Август.

Август. Утренняя станция залита ярким солнцем, которое, проникая сквозь стеклянную крышу, танцует своими лучами на кружащейся пыли московского вокзала. Люди неспешно выползают из вагонов, сонно моргая. Пять утра. Вдохнув полной грудью запах столицы, Даня ловко подхватывает свой рюкзак, закидывает на плечи и направляется в сторону выхода. Несмотря на бессонную ночь и боль в шее — Спун необычайно бодр, на зависть соседям. Даня не любил Москву, хоть и прожил здесь прилично времени. Однако в пять утра, когда все только-только оживает — Москва невероятна. Правду говорят: столицей — восхищаться, а в Питере — жить. Посмотрев на часы, Поперечный удовлетворенно отметил, что до открытия метро осталось совсем ничего. Успеет доехать до Миши меньше чем за час. Миша. Последняя их встреча была не то чтобы приятной. Даже совсем неприятной. Ссора лучших друзей произошла внезапно, даже для них самих. То, как резко Миша отреагировал на шутку Поперечного выбила того из колеи. Он всегда считал Психодозера толерантным, ну или хотя бы индифферентным в этом вопросе, однако… Однако произошло то, что произошло. Они не разговаривали уже две недели. Усачев первое время пытался что-то сделать, но потом просто махнул рукой, при этом выражаясь простой эквилибристикой русского языка, в котором фигурировала чья-то нетрадиционная сексуальная ориентация и что-то из разряда умственных способностей его друзей. И вот теперь, когда молчание стало совсем уж невмоготу, Даня плюнул на все и первым же поездом примчался в Москву. Примирительного плана у него не было. Зато было чувство вины, ложка безумства и капля отчаяния. Ну с кем еще из своих многочисленных друзей он мог весело обсуждать сначала высокую кухню, а сразу за ней дешевое бухлишко бабы Зины из соседнего подъезда? Этого, откровенно, не хватало. Бессонная ночь сказалась уже на этапе пропихивания себя в вагон метро. Голова кружилась, желудок урчал. — Ну какого хрена я сорвался посреди недели? — шипел себе под нос Спун, прижимая к груди самое дорогое — рюкзак. Люди торопились по делам, не обращая внимания на худого рыжего парня, который мертвой хваткой цеплялся за поручень. Только одна бабулька окатила его брезгливым взглядом, акцентируя внимание на синяках под глазами и потрёпанном внешнем виде. «Тьфу, наркоман» — всем видом говорила она. Даня криво улыбнулся, вспоминая, почему решил уехать отсюда. Выходя на нужной станции, он впервые серьезно задумался, а будет ли рад его видеть Миша? Вдруг, это все намного хуже, чем он себе представлял. Вдруг, его даже на порог не пустят. Вдруг, вдруг, вдруг. Все это вилось непослушным клубком мыслей в рыжей голове. Дошло до того, что Спун все больше и больше замедлял шаг, пока совсем не остановился. Посмотрев на свои дрожащие руки, он понял, что сейчас либо все, либо ничего. У него только два пути — прийти и узнать, что его больше не хотят видеть, либо прийти и… и что? Даня пока и сам не мог ответить на этот вопрос. Но его бы устроил обычный завтрак. Вздохнув, встряхнув головой и выбросив ненужные мысли из головы, Поперечный возобновил движение. Кшиштовский жил в обычной панельной пятиэтажке, где обычные бабульки подставляли к двери кирпич, чтобы дверь не закрывалась («ну что мы ее по сто раз на дню должны туды-сюды открывать, што ли?!») и где росли обычные клумбы с хризантемами и гладиолусами. Слава богам, кирпич, как и гладиолусы, был на своем месте, иначе Спун бы не выдержал Мишиного «пшел отсюда» через механический треск домофона. 