Человеку, который никогда не узнает...
Страшно, когда образы оживают. Неосознанно, случайно, постепенно. В самом начале ты этого не замечаешь, но продолжаешь видеть в, казалось бы, незнакомых лицах очертания чего-то родного. Тебя тянет к ним, но ты никак не можешь понять, в чем дело. Ты видишь их редко, нет, не каждый день — реже. Раз в неделю? Два. Или три — но это если очень повезет. И сколько длится ваша встреча? Секунд пять? Нет, чуточку больше, но, как правило, ты молчишь, хотя самое время сказать «привет».
Но ты не можешь. Боишься. Чего? Скажи, чего ты так боишься, стоит знакомой макушке показаться? Почему отводишь взгляд и, убедившись, что никто не смотрит, разрешаешь взглянуть в сторону уходящего силуэта. Почему тебя так пугает одно только упоминание? Почему? Почему? Почему?
Почему.
Потому что страшно, когда в такие моменты ты видишь его — образ с историей, который ты создала когда-то, слепила из собственных страхов и наделила возможностью защищать тебя. Еще в детстве ты предпочитала вымышленных друзей — настоящие же тебя мало привлекали. Ты считала людей чем-то опасным, чем-то недосягаемым, чем-то, в чьем обществе тебе не место.
Но тогда почему в его присутствии ты чувствуешь уют?
Образам запрещено оживать — они попросту не в состоянии это сделать.
Тогда получается, что ты слепила нечто реальное, но при этом не знала про это? Где подсмотрела перья ангела, где ты его уже видела?
Но ответа нет, так как образ лепился чрезмерно идеальным и таким недосягаемым. Такого, как он, попросту не может быть. Нет-нет-нет! Она лично сидела над ним не один час, размышляя, чем же его наделить. Она захотела воплотить свой образ из детства сейчас. Окружить его описанием из букв.
Но он оказался живым, состоящим из плоти и крови. Человек.
Он живой, девочка.
Но просто образа мало, чтобы дойти до такого состояния. Что он сделал с тобой, милая? Почему же тебе так страшно? Не потому ли, что он увидел тебя, когда другие люди были слепы? Не по той простой причине, что обернулся, пока все шли вперед?
Два раза. Он сделал это с ней два раза.
Помог.
Протянул невидимую руку помощи, хотя, как думала она, сам этого не понимал. Что ж, кто знает.
Тогда, в первый раз, кажется, не было дождя уже второй день и земля была сухой, но ты даже так нашел способ испачкать кроссовки. Но ты не расстроился, хоть и ругался зло на, как ты выразился, чертовы лужи, которые еще не успели высохнуть.
Тогда ты впервые обернулся. Она хорошо это помнит.
Все шли и разговаривали между собой и лишь одна девочка в фиолетовом пальто молча шла следом, замыкая компанию. Укутавшись в шарф, предпочла оставить всё так, как оно есть. Одиночество — это уже второе имя, некая обыденная потребность. Она привыкла, что молчит, когда, казалось бы, нужно что-то сказать.
- Где живешь? - вопрос из неоткуда. Вопрос, адресованный ей, девочке в фиолетовом пальто. Он мог запросто сказать это тем, кто идет впереди, мог продолжать не обращать на неё внимание, но обернулся. Обернулся, чтобы спросить.
Обернулся, чтобы заметить.
И за это она ему благодарна. Была, есть и будет.
Вот только кто знал, что подобного рода ситуация повторится. Через несколько месяцев спустя, когда демоны одиночества заканчивали плести узел одиночества. Когда оставалось несколько шагов до бездны.
Вторник. Один из тех самых дней, когда солнце, несмотря на то, что за окном зима, греет. Когда дни кажутся ясными и такими беззаботными.
Именно в этот день она мечтала со всем покончить, ведь тогда, после того случая, в ней что-то треснуло, чтобы заново возродиться.
В ней что-то погибло, подобно фениксу, чтобы вновь запылать.
