Тонкие миры — прочные связи

Жена фермера не очень-то обрадовалась гостям. — Дурень старый, кого ты привел в мой дом! — воскликнула она, встревоженно вытирая руки о полотняный передник. Несмотря на тон этой фразы, Стэн очень обрадовался, что понял ее: сработал, значит, переводчик, который Сус попросил засунуть в ухо! До того они болтали на каком-то адском наречии, которое для уха Стэна напоминало смесь немецкого с румынским: гортанные звуки, куча согласных… только слюной брызгать на таком языке. Как и фермер, его супружница тоже будто взялась прямо из детства Стэна… или он думал, что из детства. Очень строгая пожилая (ха! Вообще-то, она ему ровесница, надо полагать) женщина в темном клетчатом платье. Кажется, в двухтысячных никто уже не носил передники, даже на фермах. Шмотки стали дешевые потому что. Вот в детстве ма вечно перешивала им с Фордом что-то из вещей родственников… Стэн замер, едва поставив ногу на нижнюю ступень крыльца: испугался расплескать вдруг вернувшийся кусок памяти. Ну и заодно потому, что боль в животе, которая терзала его с момента ухода из ярко-голубого мира губки для посуды, вдруг стала сильнее. — А если они беглые маги?! — возмущалась тем временем женщина. — Ты проверил, клеймо-то на них есть? — Какие к черту маги! — возмутился фермер. — Дура ты, как есть дура. Их всех перебили давно. А кого не перебили, кто будет прятаться в запретной зоне? Да тут сигналка сработает, всем будет слышно! Пока фермер объяснял супружнице, что, мол, привел хопперов, и вообще, молчи, женщина, не твоего ума дела, Стэн напряженно пытался вспомнить что-нибудь еще — не выходило. Может быть, фермерша напомнила ему мать? Может, та была такой же полной и широколицей?.. А что, запросто. Но как Стэн ни напрягал мозг, тот не подкидывал никакого материнского образа. Черте что. — Мадам, — решил Стэн взять дело в свои руки. — Слушайте, мы бы не стали вас тревожить. Но мы правда не знаем, где оказались, а с нами ребенок. Девочке нужно переночевать под крышей. Мейбл состроила такие глазки, что, будь они обращены на него, Стэн бы рефлекторно схватился за бумажник: уж больно умильно, точняк пытаются обжулить. Он думал, на женщину это не сильно подействует — тетка выглядела суровой — но она неожиданно не то чтобы смягчилась, а словно бы заколебалась. — Уйди с дороги, — буркнул фермер. — А то увидит кто, что мы тут так долго на крыльце торчим. Ухо там пролетит или глаз. На взгляд Стэна, смотреть тут было некому: кругом только поле, да шоссе в отдалении, но на нем ни машин, ни людей. И других ферм не видно. Однако слова про ухо и глаз запомнил. Фермерша посторонилась, пропуская их в дом — бедноватый, но вправду похожий на американские фермеры пятидесятых-шестидесятых годов. В длинной кухне даже нашелся деревянный радиоприемник с круглыми ручками. Похоже, кухня была самой жилой комнатой в доме: фермер сразу же расположился у стола в плетеном кресле с таким видом, будто не собирался подниматься до ужина, а фермерша кинулась кипятить воду в большой кастрюле — чтобы купать Мейбл. На взгляд Стэна, девочка выглядела вполне себе чистой. Ну, у женщин вообще бывают странные понятия о чистоте: Мейбл перспективе ванны обрадовалась. — А еще — у вас есть бумага и карандаши? — умильно спросила она, глядя на фермера. Тот проворчал, что найдется, нехотя поднялся, достал из бюро исписанные с одной стороны потрепанные накладные на зерно и огрызок простого карандаша. Девочка тут же пристроилась за чисто выскобленным столом — рисовать. Вот странно, Стэн думал, что Мейбл вышла уже из того возраста, когда почем зря пачкают бумагу. С другой стороны, а что он вообще знал о детях? Пока его новоявленная племянница возилась с бумагой и карандашом, фермер, подозрительно поглядывая на Стэна и Суса, вкратце рассказал им, где они оказались. — Жили раньше как люди, и все нормально было, — хмуро говорил он. — Но вздумалось войну затеять. Я человек маленький, я не знаю, кто был прав, кто виноват. Только после войны несладко нам жилось. У меня батраки за еду соглашались работать — так лишней еды не было. Пришлось все дальнее поле