспоминает про сцену и переводит взгляд на неё. Там его уже ждут, там очень его ждут: Кёя встречается с гетерохромными глазами и замирает. Он видел их уже, но вспомнить где, не может. — Рад видеть вас снова, — мужчина прерывает контакт и обращается к только что вошедшему парню. Тот — на вид ещё мальчишка — кивает и одновременно с этим даёт отмашку бармену — заказал. Хибари пристально наблюдает, отставив недопитый коньяк. Губы мужчины на сцене расплываются в улыбке — такой отвратительной, что Хибари почти передёргивает от её фальшивости. Сам мужчина закрепляет микрофон на стойке и кивает бармену: тот подходит к музыкальной установке и быстро жмёт на кнопки. Медленная, тягучая музыка, до этого сопровождавшая вечер, стихает, и образовавшуюся тишину прорывает тихий сильный голос. Хибари сглатывает и не замечает, как к пению подключается музыка. Мужчина прикрывает глаза и всецело отдаётся действию, давая передышку от их игры в гляделки и возможность его рассмотреть: Кёя останавливается взглядом на перчатках и представляет, как стаскивает их зубами. Поднявшись взглядом выше, он понимает, что мужчина тоже охотно его изучает. И ухмыляется — не так приторно-сладко, как до этого, а слишком самодовольно: одними губами говорит, что прекрасно осознаёт, насколько он привлекателен. Ухмылка выходит такой интимной, что парень — видимо, особый гость здесь, — оборачивается и понимающе усмехается. Хибари отворачивается и сосредотачивается на вкрадчивом голосе, растекающемся по всему помещению подобно мёду; и делает новый заказ. На этот раз ром. — Так и хочется его опустить, да? — паренёк наклоняется через стойку, чтобы наполнить бокалы, и Кёя косится на его слишком довольную рожу. — Только он никому ещё не давал. Поговаривают, что не все вернулись после уединения, — он хохочет и забирает напитки. Хибари хмыкает и снова разворачивается к сцене; мужчине, видимо, надоело пялиться на его спину, и он полностью погрузился в песню: глаза закрыты, лицо расслаблено, а руки бережно сжимают микрофон. Его тело выражает такое спокойствие и — Кёя уверен полностью даже с затуманенным алкоголем разумом — грацию, что не смотреть просто невозможно. Хибари очень хочется узнать его имя, и он наклоняется к бармену: — Кто он? По улыбке бармена можно с уверенностью сказать, что его мысли точно такие же, как и у паренька. А то и ещё дальше зашли — он наверняка уже делает ставки, зайдёт ли этот клиент сюда ещё раз. — Рокудо Мукуро. Приходит сюда дважды в неделю и весьма любим клиентами. Особенно вон той дамой, — он указывает на пьяную женщину, сидящую на другом конце стойки, которая так растрогалась песней, что сидит и утирает выступившие слёзы платочком. Или она ещё не переставала рыдать из-за разбитого сердца — в любом случае, до дам Хибари дела нет, особенно до этой. Бармен продолжает: — Она часто пытается всучить ему дорогие подарки, но он каждый раз отказывается. И при этом продолжает вести себя как... — Шлюха, — хмыкает Кёя, опрокидывая в себя весь стакан и плотно сжимая губы. — Примерно, — улыбается бармен. — Повторить? Хибари кивает. Мукуро делает перерыв. Женщина, громко всхлипывая, так же громко ему аплодирует, пришедшая парочка тоже активно хлопает в ладони, а один из мужиков — второй уже отрубился — даже одобрительно свистит. — Я тут довольно популярен, — Мукуро отбрасывает волосы со лба и облокачивается о стойку рядом с Хибари. Тот даже не поворачивает головы. — А ещё я чертовски красив. — Тебе что надо? — Кёя вопросительно изгибает бровь и делает глоток, а потом задумчиво глядит на плещущуюся в стакане янтарную жидкость — он уже не помнит, что это, а перед глазами всё медленно плывёт. От Мукуро пахнет чем-то свежим и фирменным — одеколон явно дорогой, а ещё ему незнакомый, хотя в Вонголе, кажется, присутствуют все запахи — каждый старается выделиться и превзойти других. В любом случае, он сейчас не в Вонголе. Он вообще чёрт знает где, на самом деле, с самовлюблённым мудаком под боком. — Я думал, это тебе что-то от меня надо, — хохочет Мукуро и заказывает то же, что плещется у Хибари на дне стакана. И глотает почти профессионально — даже не поморщился. Кёя игнорирует. Упорно и старательно, потому что, не привыкший болтать, в разговоре он его точно не превзойдёт, а при посетителях завалить на барную стойку и придавить горло тонфами на может — слишком много шума поднимет. И, хоть Хибари уверен, что бармен и парочка будут с увлечением наблюдать за ними и делать ставки, он ещё не настолько послал свою жизнь на хуй. — А так на меня смотрел, — притворно-обиженно вздыхает Мукуро и, отставив стакан, возвращается на сцену. В этот раз он поёт