Письмо

Ну здоров, Бек. Давно хотел тебе написать, но все времени не было: тренировки, тренировки, тренировки, соревнования, опять тренировки… Замкнутый круг. Спросишь, почему написал не по телефону? А сам не знаю. Просто… как-то… захотелось по старинке. Говорят, письмо на бумаге передает настоящие чувства человека. Вот, попробовать решил… Блин, что я такое пишу, вообще?.. *зачеркнуты пара строк* В общем, я тут это, вспоминал. Нашу первую встречу, которая, оказывается, была не первой. Тогда у нас было немного времени на общение, потому я не успел многое тебе рассказать. Особенно поблагодарить. За что? Ну, за твою дружбу. За то, что помнил меня таким, какой я есть, а не «гопник», «котеночек», «ангелок», «фея» и подобное. Ты смог рассмотреть во мне то, что другие не видели и воспринимали как высокомерие и чересчур уверенность в себе. Слушай сюда, Бек. Для меня наша дружба — нечто особенное. Я отчетливо помню ночь перед финалом Гран-при. Тогда я офигел, когда увидел тебя на мотоцикле. Нет, ну правда, как ты там оказался? В такое подходящее время и в самый нужный момент? И где ты вообще откопал его?! У меня проскользнула мысль: «Ты что, сталкер?» — но так как деваться было некуда, я поехал с тобой. Как-то не задумывался куда. Лишь бы подальше от этих психичек. Просто почему-то именно в тот момент, пока мы ехали, я ощутил твои чистые намерения. Находясь за твоей спиной я почувствовал… безопасность? Ну или что-то вроде того. Блин, нет, реально, что за бред я пишу… Надо все это вычеркнуть. Реально… Хотел я скомкать и выбросить в мусор этот кошмар, но не буду. Обещал, что напишу все от чистого сердца и то, что думаю. А я словами на ветер не бросаюсь. Потому слушай дальше, повторять не буду. Ты не был похож на других знакомых мне фигуристов. Я ощущал исходящую от тебя ауру, похожую на меня. На настоящего меня. Ты не Кацудон, видящий перед собой лишь Виктора, и без которого не может нормально откатать программу. Ты не Виктор, который кажется таким заносчивым и высокомерным… Мягко сказано, вообще, я послал бы его на небо за звездочкой. Я — лучший! И это не обсуждается. А для меня раньше он был идеалом… Вот же бред. Я еще не раз докажу, что лучше не только Кацудона, но и в мире среди всех фигуристов! Так вот, возвращаясь к нам, пофиг на Виктора и компании. Мы же до того, как поднялись на крышу здания, толком и не говорили. Атмосфера, что ли, потом повлияла? Красивый закат, призна… рукопожатие. Ты предложил мне стать своим другом. Притом сказав это четко и ясно. Знаешь, до этого мне еще никто не предлагал этого. Да, у меня есть знакомые, товарищи, но настоящих друзей — нет. Ты первый, и у меня к тебе зародились особые чувства. Спросишь, какие? А фиг его знает. Просто чувствую, что это может быть даже больше, чем дружба. Я был действительно рад твоему предложению. Ты смутил меня. Впервые меня кто-то по-настоящему смутил. Я был самим собой рядом с тобой. И мне это понравилось. Надоедает, знаешь ли, носить маску, чтобы показать всем, какой ты сильный и дерзкий и бесстрашно идешь к своей цели. Нет, на самом деле я очень боюсь. Перед каждым выступлением. Боюсь допустить ошибку. Боюсь получить травму. Боюсь не оправдать надежды тренера, зрителей, дедушки… Но знаешь, что? В финале гран-при страх словно отступил. Потому что я знал, что ты за мной наблюдаешь. Я ощутил эту поддержку. Мне она была необходима. Спасибо. И твой хлопок по плечу, когда я безошибочно откатал программу, и улыбка, принадлежащая только мне… поддерживающая меня, словно говорящая: «Ты отлично постарался, друг». Мне и без слов было понятно, что ты хотел мне сказать. А когда мы сидели в кафе, пока к нам не присоединилась делегация идиотов других фигуристов? Помнишь? Мы старались рассказать друг другу все, что произошло с нами за прошедшие пять лет. Как я стремительно рос и делал успехи в группе юниоров, стал лучшим среди них, как ездил в Японию из-за Виктора, который слился из спорта и подался в тренеры к этому Кацудону. Как меня тогда впервые обставили: жирная свинья выиграла у меня в противостоянии на горячих источниках Хасэцу. Но зато у меня появилось больше мотивации. Я терпел издевки жены Якова, которая сделала из меня «приму балерину». А ты мне рассказывал о себе: куда уехал после тренировочного лагеря Якова, где побеждал, как добрался до лучшей шестерки этого Гран-при. Как думал обо мне и не забывал… Но знаешь что? Я вот, если подумать, всегда был один. Не считая товарищей. Они просто товарищи и общаются со мной иногда и то лишь на катке. Поддержка шла только от дедушки, который иногда приезжал ко мне на тренировки из Москвы. Дедуля для меня был единственным другом. Но теперь у меня есть ты. И твоя поддержка многое для меня значит. Внутренне я успокоился. Если раньше я был словно опустошен, то сейчас во мне горит тепло лишь от мысли, что мы с тобой — друзья, даже больше. Когда Гран-при закончилось, мне было тяжело от мысли, что мы должны расстаться и неизвестно, на сколько времени. Ох уж это расстояние… Жду не дождусь следующего соревнования, чемпионата мира, чтобы вновь встретиться с тобой. Хочется тебя обнять вновь пожать тебе руку, вволю свободно пообщаться, рассказать все, что на душе, и искренне улыбнуться, зная, что все это взаимно. Хочу увидеть твою улыбку. Хочу услышать твой голос… Да что же я такое пишу?! *зачеркнуты еще пара строк* Короче, Бек, я соскучился по тебе. Да, признаю. Мне тебя не хватает. Но спасибо за то, что ты у меня теперь есть. Мой настоящий больше чем друг. Все, рука отсохла уже писать. Если не закончу, и, тем более, если перечитаю этот бред, то порву его нафиг выброшу, а ты о нем никогда и не узнаешь. Потому запечатываю как есть. Буду ждать от тебя ответа. Письменного. Ведь говорят, письмо на бумаге выражает истинные чувства… Блин, я уже это писал, повторяюсь. Короче, не ответишь — приеду и прибью (смс не считаются!). До скорой встречи. Твой Юра.