забросить. Ну, короля сместили, конечно. К власти этот пришел… Кайшау. Вроде, выбрали его. Он сразу сказал: во всем маги виноваты… Я не знаю, мы свою пшеницу всегда без магии выращивали, может, и правда с ними что-то не то было… Сперва магов только налогом обложили, казну пополнить. Потом кого выслали, кого посадили. И тут же объявились эти… — фермер явственно поискал на полу место, куда бы сплюнуть, не нашел (его жена содержала дом в чистоте) и с досады просто махнул рукой. — Кто «эти»? — спросил Стэн. — Господа, — ответил фермер, скривившись. — Высокие господа. Так их называть положено. Только никакие они не высокие. Обычные кровопийцы. — Гира! — возмущенно воскликнула жена, которая возилась у плиты. — Называл и буду называть, — фермер, которого, очевидно, звали Гирой, стукнул кулаком по столу. — Ничего они мне не сделают. У меня самые большие урожаи во всей третьей зоне, уши сюда не залетают! Но тренированное ухо Стэна уловило под этой бравадой нотки неуверенности, даже страха. Что же это за уши, которые упоминались уже второй раз? Стукачей он так, что ли, называл? — Ну что, — продолжал фермер. — Порядок они навели, нечего сказать… Не вздохнуть. Комендантский час, приписка, кто где работает. Кто не работает — тот на корм идет. Тучами вот все затянули. Солнечный свет им не нравится. Конечно, без света ничего не растет. Так они солнечные зоны оставили. Как тут вот, у меня. Третья зона, вторая зона... Говорят, дескать, это переходный период. Со временем всю еду будут магией растить. — Мерзкий вкус у еды, которую магией растят, — подала голос фермерша. — Нет в ней ничего полезного. — И на высококалорийные культуры, говорят, переводить будут, — продолжил фермер. — Чтобы продуктивность повысить. Да только это блажь. Я эту землю знаю. Сроду здесь ничего, кроме нашей пшеницы, не росло — и расти не будет! Стэна не слишком интересовали виды на урожай пшеницы. Не то что известие о комендантском часе и о том, что вся власть захвачена непонятными «кровопийцами» — вампирами, что ли?. Он не сомневался, что один из потерянных членов группы, сигнал которого засек Сус, находился в городе, — это уж к гадалке не ходи. Чтобы Стэну да хоть раз повезло и человек, которого они ищут, просто так вышел навстречу? Не будет такого. Он прочистил горло, пытаясь навести разговор на нужную тему, но тут Мейбл воскликнула: — Все, готово! — она подвинула к фермеру по длинному столу бумажные листы. — Вот люди, которых мы ищем! Вы кого-нибудь узнаете? Стэн и сам начал заинтересованно разглядывать плоды труда племянницы. Он ожидал увидеть детские каракули, а увидел вполне узнаваемые рисунки. Да, в шаржевом, даже местами чуть мультяшном стиле, но тем не менее по ним вполне можно было понять, как должны бы выглядеть реальные люди. Стэну показалось, что он узнал себя… а через секунду он сообразил, что это его брат. Человек на рисунке носил полукруглые очки с треснутым стеклом, и у него была ямочка на подбородке. Сбоку Мейбл зачем-то подписала на английском: «Шесть пальцев на обеих руках! Реально умный!» Другой рисунок изображал мальчика с обеспокоенным, даже каким-то подозрительным выражением лица. Стэн решил, что с возрастом у парня будет чуть уменьшенная версия фамильного шнобеля и такая же квадратная нижняя челюсть, как у него самого. И точно: сверху было подписано «Диппер Пайнс», а надписи под стрелками сбоку гласили: «Очень много потеет! Супер-нерд! Лучший в мире близнец!» Далее следовали: надменная мордашка девочки чуть старше Мейбл («Пасифика Нордвест. На пути от стервы к классной девчонке!»), молоденькая скучающая девица в боевой раскраске — действительно боевой, с полосками на щеках и всем прочим (надписи гласили: «Крутая. И еще круче. Просто ас! »), толстенький ребенок неопределенного пола («Малыш Гидеон. Несмотря на свои классные кавайные щечки — придурок!»), бородатый старикан («Фиддлфорд Макгакет. Теперь-почти-не-сумасшедший. Я не знаю, почему у него пластырь на бороде, может, он его уже снял!») и сумрачный подросток с недобрым взглядом («Робби Валентино. Ему просто надо немного любви!»). Этот последний