Ночь.
(02:54) from: Sebastian; to: Hunter Знаешь, я скучаю по тебе больше, чем думал. Ты как будто проник под мою кожу, ты где-то внутри. Как бы это двусмысленно это не звучало. Ты так близко, но будто бы я теряю тебя. Разве нет? Хант, какого черта тебя потянуло на эту войну (3:01) from: Hunter; to: Sebastian Какого хрена тебя на романтику поперло в 3 часу ночи? (3:15) from: Sebastian; to: Hunter Я скучаю (3:23) from: Hunter; to: Sebastian А я сплю, твои сопли не могут подождать до утра? (3:26) from: Sebastian; to: Hunter Нет. Но если ты хочешь, то я могу отказаться от всех способов уберечь тебя, иди в свою армию, как и собираешься, защищай родину, но кто защитит тебя, когда ты получишь пулю в голову? Кто защитит твою мать и сестру, которые могут остаться без тебя? Кто защитит меня? (3:59) from: Hunter; to: Sebastian Себа, я ценю, что ты не спишь ночью, думая об этом, но лучше иди выспись. Поговорим утром. Я приду (4:37) from: Sebastian; to: Hunter Ты ведь даже не понимаешь, что ты слишком дорог для меня…***
Утро.
Бессонная ночь. Что делать, когда понимаешь, что смысл твоего существования последние пару лет собирается отпустить все, что между вами было, и податься добровольцем участвовать в военных действиях. Без понятия куда и когда, но знаю, что, когда это случится, мой мир может рухнуть без возможности восстановления. Без возможности снова полюбить или простить себя за то, что позволил ему уйти. Без возможности жить, не виня себя.***
Вечер.
– Я звонил тебе, - говорит он, выпуская изо рта поток серого дыма, который легко растворяется в воздухе. – Знаю, не было настроения отвечать. Чувствую себя настолько жалко рядом с ним. Рядом с мужчиной моей мечты; тем, кто показал и научил, как любить и быть любимым. А теперь уходит; с вероятностью вернуться в одну сотую процента. – Не убивайся так из-за этого, Себ. Он стоит буквально в десяти сантиметрах от меня. Могу дотронуться до его неидеального лица, с недовольным выражением, если захочу. И я чертовски желаю этого. Больше всего. Дотронуться до него, не боясь получить отказ. Но не делаю, потому что так принято. Нельзя трогать просто так людей, с которыми ты почти что никто. С которыми есть прошлое и медленно рушащееся настоящее. – Кто убивается? Я убиваюсь? По-моему, это ты собрался на войну, рискуя не только своей жизнью, но и жизнь родных. Ты думал о них? Ты вообще думал о том, что будет со всеми, когда придет письмо с … С чем вообще приходят эти ебанные письма?! Я сорвался. Он подошел на шаг ближе, я подсознательно отошел, не желая выглядеть еще более жалким. Хотя кого я обманываю. Больше некуда. Он терпеливо молчит, смотря куда-то вперед. Может на меня. Но я не мог взглянуть ему в глаза. Скорее всего, он анализировал все, взвешивал или думал о том, как помягче меня послать. Я склоняюсь к последнему, на его бы месте. – Прости, не следовало писать тебе, затрагивать эту тему. Мы не вместе, я тебе никто, твоя жизнь. Распоряжайся, как хочешь. С этими словами я готов был уйти. Готов был отвернуться и вытереть потертым рукавом кофты непрошеные слезы, собравшиеся в уголках глаз. Но он остановил меня. Начал говорить. – Я никогда не был силен в отношения. Никогда не тонул в чьих-то глазах настолько глубоко, как тону в твоих. Пускай и не голубых, цвета моря, но более прекрасных, чем когда-либо мне представлялось видеть. Себастиан, ты открыл мне глаза на многие вещи. Любовь, например. Я люблю тебя и не перестану никогда. Мне действительно больно говорить это, но я хочу, чтобы ты знал. Потому что, если я умру, я не хочу, чтобы ты мучился, хотя ты бы явно все это пытался оправдать (он ухмыльнулся, одинокая слеза выскочила из плена его глаз и теперь легко скатывалась по щеке; он ее не трогал), я хочу для тебя куда большего и светлого будущего. Для своей сестры и матери. Для своей семьи. Ты – моя семья. Пусть мы и не вместе, но ты навсегда поселился у