что-то совсем лирическое, и Хибари почти засыпает: голос убаюкивает и погружает во что-то мягкое, обволакивающее, тягучее и забыто-далёкое. Заметив состояние Кёи, Мукуро хитро улыбается и сам спускается в зал: к музыкальной установке. Щелчок кнопок — и удары барабанов разрывают сонную пелену в клочки. Хибари шипит и трёт глаза. Мукуро почти смеётся. Он заканчивает быстро: словно торопится куда-то, и исполняет всего несколько композиций, после чего скрывается в помещении для персонала. Кёя несколько минут сидит ровно, глядя в одну точку и отчётливо слыша, как за дверьми барабанит дождь. В голове зарождается желание спросить, где он находится, но сформироваться на успевает, потому что мысли путаются и перебивают друг друга. Хибари мотает головой. Мужчина с горем пополам расталкивает друга и, оставив деньги на столе, вываливается на тёмную улицу: около входа в бар ещё стоит фонарь, но на дороге они почему-то не горят, и скоро их силуэты, размытые мокрыми дорожками на стёклах, совсем растворяются в воздухе. Кёе тоже пора. Он поднимается и разминает спину. Женщина спит прямо на стойке, парочка воркует, а бармен скучает — оживляется сразу же, как Хибари показывает, что ещё жив. — Вам вызвать такси? — услужливо улыбается он, на что Кёя мотает головой. Её как раз ему и надо проветрить, чтобы завтра доложить Саваде об успехах. — Надеюсь увидеть вас снова, — он закусывает губу и выглядит явно разочарованным. И с последней надеждой поглядывает на дверь подсобки; Хибари хочется засмеяться. Что за дерьмо, господи. Он выходит под навес и делает глубокий вдох. Сейчас бы закурить, да в кармане пустая пачка из-под сигарет — можно спросить в баре, но возвращаться нет никакого желания. Кёя стоит ещё несколько мгновений: ждёт, пока глаза привыкнут к ночной темноте, и делает шаг в дождь. — Так и уйдёшь? Хибари останавливается и поводит плечами. Мукуро передвигается абсолютно бесшумно, и даже алкоголь не даёт ему оправдания в том, что к нему смогли подкрасться. — Если я пересплю с тобой, ты отстанешь? — Кёя не оборачивается и ускоряет шаг, удаляясь от единственного источника освещения. — Если я с тобой пересплю, — поправляет его Рокудо абсолютно невозмутимым тоном. — Не я тебя преследую, — Хибари усмехается и глубже вдыхает холодный влажный воздух. Голова чуть гудит, но идти можно. — Зато ты хочешь меня. Мукуро ведёт себя абсолютно бесстыже и ни капли этого не стесняется. Хибари прикидывает, чего он хочет больше: переспать или забить наглеца до смерти, и решить никак не может. Мукуро делает ему одолжение: льнёт сзади, обвивая руками. И тут же оказывается за горло прижат к стене ближайшего дома — Хибари давно хотелось это сделать. — Как теперь запоёшь? — выдавливает он сквозь зубы, глядя в мазохистски блестящие глаза напротив. Мукуро не торопится отвечать, а Кёя не собирается убирать тонфу от его горла — хочется выпустить шипы и вскрыть его, посмотрев на связки, что издают такие дивные звуки. Будь Хибари потрезвее, он бы понял, что его мысли давно вышли из-под контроля, и он рискует не отдавать себе отчёта и в действиях, но — Хибари пьян. Мукуро тоже пьян, только хер знает чем: пил он всего ничего, а ведёт себя абсолютно неадекватно. — Как тебя зовут? — Рокудо расставляет ноги и немного съезжает вниз, пристраиваясь точно на выставленном колене. Кёя мог бы списать это на нежелание висеть в неудобной позе, но Мукуро призывно трётся возбуждением о чужую ногу, и Хибари снова сглатывает. — Хибари Кёя. — Кёя-кун, значит, — Рокудо пробует имя на вкус и слизывает капли дождя с губ, — ты не коп, но драться умеешь. Костюм дорогой, значит не из уличной банды. Мафия? Хибари вглядывается в разноцветные глаза и словно решает, стоит ли продолжать разговор. Мукуро выглядит абсолютно непринуждённо и явно никуда не торопится. — Я угадал? — Сам-то откуда? — Вопросом на вопрос отвечать нехорошо, Кёя-кун, — Хибари рычит. — Да, состоял когда-то, — Рокудо машет рукой, мол, дела прошлые и давно потеряли актуальность. — Но навыков не растерял. Хочешь проверить? Хибари опускает тонфы и отступает на шаг. — Попробуй. — Но если я выиграю, ты со мной переспишь. Хибари уже давно не удивляется. Он не выжидает: бьёт сразу, как обычно, танцующе уклоняясь от чужих ударов и точными движениями нанося свои. Мукуро быстр — вдобавок к его реакции — и умело уворачивается: с первого взгляда понятно, что не врал насчёт мафии. Спустя несколько минут, за которые они преодолели большую часть улицы, несколько раз чуть не упали в огромную лужу посреди дороги и переместились в какой-то закоулок, все удары Хибари оказываются заблокированы. Азарт битвы проясняет рассудок и