4 этаж. 12 квартира. Черный квадрат звонка. Данила потер дрожащие руки. Потянувшись к звонку, он замер. Может лучше уйти прямо сейчас? А ситуация сама как-нибудь разрулится. — Ты дурак, что-ли? Быстро ткнул кнопку! — в свой манере приказал себе же ютубер. И резко, пока не успел передумать, нажал на квадратик, который, по ощущениям, судьбу его решает. Раздалась негромкая трель. Спун нажал еще, для максимального результата, потому что знал, что Кшиштовского разбудить могут всего три вещи: запах еды, аромат кофе и звонок в дверь в (сколько там уже?) семь утра. Из всего вышеперечисленного имеется только звонок. Готово. Вы восхитительны. Рассуждения о системе пробуждения Психодозера прервал поворачивающийся в замке ключ и громкие маты на тему фашистов, которые будят знаменитого видеоблогера в такую рань. Дверь распахнулась. На пороге стоял Миша в застиранных пижамных штанах и в футболке с Дартом Вейдером, одной рукой потирая глаза, а второй держась за плечо. — Привет, — несмело начал Даня, спустя минуту молчания. Миша смотрел на него с нечитаемым выражением лица. — Я тут это… в гости, — робко продолжил Данила, но был прерван хриплым голосом актера дубляжа. — Спунище. Ты что, совсем расслабилось умом? Сейчас, — он прервался, чтобы посмотреть на коридорные часы, — семь утра, господи боже. Даня сжал лямку рюкзака. Он не надеялся на теплый прием с хлебом и солью, но и на такое тоже не подписывался. Он переступил с ноги на ногу, не совсем понимая, чего от него ждут. — Ой, да не стой ты столбом, — закатил глаза Кшиштовский, — заходи, что как не родной. Миша посторонился, делая приглашающий жест рукой вглубь квартиры. — Я уж думал, ты не попросишь, — выдохнув, улыбнулся Поперечный, проскакивая мимо друга в коридор. Хмыкнув, Миша, закрыл дверь, щелкнув ключом. — Проходи. Сходи в душ, если нужно. Где полотенца лежат, знаешь, — принялся хозяйничать Кшиштовский, на ходу сдирая с Дани рюкзак и бросая на стул. — Потом на кухню, я сейчас что-нибудь соображу на завтрак. Хоть бы предупредил, придурок, — беззлобно шуршал Миша. Даня просто молча улыбался, кивая в нужных местах. Быстро схватив одно чистое полотенце, он заперся в ванной. Душ он принимать не хотел, но холодная вода не помешает. Пару раз умыв лицо и слегка намочив волосы, он посмотрелся в зеркало. — Кажется, скоро я начну понимать бабулек, брызгающих на меня святой водой, — невесело резюмировал он. Оперевшись на раковину, он думал. Думал о том, как лучше начать разговор. И нужно ли его начинать вообще. Встреча началась так хорошо. Портить ее совершенно не хотелось. Но и оставлять все на самотек — тоже. Вытерев руки, Даня вздохнул. Надо. Им обоим надо поговорить. — После завтрака, — решился Поперечный. Выйдя из ванной комнаты, он прошел на кухню, откуда уже шел запах свежезаваренного кофе и яичницы с сосисками. — Чем богаты — тем и рады, — проследив за взглядом Дани, сказал Миша, выкладывая все на тарелку, и разливая кофе по кружкам. — Ты шутишь, что-ли? — вскинул брови Спун. — Максимум, на что я рассчитывал — это кислые щи. — Ты это сейчас про мое лицо? — скорбно схватился за сердце Миша. Выдержав паузу, достойную актеров МХАТа, Даня медленно прикрыл глаза и кивнул. Такого смеха эта маленькая обычная московская панелька не слышала уже давно. — Садись, давай, комик хренов, — смахивая слезы с глаз сказал Миша, — остынет все. — Миша — ты прям золото, а не друг, — выдвигая табуретку из-под стола, признал Даня, — ты же в курсе? Психодозер улыбнулся