меня вот здесь (он положил руку на сердце, и его голос предательски сорвался; я чертовски захотел обнять его и не отпускать на верный путь к смерти). Я влюбился в тебя в тот самый момент, когда ты послал меня на парковке рядом с университетом, сказав, что я не умею парковаться; а потом еще раз на вечеринке какого-то парня, на которой ты поедал меня одним лишь взглядом (пришло время моим слезам вырываться из плена и течь по лицу; Хантер лишь подошел еще ближе, нас разделяло смешное расстояние, когда я обхватил себя руками, пытаясь сдерживать слезы). – Просто скажи, чтобы я остался. Скажи, если хочешь этого (его руки легли на мои плечи, я дрогнул, но это была приятная дрожь; дрожь от теплых хантеровских рук). Я молчал. Лишь потому, что не было слов, которые бы выразили то, что я хочу сказать; которые описали бы мои чувства к нему и ко всей этой ситуации сейчас. – Скажи что-нибудь (он просил, заглядывая в глаза; я лишь глухо глотал ком, появившийся в горле и шмыгал мокрым носом). Да пошли ты меня уже наконец! – Останься. Останься со мной. Сейчас. И навсегда, Хант. Я не могу думать о том, что ты можешь не вернуться. Не иди на эту войну. Будто бы мало тех, кто рвется защищать страну (я чувствовал, что все, с меня хватит, я не смогу больше стоять перед ним и не говорить или говорить что-то кроме того, что я хочу быть с ним; я чувствовал, что у меня не осталось сил бороться). Голос отказался быть нормальным. Я чувствовал, что не смогу поднять голову позже. Поэтому взглянул в его глаза сейчас, когда несколько слезинок катилось по нашим лицам, а тела были так близко. – Я люблю тебя. Так сильно, так слепо. Хант… (его рука коснулась моего лица, я потерся о нее, словно кот) Пару мгновений, секунд, наши лица запредельно близко. Так не бывает. Так нереально. Дыхания обжигают, уличный шум становится ничем, сердцебиение учащается, что мне невольно кажется, что это не мы. Это не происходит сейчас. Это не по-настоящему. Губы манят. Невесомо касаются щеки, скулы и уголка губ партнера, но никак не добираются до самого главного; того, что разожжет огонь в сердцах и мыслях.***
Два дня спустя.
Я лежал на этой кровати весь вчерашний день. Пролежал бы здесь в два раза больше. Я уже не пытался утирать слезы, которые все катились из глаз. Казалось, что уже нечему катиться, но это все продолжалось. Я чувствовал себя жалко; как обычно. Обычное состояние Себастиана Смайта, когда дело касается любви. А ведь не бывает настоящей любви дважды; делаем вывод, что это либо очень хорошая копия, либо действительно то самое чувство, которое никто не может описать по-человечески. Он ушел. Ушел защищать родину, оставив незащищенным меня. Да кто я такой?Вечеринка, на которой Себастиан поедал Хантера «одним лишь взглядом»
– Хей, парень, ты бы выпил, то совсем не выглядишь, что на вечеринку пришел. Много лишних людей, которые находят счастье в бутылке спиртного и веселье в непонятной громкой музыке, разъедающей мозг. Когда-то и ты был таким. Когда-то, когда еще не было забвенного незнакомца, который приглянулся тебе; когда еще дела шли относительно нормально, а не катились в черную дыру, забирая с собой не только эмоции, время и силы, но и людей, работу и смысл жизни. Взял какой-то коктейль и присел на диван. Как присел. Откинулся на спинку, закинув ногу на ногу. Попивая жидкость из трубочки, взгляд невольно нашел его, только пришедшего сюда. И коктейль застрял где-то в глотке, между желудком и полостью рта; захотелось взять и забрать его к себе. Он непонятно оглядывался какое-то время, будто ища кого-то; наткнулся заинтересованным (у кого из нас он был заинтересованнее?) взглядом на меня. Любой другой бы смутился и нашел бы другую жертву своих выглядываний, но нет. В чем веселье игры, если ты не наблюдаешь за игрой? И я наблюдал; наблюдал на русым красавцем, одетым в темную футболку с черными, мне кажется, джинсами, которые не могли не подчеркнуть его самые лучшие части. Я изредка хватал его недоумевающие взгляды на себе; лишь нагло улыбаясь, тихонько попивал сотый по счету коктейль. Какое-то непонятное тепло от той мысли, что я заставил его заметить себя, грело душу и я не мог перестать улыбаться.***
