Курение.

       Слишком темно для лета. Слишком холодно для лета. Слишком тихо для лета. Кроны огромных деревьев, расшатываясь отнюдь не от легкого ветра, завывают, поют и медленно успокаиваются, одаривая гуляющих по скверам и паркам жителей еле заметным дуновением. Не слишком типично для дождливой по июню Самары, но уж лучше так, чем тушить сигарету о громоздкие капли дождя. Почти полную тишину улицы и живое потрескивание в кустах сверчков нарушает негромкое пререкание парня, который благодаря росту и худощавости вполне мог сравниться с каким-то из деревьев.  — Дымишь тут как паровоз, бля. Ты смотри, если чо с тобой случится, я… — неуместный смешок — Пизды ты отхватишь, Стас. Обещаю.  — Уж лучше, чем твои кибер-письки дуть. Время бьет за три часа. На город обрушивается дождь. Недавно потушенная сигарета (являющаяся восьмой штукой за вечер) промокает и превращается в труху, вбивается в грязь, сливается с какофонией города и забывается ненужной информацией. Проложенные по сырой земле следы от двух пар ботинок, идущих от лавки до подъезда, смываются дождем. Все переходит в обыденное русло.

***

Удар. Настолько громкий, что даже в дворовых драках такой звук сложно услышать. Настолько громкий, что даже ебливые околофутбольщики себе такого не позволяют, даже скинхеды. Настолько сильный, что кровь стекающая тонкими струями в момент начинает течь почти водопадом, сворачиваться даже не думая. Огибает подбородок, мясистой каплей падает вниз, пачкая потрепанную от времени футболку и растекается, создавая бурое, грязное пятнышко. Губа нещадно ноет, но боль сейчас беспокоит меньше всего. В голове Стаса в данный момент на первом месте чужое лицо и зверски-горящие глаза. Игорь молчит, громко дышит и смотрит почти в упор. Лицо не подает ни единой эмоции, такое же как и всегда — умиротворенное, спокойное. Даже слишком. Будто несколько секунд назад не было озлобленного оскала, будто бы он не замахивался и с приглушенным воплем не проезжал кулаком по чужой нижней губе, громко выдыхая. Стас шмыгает носом, смазано стирая фалангой большого пальца кровь с губы, подбородка. Облизывает палец и снова смотрит на Босса, начиная понимать, что он сейчас чувствует. По нему не видно, но Игорю хочется разбивать все на своем пути, дать волю эмоциям и орать, что есть мочи, по возможности не скрывать слез. Он считает, что это по-бабски, не хочет, чтоб его видели слабым, он считает, что это унизит его в своих же глазах. Не хочет быть мякиной. Тем более он не хочет, что б это видел Стас, поэтому просто отмалчивается. Его в который раз выдают глаза, полные разочарования и злости. — Ну, — Лавров замолкает на несколько секунд, собирается с мыслями и, подытожив, выдаёт — Это пиздец. Хочет сказать что-то ещё, но молчит. В ответ краткий кивок и неуместная шутка, которая слегка спасает ситуацию. — Теперь точно электронные пиписьки сосать придётся. Много хуев в моём рту, слишком много. Игорь хмыкает и аккуратно хватая Стаса за голову, прижимает к себе. Внизу живота проливается тёплая нега, обволакивая медленно и вовлекая в себя все сильнее. Он собирается с мыслями, отталкиваясь от эмоций и осознает, что в конце-концов рак — не приговор, на ранних стадиях тем более. На дворе не 16 век, медицина растет, лекарства от самых страшных недугов будут не сегодня — завтра. Ну походит Конченков лысеньким, ну что ж, ему не привыкать — сам почти "под ноль" бреется. Химия, конечно, много хуйни сотворит, но… Но это единственное, что может помочь. Босс уже сейчас видит, что вероятно ожидает их дальше: Ночи в больнице, тупые сравнения с Сином (за эту хуйню он уже готов начинать рвать глотки, но делать он этого не будет. Что взять с даунов, которые не умеют шутить и прут на примитив?), деньги с донатов на лечение и больше никаких сигарет. Никогда. Все это время он будет с ним в любое время дня и ночи. «Мы» затмит «Я». От мыслей приходится отвлечься, когда уткнувшегося в чужое плечо Стаса начинает мелко трясти. Игорь с непониманием отстраняется, хмурится и по мокрым, красным и слегка припухшим глазам все становится понятно. Сейчас ему нужны сентименты, но он не будет раскисать настолько, насколько ему в данной ситуации позволительно. Он совершенно не будет раскисать. Возможно, ему сейчас просто больно. Возможно, сейчас он плачет от боли, а не от страха смерти. Но это не точно. Они возвращаются в исходное положение, Игорь медленно гладит бритую голову, про себя отмечая, что Стас точно справится - он сильный малый. Игорь шепчет ему на ухо что-то успокаивающее, что даст надежду не только Стасу, но и ему самому. Последним, что повисает в комнате становится еле-слышное «Мы справимся». И он прав. Он чертовски прав.