Тогда, в тот самый злополучный вторник, она пришла в платье. Впервые за несколько лет. Впервые попыталась выглядеть красиво, хоть и была уверена в том, что ей это не суждено. В ней не было эффектности — скорее легкая неуклюжесть и щепотка потерянности во взгляде. Казалось, что она не была уверена, существует ли вообще.
Тогда она рассказывала доклад перед аудиторией и безумно нервничала.
Тогда он снял наушники. И смотрел.
Нет, не в её сторону — она уверена, что он попросту на такое не способен. Наверняка его больше привлекали слайды за её спиной или, скажем, подруга, сидевшая рядом. Ведь да куда более эффектна, чем она. Та куда более общительнее, чем она. Та куда более подходит ему, нежели такой утенок в платье.
Подруга умела выглядеть эффектно, в то время как утенок всегда оставалось какой-то неуклюжей. Какой-то не такой. Какой-то уж больно не покорительницей мужских сердец. Она, если честно, вообще парней боялась до жути. Боялась с ними говорить, боялась даже смотреть в их сторону, ощущая всю никчемность самой себя.
Этакий уродец, которому попросту не суждено быть с кем-то. Любить. Дружить. Говорить «привет».
Я не славлюсь красотой, о нет, увольте
Кому, простите, в голову придет назвать меня такой
Я неуклюжая растяпа, но, позвольте
Мне вновь взглянуть на профиль ваш чудной
Вы со стороны на ангела похожи
А ваши волосы - уж будто облака
Как жаль, что с вами мы не схожи
вы - идеальны, а я, увы, от вас уж больно далека.
Тогда, в тот самый вторник, она хотела всё сломать. Тогда, в тот самый вторник, решила забыть сказать «привет» и перестать страдать. До сих помнит, что не посмотрела в его сторону, когда дочитала доклад и пошла на свое место. Помнит и то, как внутри что-то пискнуло.
Тогда она вновь захотела исчезнуть.
Но не судьба.
Он вновь протянул руку помощи и, кажется, закрепил невидимую связь.
Это произошло чуть позже, когда, покидая аудиторию, она невольно вздохнула с облегчением, что всё позади, что можно уходить. Что самое время зачеркнуть попытки, оставить лишь одно воспоминание — то самое, когда он обернулся.
Вот она подходит к лестнице — пару шагов и наступит окончательная свобода, ведь там гораздо проще разминуться. Но не тут-то было. Подруга увидела их — среди компании был и он — подбежала и заговорила. Вот так вот просто. Легко. Непринужденно.
И утенок была рада, хоть что-то внутри и терзало её, жрало изнутри.
Зависть? Да, она, чего скрывать. Ей всегда хотелось быть такой вот, как подруга. Такой, которая сможет подойти и вот так вот запросто завести разговор.
И вновь они идут вперед, а она, затерявшись немного в толпе, задумалась о своем.
А после он заговорил. Опять.
Она даже не сразу поняла, что он вновь обращается к ней, улыбается и — о боги — замер прямо на лестницы, ожидая, когда она поднимется к нему. Он ждал её, пока другие шли вперед. Он что-то говорил ей, пока другие шли вперед. Он обернулся, пока другие шли вперед.
Обернулся.
Опять.
Он.
Она и вправду боится людей — странная особенность детства. Не только парней, нет. Всех.
Но чего она боится гораздо больше, так это того, когда образы оживают. Когда ты видишь его перед собой и попросту не знаешь, как себя вести.
Она окружена своими образами, ведь все они когда-то ожили и нашли её.
Образы, которые они так боялась вспоминать.
И образ, который стал для неё рыцарем.
Вот только он — не сошедший персонаж из очертаний букв.
Он — тот, кто обернулся к ней, пока другие шли вперед.
И, быть может, когда-нибудь у неё хватит смелости сказать это. Признаться.
Почему я в этом так уверена?
Потому что я и есть та самая девочка, к которой ты обернулся, пока другие шли вперед.
Спасибо...