– Останься со мной, не уходи. Хантер... Сны были беспокойными без него в течении недели после ухода. Потом я не спал и вовсе. Зачем, когда самый, черт возьми, дорогой человек (человек, с которым ты хотел прожить остаток жизни и не думать ни о чем постороннем, кроме вашей любви и ее плодах) ушел на войну? Война. Страшное слово, от которого всегда бежали мурашки по телу. С этими мурашками возникала благодарность и гордость за тех, кто бился в боях, без мысли о том, что это неправильно. Ведь это правильно – защищать свой дом. Но никак не могу отделаться от той мысли, что это неправильно оставлять своих родных и ехать черт знает куда, чтобы повоевать; что будет, если он погибнет. Смертью храбрых и прочее дерьмо, но на его надгробье даже этого не напишут. Гребанная жизнь. Гребанные войны. Никогда не любил; но не думал, что мое все существование будет зависеть от этого. Никогда...***
Спустя год и чуть больше. Утро.
– Кому так хочется вкусить злой смайтовской речи с утра пораньше, черт возьми (мой телефон разрывался уже минут 10; он был далеко, поэтому вставать и тем более отвечать я не собирался; до недолгого времени, потом на стационарный телефон пришло голосовое уведомление). – Себастиан... (глухой и опустошенный голос миссис Кларингтон вывел меня из сна, и я шарахнулся на пол; нет, не может быть) Она подавляла шмыганье носом, видимо от долгого рыдания, пыталась говорить внятно и громко, чтобы не создавалось чувства, что она слаба. Но именно это чувство и создавалось; оно сидело внутри меня долгое время, а сейчас я вижу его в ком-то другом, почти родном... И слезы захватывают меня, я не плачу, но пелена соленых вод просто застилает мне глаза. И я ошарашенно тянусь к телефону. Еле разглядывая что-то на своем пути, я беру в руки телефон, судорожно снимая блокировку и видя 13 пропущенных звонков от миссис Кларингтон и еще 10 от ее дочери. Меня бросает в холод, руки начинают дрожать, мозг не дает ни единой спасающей мысли. Лишь усугубляет ситуацию повторный звонок на мобильный, который я со скоростью света стараюсь принять.***
– Прости меня. Ты всегда был чем-то большим для меня, чем просто знакомый, просто парень, просто любовь (странно говорить это лишь сейчас, меня не покидает чувство, что это все неправильно; так не должно быть). Ты был самый лучший знакомый, самый лучший парень, самая лучшая любовь моей жизни. Мужчина, который не боится ничего. Мой мужчина, по идеалу которого я хочу, чтобы выросли и наши дети. Дети... (глубокий вздох, дающийся с огромным трудом; я так мечтал о детях, что однажды мы захотим из вместе, и ты поцелуешь меня в макушку) Я всегда хотел с тобой детей. Представлял тебя с маленьким человечком на руках, и сердце таяло за секунды. Ты был бы прекрасным папой (ком в горле предательски появляется; из-за чего я молчу с минуту, утирая глаза, но ведь слез еще не было). Я ни за что не дам себе забыть тебя, Хант, ни за что. Прости меня, что не уберег от всей этой затеи с военными действиями. Мой герой (слеза потекли по щекам, скулам и, опускаясь по шее, остановить на груди; там, где, собственно и болело больше всего), ты – мой герой, Хантер... Его мать присела рядом со мной перед его могилой. Его могила. Не думал, что это произойдет так скоро. От осознания этого еще один поток слез покатился по лицу, я совершенно не умею быть сдержанным рядом с ним. С любовью всей жизни. Любовью, которую жизнь забрала от меня так рано. Так больно. Но надо быть сильным; для него, для его родных, для... детей? У нас нет детей, но было бы прекрасно. Мы ушли, оставив после себя букет цветов и его любимую книгу о войне.