почти стирает следы опьянения из организма, глаза Мукуро же блестят по-прежнему, словно этот парень хочет сдохнуть, и как можно более изощрённым способом. — Готов сдаться, Кёя-кун? — напевает Рокудо, делая подсечку и тут же отскакивая от опасно приблизившейся к лицу тонфы. Хибари повторяет движение, и они замирают друг напротив друга. Его молчание служит красноречивым ответом, и Мукуро наконец заходится смехом. — С тобой так интересно, Кёя-кун, — вдруг говорит он, ни на секунду не откладывая бой. В руке вдруг что-то сверкает, и Хибари уворачивается от ножа — нет, трезубца, как он выясняет позже. — Все мужики до этого только вид делали, что крутые ребята, а как до драки дело доходило, так чуть-чуть кулаками помашут и готовы. Как будто они думали, что я так просто дам себя трахнуть, — Мукуро фыркает и швыряет трезубец в Хибари. На щеке остаётся царапина, и Рокудо победно ухмыляется. — А ты не такой: сидел себе тихо, не привлекая внимания, а потом выясняется, что ты тёмная овечка. Хотя я сразу это понял. Хибари хмыкает: ни одной возможности себя похвалить не упустит. — Так что тебя привлекает больше: секс или драка? — А тебя? Они замирают друг напротив друга: оба уже порядком устали и дышат шумно и тяжело. Битва может продолжаться бесконечно, если противники равны по силам, и Хибари как никто прекрасно это понимает. Но отступать не в его правилах, и он ждёт, когда Рокудо надоест эта игра. — Вот видишь, — Мукуро поднимает трезубец и прячет его за плащом. — Мы с тобой очень похожи. — Да ни черта, — выдыхает Хибари, убирая тонфы и прислоняясь спиной к стене. — Я не озабоченный ублюдок. Мукуро опять смеётся — и так звонко и заразительно, что Кёе впервые за долгое время тоже хочется рассмеяться. — А ты лицемер, — спокойно подмечает Мукуро и подходит непозволительно близко. — Но мне нравится. Кёя не целует его — кусает, безжалостно вцепившись в губы и прокусывая нижнюю. Мукуро заходится в сиплом смехе и слизывает кровь, и от того, как он наслаждается происходящим, Хибари становится жутко. Рокудо приникает снова: чёрт знает, чего он хочет и что ему нужно, Кёя вообще не может с уверенностью сказать, что у этого типа все дома, поэтому инициативу предоставляет ему, чем Мукуро активно пользуется: исследует языком чужой рот, покусывает губы, целует глубоко и влажно, вжимая в стену. Слишком радостный для того, кого сегодня будут иметь. Хибари такое положение дел не устраивает, и он меняет позиции: Мукуро оказывается прижатым к стене, Кёя же нависает в лучших традициях всех фильмов про любовь-ненависть. Но ограничиваться этим он не собирается, и толкает Мукуро ниже — тот вовремя успевает скинуть плащ и опуститься на него, вместо мокрого асфальта. Садист и мазохист — что, блядь, за идеальная пара. Мукуро тянет его за шею, предлагая опуститься рядом с ним, но Хибари такая перспектива не привлекает. Он становится на одно колено и тянется к ремню на кожаных штанах Рокудо: в таких условиях можно только быстро передёрнуть друг другу. Мукуро не возражает. Хибари не особо церемонится и заботится об удобстве: приспустив бельё, он начинает быстро двигать рукой. Рокудо открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает и вместо этого тянется за поцелуем, а рукой — к чужим брюкам. Кёя позволяет его языку проникнуть к себе в рот и мстительно прикусывает его — мстить тут, вообще-то, должны ему, но Хибари играет по своим правилам. Он коротко выдыхает, когда горячего члена касается рука и — вместе с ней — несколько холодных капель дождя. Морось усиливается, превращаясь в настоящий ливень — не самая романтическая и полезная для здоровья обстановка. Через несколько движений руки Мукуро кончает, и его ладонь — то ли специально, то ли рефлекторно, — сжимается сильнее нужного. Хибари едва слышно шипит и давит локтем на его горло: Рокудо сипло усмехается и скулит издевательское «Прости». По телу проходит судорога, и наступает разрядка. Они сидят так ещё несколько секунд: мокрые, разгорячённые, с помутнённым взором. — Не знаю, как тебе, но у меня нет никакого желания и дальше тут находиться, — тянет Мукуро, стряхивая белёсую жидкость с руки, и встаёт, застёгивая брюки. Поднимает плащ, сливает с него набежавшую воду и вопросительно смотрит на Хибари, ожидая продолжения. Тот по-прежнему стоит на одном колене и пялится в ту точку, где минуту назад сидел Рокудо. — Тебе мало? — он переводит взгляд на его глаза, и, ему кажется, правый чуть загорается красным. Только кажется — от выпитого и застилающего взор дождя. — А тебе? — и, не нуждаясь в ответ, Мукуро тянет: — Здесь мотель неподалёку, Кёя-ку-у-ун. Сегодня Хибари отступает от правил.