портрет привлек внимание фермера. Мужик попытался скрыть свой интерес, но Стэн-то следил за ним в оба. По остальным рисункам их не радушный хозяин только взглядом мазнул, а к этому возвращался снова и снова, хотя делал вид, что смотрит на изображение Стэнфорда. На этого-то зачем пялиться — десять отличий, что ли, искать? — Ты, девочка, зачем своего дядю нарисовала? — наконец спросил он. — Вот же он стоит. — Не-а! — счастливо ответила Мейбл. — Это его брат-близнец, мой дядя Форд. А это мой брат Диппер. — Занесло твоих родственничков, — пробормотал он. — Нет, никого не видел. От Стэна не укрылось, как он сложил бумаги стопкой, отправив портрет неизвестного Стэну Робби Валентино, кем бы он ни был (Стэн почти не сомневался, что Мейбл про него не рассказывала или почти не рассказывала), в самый низ. Чтобы не увидела жена, вероятно. — Ну, — сказал фермер, — если где их и искать, то в городе. Сегодня до комендантского часа вы уже туда не успеете. Завтра сосед повезет в город продукты, я попрошу от меня захватить. В ящиках будете вы. Только сосед ничего не должен знать. — Ясно! — Мейбл преувеличенно серьезно отдала честь. — Мы будем просто невидимки! Фермер, казалось, поколебался. Затем он сказал, понизив голос — видно, чтобы супруге не было слышно: — Так уж и быть, есть тут у меня знакомец… У него дела всякие. Я про них не знаю и знать не хочу, но если кто и может вам помочь, так это он. У Мейбл тут же загорелись глаза. — Он в Сопротивлении, да? — спросила она театральным шепотом. — Я так и знала, что здесь у вас должно быть Сопротивление! Как в «Боях диет»! — Да уж, бои диет, — словно против воли фыркнул фермер. — Точнее не скажешь. Тут жена фермера перестала сердито стучать ножом по разделочной доске и позвала Мейбл мыться, а мужчин выставила из кухни. — Я пошел, коров на дойку загоню, — сердито сказал фермер. — Я могу помочь! — вызвался Сус с широченной улыбкой на лице. — Я люблю животных! — Ко мне помощник придет, не нужно, чтобы он вас видел, — сердитое выражение не покинуло лица фермера, он даже как будто напрягся еще сильнее. «Так, ну ясно», — решил Стэн. — На пару слов, друг Гира, — сказал он. — Можно? И поманил фермера за собой. Они вышли на веранду, затянутую проволочной сеткой (странно, а Стэн ни москитов, ни комаров не заметил). Погода здесь, на незакрытом тучами участке, по-прежнему стояла чудесная. Еще даже не темнело — голубое небо над головой только наливалось предвечерним золотом. Но день на ферме кончается рано. Стэн решил, что в этом фермер не лукавил: они и правда не успели бы добраться до города до заката, особенно если тот действительно в пятидесяти милях. В щелях веранды начал вдруг пиликать сверчок, и Стэн неожиданно остро почувствовал ностальгию по тому, чего прежде не помнил. Он вдруг сообразил: он же впервые за… за неизвестно сколько — посреди совершенно земной природы! Даже если на самом деле они и не на Земле, все равно: нормальная древесина (а не каменные стены пещеры веспид), пахнет пылью, хлебом, влагой и травой, сверчок вот опять же… Стэн глубоко вздохнул, и тут же живот и грудь сжало болью — не иллюзорной и не ностальгической. Он постарался не показать виду. Кажется, удалось: фермер, раскуривавший самокрутку, даже не поглядел в его сторону. — Чего еще? — спросил он. От самокрутки потянуло едким дымом. Стэну немедленно захотелось попросить затяжечку, еле удержался. — Я так чувствую, ты сдать нас надумал, — почти ласково сказал Стэн. — Чего? — фермер выглядел ошарашенным. — Да ладно, мужик, я все понимаю, — Стэн хлопнул его по плечу. — Непонятные хрены с горы, ищут тут кого-то… а одно лицо-то очень знакомое, да? Вот ты и решил — провокаторы небось, проще сдать вашим шпикам. — В мыслях не было! — фермер говорил преувеличенно возмущенно. — Чтобы Гира Франтан говорил одно, а делал другое… — Вот что, Гира Франтан, — Стэн понизил голос и подвинулся к нему ближе. — Мне вот тоже всякое случалось делать, чем я не горжусь. Совсем не горжусь, — слова приходили на язык как бы сами собой, хотя Стэн, ей же ей, не мог бы вспомнить, на что он так красноречиво намекает. — Был