в бороду, едва заметно кивая. Следующие десять минут на кухне раздавались лишь звоны кухонных приборов и незначительные фразы, типа: «соль», «спасибо» и «пожалуйста». Данила из-под ресниц разглядывал Мишу, сидящего напротив. Тот ограничился только черным кофе. Он сидел на стуле, притянув одну ногу к груди, благо худоба ему это позволяла. Уже давно взошедшее солнце освещало половину его лица, заставляя щуриться и неудобно отворачиваться. По кухне, прямо как на вокзале, летали кристаллики пыли, отражаясь в лучах солнца, вихрясь от каждого движения. Во всем этом было что-то такое… родное. — Так ты в гости, или как? — начал Миша, поднимая взгляд на Поперечного. — Сам еще не знаю. Вообще все от тебя зависит, — вздохнув и отодвинув от себя тарелку, признался Спун. Оперевшись на стену, он разглядывал узор на столе. — Неужели, — протянул Кшиштовский, — ну и что я должен тебе сейчас сказать, по твоему? Данила пожал плечами. — Дань, посмотри на меня, пожалуйста. — Поперечный послушался. — Зачем-то ведь ты сюда приехал. — Ты и сам знаешь зачем, — поморщился блогер. — Представь себе — не знаю. — Ладно, — потер лоб Данила, — ладно. Просто меня все достало! Кшиштовский удивленно поднял брови. — Ага, меня достало твое молчание. Достал Усачев, который винит во всем меня. Достало то, что я сам уже виню себя. Достало, что мне не с кем поговорить ночами по скайпу. Не с кем обсудить новый фильм. Под конец тирады Данила уже мерил шагами небольшую кухню, стараясь не смотреть на Мишу. — Мне нравится говорить с тобой, нравится слушать тебя. Даже сраться мне с тобой нравится. Но не так, как в последний раз, — Спун запустил руки в волосы. — Ладно, тут мой косяк, признаю. Шутка была неуместной, глупой, тупой и… как ты там еще говорил? Миша все это время просто сидел, не делая попыток прервать друга, хотя в душе понимал, что косяк это вовсе не Дани, а его, Миши. Для интроверта Кшиштовского не выходить на связь неделями было нормой, но для Поперечного — эти же недели могли означать непримиримую вражду. — Так как? — напомнил про себя Даня. — Ну и дурак же ты, — вставая, объявил Кшиштовский, — круглый, — шаг к Поперечному, — непроходимый, — еще шаг, — тупица. — Чего это? — едва выговорил Даня, поднимая голову. Рост, чтоб его. — Потому что, — пожал плечами Миша. — Супер, всегда бы так объясня… — едкий комментарий Поперечного был грубо прерван. Миша, наклонившись (рост, чтоб его), аккуратно приблизился к лицу Поперечного. Сбившись с дыхания, тот смотрел на него огромными глазами. — Не кусаюсь, — это все, что успел сказать Миша, перед тем, как Данила, приподнявшись на носочках, поцеловал его. Первое время каждый из них боялся даже пошевелиться. Они стояли, лишь касаясь друг друга губами. Но вот, Миша, выдохнув, прикрыл глаза и приоткрыл рот, позволяя себя целовать. Несмело двигая губами, Данила одной рукой обхватил Кшиштовского за плечи, а вторую положил на затылок, притягивая Мишу ближе. Психодозер смял рубашку Поперечного, выводя руками узоры на спине. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, они немного отстранились друг от друга, прижимаясь лбами. — Так, — хрипло начал Миша, — кхм. — Ага, сам в шоке, — подхватил Даня. — Ты останешься на пару дней? — Да, — уверенный кивок. Пауза. Тишина. За окном слышны звуки уже проснувшегося города. Только эти двое не могут отпустить друг друга. И теперь у них едва ли получится. — Так значит, не такая уж эта была и шутка, — задумчиво проговорил Даня. — Придурок. — Сам дурак.