бы я один, вообще бы твой домишко обошел десятой дорогой. Но со мной семья. Так что избавлю-ка я тебя от терзаний и неопределенности, чтобы ты не думал, провокаторы мы или нет. Если тронешь мою семью, мало тебе не покажется. Сдать ты меня, может, сдашь, но я уж найду способ спалить твою ферму до головешки. А то и хуже. С этими словами Стэн отвел край своего плаща, продемонстрировав второй пистолет — тот, который он и не думал кидать под ноги Мейбл, когда фермер попросил их разоружиться. — Ты мне не угрожай, — Гира Франтан смотрел холодно и неприязненно. — Может, ты и не провокатор, кто его знает. Но ведете себя шибко подозрительно. — А я не угрожаю, — Стэн широко улыбнулся. — Я тебе правду говорю, как все будет, если ты вякнешь что кому-то не тому. А пока пойду-ка я заберу Мейбл и Суса, и мы тихо от вас свалим. Ясно? Он развернулся, чтобы идти в дом. — Куда вы свалите? — фермер как будто колебался. Значит, Стэн раскусил его правильно. Человек в целом порядочный, даже сострадательный, только жизнью потрепанный. Такому намекни, что он получается в этой истории не героем, а злодеем, и все, наживка заглочена, можно подсекать. — Думаете, раз здесь глаза и уши не летают, так их и над дорогой нет? А в зоне затемнения все наводнили. Пропадете. Они ведь не посмотрят, что ребенок. — Я вообще тут ничего не знаю, — жестко сказал Стэн. — Я из другого мира, хоппер, забыл? Только, сдается мне, лучше попытать счастья с этими глазами и ушами, чем с человеком, который того же ребенка хочет выдать полицаям. — Я бы выдал только вас с толстяком, девочку мы бы спрятали, — пробурчал фермер. — Да, меня это сильно радует… — Стэн вздохнул. — Чем этот парень хоть прославиться успел? — Какой парень? — фермер глядел подозрительно. — Я про того, на чей портрет ты пялился. Робби Валентино. Почему ты сделал поворот налево кругом, когда понял, что мы его ищем? Фермер отвел глаза. — А что, я должен просто так поверить, что вы упали с ясного неба и разыскиваете самого Робби Ви? Да за его голову такая награда… сдашь — и ты сам, твои дети, внуки и еще десять человек по выбору из Лотереи выводятся! И тут вы так за здорово живешь… — фермер покачал головой. — Может, вы и не на кровопийц работаете. Но я б с ума сошел, если бы помог вам найти Робби! — Значит, с сопротивлением ты таки водишься… — пробормотал Стэн. — Ладно, пусть не найти, пусть ему Мейбл хоть весточку передаст. Это-то ты можешь устроить? — Может, и могу. Только вы мне будете должны, — Франтан с вызовом уставился на Стэна. — Отец мне рассказывал: если вы хопперы, у вас должны быть кристаллы рамния! Стэн понятия не имел, о чем он говорил. Может, у Суса такое и завалялось где-нибудь — он, вроде, самый опытный из них троих. — Мужик, только доставь нас к Сопротивлению, — от души произнес Стэн, — и я отдам тебе все кристаллы, которые у меня есть! И ведь не соврал. Записано М. «Диппером» Пайнсом, магистром белой и зеленой магии День 7348-й, измерение Т-38(*) Последний раз, когда я был на ярмарке в компании Пасифики, — в Гравити-Фолз, в день города, когда все горожане вырядились в одежду девятнадцатого века, — Пасифика дразнила Мейбл за ее свитер. Я во всех подробностях помню и сам свитер, и сережки в виде начос в ушах моей сестры, и то, что сама Пасифика была в меховой шапке с енотовым хвостом. Ну и конечно помню, как высокомерно она держалась и как я отомстил ей за Мейбл, засунув в окно машины вырезку о том, кем на самом деле был основатель рода Нордвестов. Черт, какой же я тогда был беззаботный и счастливый, и насколько мало это ценил! Когда мне давным-давно говорили: вот вырастешь и поймешь, что детство — самое лучшее время, я этому не верил. Детство состояло в основном из того, что тебя шпыняют все, кому не лень, тебе приходится ходить на кучу идиотских уроков в школе вместо того, чтобы заниматься чем-то по-настоящему стоящим… да, и девочки над тобой смеются, а не заигрывают и не напрашиваются на свидания. Я всегда хотел вырасти поскорее. Но никогда не думал, что все получится так, как получилось. Мне и в страшном сне не могло присниться, что я успею стать взрослым и обрести богатый, даже несколько печальный жизненный опыт, а для всех остальных все останется как было… Но ладно, я отвлекся. Я надиктовываю эту запись перед отправлением в следующий мир. Форд, послушав кое-что из предыдущего, говорит, что у меня литературный талант и мне нужно оформить это все в книгу. Возможно, я так и поступлю, но лирические отступления точно порежу. Сам терпеть не могу, когда герой посреди экшена начинает трепаться «за жизнь». Ладно, так о чем я начал? Да, о ярмарке и Пасифике. Когда она заявила, что ни за что не выберется из кустов, потому что одета не по моде, я сначала чуть было не расхохотался. А ведь была такой рациональной и взрослой совсем недавно! Мне даже приходилось напоминать себе, что ей всего тринадцать (или почти четырнадцать, как она настаивала). А тут пожалуйста. — Ну, хочешь, я украду для тебя платье с кружавчиками? — спросил я у нее, стараясь не ржать. — Нет, — голос Пасифики звучал совершенно траурно. — Украсть-то ты, может, и сумеешь, но вот выбрать… Наверняка какую-нибудь безвкусицу возьмешь. — Тогда как насчет пойти и просто купить тебе обновку? — поинтересовался я. К этому моменту я уже успел поставить рюкзак на землю и всласть порыться в нем. Мой рюкзак — это совершенно незаменимая вещь для всякого хоппера: внутри он намного больше, чем снаружи. Как сумочка Гермионы из «Гарри Поттера» или, что лично мне ближе, — как волшебная сумка из «П-П-П и еще больше П». Спрятаться самому в него нельзя, но шмотки Венди и Форда, равно как мое оборудование и еще несколько полезных прибамбасов поместились без труда. Достав свои незаменимые часы-индикатор, я пристроил их на запястье. — А у тебя есть местные деньги? — спросила Пасифика недоверчиво. — Типа того. Это измерение контактирует с хопперами, оно занесено в каталог и у него есть даже номер. Значит, скорее всего, тут принимают в оплату кристаллы рамния. Или сами, или есть обменный пункт. А у меня, к счастью, с собой есть порядочно. С этими словами я достал из рюкзака маленькую железную коробочку. — Кристаллы рамния? — поинтересовалась Пасифика недоверчиво. — А выглядит как леденцы от кашля. — Потому что это бонбоньерка из-под леденцов, — согласился я. — Но в ней — кристаллы, — я открыл коробочку и показал Пас. Честно говоря, смотреть особо не на что: «кристаллы» — одно название, они похожи на кристаллы перманганата калия, которые в том мире, где я провел свою юность, продают в аптеках: мелкая такая россыпь. — Одна негуманоидная раса с их помощью лечит насморк. На большинство теплокровных млекопитающих растворенные в воде кристаллы действуют, как легкий наркотик, но не вызывают привыкания. А еще несколько рас просто находят их очень красивыми и используют в ювелирной промышленности. Такое вот универсальное полезное средство. Поэтому и применяются как обменное средство. — Спасибо, я знаю, что такое ликвидность, — Пас наморщила нос. — Как из них сделаешь украшения? Та раса, должно быть, размеров с насекомых. — При низких температурах они образуют структуры покрупнее, — улыбнулся я. — И кстати, действительно выглядят впечатляюще. Напомни, чтобы я показал тебе фотографии. Я повязал голову привычной банданой с сосной (хопперы-хопперами, но еще не хватало, чтобы на мой лоб глазели и спрашивали, не сглазила ли меня ведьма). Затем еще раз проверил кое-что по часам. — К сожалению, я не могу понять, здесь ли Венди и Форд, — сказал я, стараясь не показать Пасифике, что это открытие меня порядком озадачило. — Слишком много помех. Должно быть, что-то вокруг фонит. Надо выбраться за пределы ярмарки. Поглядев на ее лицо, я добавил: — Но сначала — купим тебе платье. Нужно быть снисходительнее к девочке, решил я. Она много натерпелась и все это время была совсем одна. Кроме того, в отличие от меня, она совсем ничего не знала о путешествиях между мирами и, должно быть, вообще долго не понимала, что и почему с ней произошло. Вот теперь и взбрыкивает. Это у нее от шока. Если новое платье ее успокоит — так тому и быть. Если, конечно, платья тут вообще есть. Я подозревал, что мы находимся на какой-то местечковой ярмарке в духе старой-доброй Америки. Если так, то тут наверняка можно увидеть в продаже какие-нибудь гигантские тыквы, метлы и леденцы на палочках — а платьям-то откуда взяться? Не Хай-стрит. Увы, но я оказался прав. Мы обнаружили, что появились из дыры между мирами в обширном парке, где проходы между аллеями заросли высокими гладкими соснами (или деревьями, похожими на сосны) и разлапистыми папоротниками. Между этими аллеями без всякой системы были понаставлены аттракционы — в основном разные карусели и качели, но были и русские горки… К моему удивлению, деревянные — выглядели они до того ненадежно, что, даже Форд при всей его любви к неоправданному риску не рискнул бы сесть в один из ярко раскрашенных вагончиков. А местные ничего: ухали, ахали, визжали, но очередь на эти горки извивалась загогулиной и занимала почти целую аллею. Мы также нашли и торговые ряды, где в одном конце действительно продавали всякую сельскохозяйственную утварь, а в другом — сладости и прочие мелочи. Как и следовало ожидать, никаких платьев. В самом начале аллеи, к счастью, нашлась меняльная лавка. Сидевшая там женщина с по-матерински ласковыми глазами встретила нас преувеличенно радостно. — Надо же, хопперы! — воскликнула она. — А обычно к нам во время Фестиваля не заглядывают. — Да? — слегка удивился я, и тут же вспомнил, что этот мир в каталоге оказался помечен звездочкой. Изначально я не придал этому значения: каталог пополняется от случая к случаю, данные там крайне ненадежные. Иной раз звездочку могут присвоить тому миру, где один из миллионов выходов — в смысле, слабых мест в ткани мироздания — оказался на территории племени вооруженных копьями каннибалов. Сами понимаете, что копья даже против пулевого оружия ничего не стоят, не говоря уже о самом захудалом бластере. — Да-да, — закивала меняла. — Хотя чего боятся? Почти нечего, зато веселье для всей семьи. — Прошу прощения, — сказал я. — А чего обычно боятся другие? Боюсь, что я сюда прибыл… э-э-э… несколько спонтанно. — Другие боятся, что их принесут в жертву после темноты, — охотно пояснила меняла. — Но это дело добровольное. Не хотите вознестись к богам, просто уходите из парка до того, как солнце сядет, и все будет хорошо. — Спасибо за совет, — пробормотал я, сгребая с прилавка ворох мелких купюр, которые эта милая леди для меня выложила. Черт, неужели, путешествуя между мирами, мне не удастся ни разу попасть на нормальный праздник? Если когда-нибудь вернусь домой (во что мне уже не особо верится), то буду на четвертое июля запираться дома и обкладываться заряженными ружьями. — Слышала? — спросил я Пасифику, когда мы выходили из меняльной лавки (во время разговора она пряталась за мою спину, все еще стесняясь халата). — До ночи нам надо покинуть это место. Ты же не хочешь, чтобы тебя принесли в жертву? — Да, не разговаривай со мной, как с ребенком, — фыркнула она. — Я не глухая и слышала ее. Скажи, а эти миры все такие неприятные? Вот что значит великосветское воспитание: она всего лишь произнесла «неприятные», а ощущение было — словно обматерила эти несчастные другие миры морским загибом. — Да нет, — ответил я. — Просто так уж водится, что когда оказываешься в другом месте, чаще всего первым делом видишь самое плохое. Так уж устроен человеческий разум — мы настороженно относимся к чужому. А тут эффект удваивается: и мы склонны видеть плохое, и к нам в этих мирах относятся не особо. — Да, — сказала Пасифика. — Даже в мире корпораций я постепенно нашла светлые стороны. — Это какие же? — Он эффективно управляется, — она пожала плечами. — И на самом деле там не так все плохо даже для низовых работников. Бывали корпоративы и всякое такое… в общем, то, что мой отец называет «успокоить плебеев», — она вздохнула. — Когда ты сам среди плебеев, начинаешь по-другому к этому относиться… Она как-то сникла. Я осторожно спросил: — Переживаешь за своих… нахлебников? — Ну, типа, — Пасифика дернула плечиком, изо всех сил изображая равнодушие. — Мне интересно, что с ними стало после того, как они сожрали души? — Ну, девушка из отдела кадров сказала мне, что они людьми не станут, даже если души вернуть обратно, — припомнил я. — Так что, видимо, оснуют новую расу, а? Как ты думаешь? Пасифика хмыкнула. — Надеюсь, у них хватит ума организовать профсоюз, а то впрягут работать на Корпорацию за милую душу. Тут она просияла: — Надо же! А вот как раз то, что нужно. Я посмотрел туда, куда устремилась Пасифика, но вожделенных ею платьев не увидел. Там продавались шляпы — довольно пошлая сувенирная продукция — и она помахала мне рукой: мол, не тормози. Меня посетило удивительное чувство: как будто я дядюшка и выгуливаю племянницу. Оно и само по себе было странным, а уж по отношению к Пасифике… В первом же лотке она приобрела белый «стетсон» (отговорив меня от покупки стетсона для себя одним презрительным взглядом), в соседнем — брошь из ярких стекляшек, которую немедленно приколола себе на шляпу. Потом настал черед широкого кожаного ремня с полированной бляшкой, расшитых бисером сапожек и шейного платка. Нацепив пояс поверх своего рабочего халата, Пасифика как-то так его поддернула, что эта невзрачная одежонка мигом превратилась в кокетливое платьице. Дополнила образ, к моему удивлению, кружевная нижняя юбка. В общем, в один миг из корпоративной уборщицы Пас стала практически сама собой. Я пялился на это превращение, раскрыв рот. Все-таки в женском поле есть что-то эдакое… нет, никогда мне их не понять по-настоящему. Может, дядя Форд и прав, подчеркнуто не ища их общества. Преображенная Пасифика немедленно задрала нос, схватила меня чуть ли не по-хозяйски под локоть и потянула вдоль по аллее с таким видом, как будто и в этом мире Нордвесты владеют половиной города. Несмотря на то, что я ни на секунду не забывал о необходимости убраться с ярмарки до заката, мне удалось от души наслаждался прогулкой. Запах сосен и влажной травы ничуть не отличался от запахов, к которым я привык на Земле; люди, гуляющие вокруг, казались чуть устаревшей версией моих соотечественников. Все это могло бы навести на меланхолически-ностальгические размышления, но, к счастью, Пас не давала мне скучать. — Что. Это. За прелесть! — сказала она с той самой типичной интонацией избалованных девиц, по которой не поймешь, восхищаются они или ужасаются чем-то. Меня вновь захлестнуло волной дежа-вю: Пасифика показывала на игрушки, вывешенные под потолком тира. Зверушки эти мало походили на привычных земных — то ли из-за особенностей местной фауны, то ли оттого, что дизайнеры забили на какое бы то ни было сходство. Зверюга, которая вызвала восторги Пас, походила на белую пушистую хрюшку, сшитую из настоящего меха, с фиолетовыми заплатками вокруг глаз и миниатюрными фиолетовыми крылышками на спине. «И тут свинья», — подумал я, ощутив неожиданно болезненный укол тоски, но покорно потащился за Пасификой к тиру. — В самом деле, путешественник, выиграйте для дочки игрушку! — расцвел толстяк за прилавком. — Почему бы и нет, — улыбнулся я и протянул руку за кошельком. Но Пасифика сложила руки на груди и холодно заявила: — Ты мне не отец! Черт! Что-то взбрело ей капризничать в самое неподходящее время! Сравнение с Престоном Нордвестом так задело за живое? — Ну же, малыш, — я положил руку ей на плечо, — я знаю, ты на меня злишься, но так-то зачем! Глазами я делал ей отчаянные знаки: мол, прекрати, если окружающие, чего доброго, решат, что я тебя похитил, мало нам не покажется. Пасифика, сощурившись, поглядела на меня, решила что-то и произнесла: — Ладно. Но эту игрушку я выиграю сама. Давай деньги, — и протянула ладошку. ...Не стоило и сомневаться, что игрушка досталась Пас задолго до того, как она израсходовала десять оплаченных попыток. А тащить зверюгу пришлось мне. Типично. Итак, мы переоделись, перекусили чем-то вроде хотдогов и даже обзавелись новым маскотом. Осталось только разобраться с оборудованием и найти Венди и Форда. Если они тоже оказались в этом мире, маловероятно, что им что-то угрожало — окрестности выглядели мирными. А вот если в другом, то значит, мне вновь придется искать их по генетическим маркерам. К счастью, на этот раз не наугад: мы с Фордом обменялись образцами ДНК еще в мире Пирамиды, и каждый взял образец ДНК Венди: на случай, если нас опять раскидает. Так что придется ими воспользоваться. Или, может быть, Форд и Венди найдут нас раньше. — О, гляди, — произнесла Пасифика. — Альтернативные копии доктора Пайнса и рыжей! — Что? — удивился я. Я так погрузился в свои размышления о перенастройке анализатора, что почти позабыл смотреть по сторонам: ошибка с моей стороны. Даже если мое подсознание расценило обстановку, как безопасную, все равно зря. Потерявший осторожность хоппер — мертвый хоппер. — Вот, посмотри, — сказала Пасифика. — Слева, в индейских нарядах. Я обернулся и в самом деле увидел там дядю Форда с Венди — они шли по параллельной аллее, на той стороне зеленого газона, причем дядя Форд держал в руках здоровенный конус сладкой ваты, от которого с удовольствием откусывал.. Насчет индейских нарядов Пасифика не преувеличила: оба были одеты в широкие штаны с бахромой и длинные рубахи, расшитые причудливым орнаментом. У обоих за плечами висели простейшие вещевые мешки на лямках, а Форд к тому же нес пластиковый чемоданчик из-под сантехнических инструментов — уже изрядно побитый и облезлый, я даже его не сразу узнал. — Пас, — сказал я. — Знаешь, а по-моему, это не альтернативки, а они и есть. (Помимо всего прочего, мне сложно представить обстоятельства, по которым альтернативная версия Форда гуляла бы где-то с альтернативной версией Венди — у этих двоих ничего общего!) Словно бы почувствовав мой взгляд, Венди обернулась. На лице у нее появилось такое выражение… Ей-богу, если бы Венди так посмотрела на меня лет двадцать назад, я бы грохнулся в обморок от переживаний, да и сейчас в груди что-то затрепетало. С чего бы это она?.. Она тронула Форда за рукав, он обернулся тоже. На его лице появилось аналогичное выражение. — Диппер! — заорал он громко, так, что люди оборачивались. — Мальчик мой! — и ломанулся ко мне напрямик через газон, выронив сладкую вату. Венди не отставала. Она, кстати, добежала первой, и сжала меня в объятиях так крепко, что я аж задохнулся. К моему удивлению, дядя Форд в это время пожимал руки Пасифики, и тряс их так радостно, словно она была Мейбл. — Ну ты, чертов нерд, — прошептала Венди мне в шею. — Жив, слава звездам! — Да что могло со мной случиться за… — начал я, и тут до меня дошло. — Сколько для вас прошло времени? Венди не выглядела старше, но я мог просто не заметить… — Целая вечность, — сказала она с улыбкой. Тут я попал в объятия дяди Форда и, честное слово, тут уж у меня действительно хрустнули ребра. — Мальчик мой, прости меня, — пробормотал он. — За что? — не понял я. — За… за все. Я вел себя по отношению к тебе, как идиот! У меня было время подумать. — Да нормально… — я неловко похлопал его по плечу. — Ну, спорили немного, с кем не бывает? Нет, серьезно, ребята, сколько времени вас не было? По вашему счету? И где вы были? — Всего пару месяцев, но кажется, что несколько десятков лет. Мы были в потрясающем с научной точки зрения мире, — Форд отстранился на вытянутых руках и любовно осмотрел меня. — Ну а для вас, я смотрю, прошло пара часов от силы? Я так и подумал, когда ты не явился первым нас выручать. Тут Венди рывком обняла нас обоих, и даже притянула в эти групповые объятия Пасифику. — Ну вот, — сказала она легкомысленно и непонятно, — и никакой другой Венди в зоне видимости! Тут у нас над головами откашлялся и хрипло заговорил громкоговоритель: — Уважаемые посетители! В связи с ожидаемыми погодными условиями ярмарка закрывается раньше. Костер и Большая Жеребьевка состоятся прямо сейчас на центральной площади возле русских горок! Явка для всех, кто остался на территории парка, строго обязательна! И это бы еще ничего: подумаешь, ну громкоговоритель. Можно было бы его просто проигнорировать и рискнуть на стычку с местными служителями закона. Хуже было то, что от этого каркающего голоса я будто потерял собственную волю. Мне стало плевать и на дядю, и на Венди, и на храбрую Пас… Я знал только одно: мне надо идти к горкам! И пошел. Мои спутники шагали рядом, но мы не обращали друг на друга внимания.