Провисающие моменты

      Зимой мир слишком сер, даже праздничные огни растекались по нему, растворялись, исчезали в тенях людей, бегущих так, что за ними никто не поспевал. Питер, он город мечты- мечты одинокого. Сюда сбегаются все, у кого искусство бурлит в самой крови, кто тешится мыслью, что город их изменит, раскроет и покажет миру. Но в самом деле? Обычный, старый, дождливый и тоскливый, сплетающий всех жителей в кокон паутины на завтрак обещаниям и, будучи никогда не достроенным, планам, град. Насколько бы ты далеко не бежал, пройдет время и ты поймешь, что так и не изменился, а все вокруг- уже до боли привычно. Ты хоть знаешь, к чему стремишься? Обернись на пару лет назад и вспомни, что и в мыслях у тебя не было стать таким. Не страшно увидеть себя будущим?       Гене было страшно, он маялся от мыслей, что все идет так, как надо, а потом ужасался от того, что не понимал, а как? Как надо? Он жил отрезками, разными по длине и шкале, содержанию и целостности. Сейчас он такой, завтра другой. Каждый день цеплялся за нити разных клубков, путаясь и становясь таким разноцветным, что был схож с новогодней елью или же клоуном. Ему нужен был кто- то, кто терпеливо распутает нити, даст вздохнуть, выплакаться наконец. Не стоять, как на выставке под сотнями взглядов: счастливых, ненавистных, равнодушных, воодушевляющих. Х- неизвестных и непредсказуемых. Ты был в ситуации, когда от тебя ничего не зависит? Тебя толкнули, ты почти упал, с силой ударившись ладонями о железную дверь, оборачиваешься на обидчика. Грозишь ему, но понимаешь, что ничего не сделаешь. Ты не готов. Снова быть предметом внимания, вражды. Ты не можешь поверить, что кто- то тебя воспринимает за отдельную личность, высмеивает или же восхваляет каждое твое машинальное движение. Узнав об этом, ты молчишь, пытаясь понять, но ловишь лишь когнитивный диссонанс, будто тебе и так проблем мало было. Вот и он, он не готов в это верить. Чтобы он ни делал, как бы сильно не старался, в конце концов, он откажется от этого без единого сожаления.       Тридцать первое декабря. Фарафонов один в квартире. Ему это нравилось. Как сказал бы любой, кто знаком с Геной- «Для него лучшая компания это его любимый человек. Тезка, патроним, однофамилец». Он сидел за ноутбуком в темной комнате, слабо освещенной лишь одноцветной гирляндой. Не для создания праздничной атмосферы, но для удобства. Это правда удобнее, например, той же настольной лампы. Он жил на восьмом этаже, но даже здесь его настигали пьяные и радостные крики прохожих, звук телевизора и смеха через тонкие стены.       Гена их искренне ненавидел, настолько, что мог прямо сейчас скинуть с коленей ноутбук и начать слоняться по комнате, секундами раньше спокойно сидев, качая головой под воображаемый бит. Лабильность- не лабильность, а он хотел схватить время пальцами, отматывая назад или вперед, назад, на паузу. Он снова бы запутался, но уже в пленке древней кассеты, снова не выбраться, хоть бери и души себя, так и оставшись в страшном неведении: для чего же это все? Каждый день сменялся другим- терпимо, каждый год сменялся другим- страшно. Вздохнув из обыденного течения, забравшись чуть выше того, что ты знаешь, начинает опутывать холодный ужас того, что все бессмысленно. И от этого осознания не спрятаться, а спрятать его куда- то, где провода души еще целые и вроде бы правильные.       Звонок в дверь. После минуты игнорирования, стало понятно, что звонок настойчивый. А он был характерен только для одного человека, так как остальные знали, что Рики не открывает из принципа, если его не предупредили. Поднявшись с незаправленной кровати, Гена прошел в переднюю и открыл входную дверь, за которой стоял Карелин. Вечно веселый, едкий провокатор, скрывающий ото всех даже незначительные свои слабости. Он улыбнулся, поднимая солнечные очки, такие же неуместные как и гавайский, мать его, венок поверх зимней куртки, заменявший, по всей видимости, мишуру. - Временно советую назначать своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, тех, кто не отвечает на мои смс и игнорирует,- тут Слава выразительно посмотрел на Гену, проходя в квартиру,- никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты. Гена знал, что цитировать и искажать слова Ленина Слава начинает где- то после третьей бутылки, поэтому усмехнулся, опуская голову. Трезвым к Фарафонову он не придет никогда. - Прошу пощады,- парень выставил руки перед собой, наблюдая за плавными, будто, ехидно смеющимися движениями Карелина, снимавшего насквозь промокшие кеды и носки. Снег сыпал с его куртки и с джинсовых складок, с волос, венка, как уличные пазлы, которые Фарафонов давно «потерял», а они взяли´ и нашлись в его квартире. - Не быть пощаде, Гена,- он кинул куртку, вместе с венком, на полочку для обуви и пошел в комнату, оставляя мокрые следы на полу и включив свет, отчего Рики зажмурился и выругался, говоря одновременно с Гнойным,- раньше надо было думать. - Какого хуя? - А что? Повисла странная тишина, где Слава успел залезть в кровать и замотаться в теплое одеяло, а Фарафонов- привыкнуть к свету. Отвечать Гена не стал. Он не считал себя наблюдательным или умным, строил предположения лишь на абстрактных чувствах и инстинктах, но знал, что любые конфликты с Карелиным лучше просто игнорировать, чтобы он не сделал этого раньше. Тогда уж из него невозможно будет вытянуть ни слова. - У тебя пожрать есть что? Рики взял с компьютерного стола пару мандарин и кинул их на кровать к Славе, садясь рядом. - Зачем пришел?- Гнойный пожал плечами, сам себе улыбаясь и очищая мандарин, скидывая шкурки на пол в небольшую кучку. Отломив половину, он отдал ее Рики, чуть ли не суя ее ему в рот,- скучно стало. Они все вырубились, блять, еще до полуночи,- он говорил медленно, с легкой надломанной хрипотцой, будто бы чтобы что-то сказать, ему приходилось обдумывать каждое слово. На самом деле, он просто смылся из компании друзей, чувствуя острую необходимость находиться именно здесь и несмотря на не особое радушие Гены, он не просчитался. - К тому же, я догадывался, что ты унылое говно и проведешь новый год именно так. - Я не люблю праздники,- ответил парень, иногда морщась от кислых долек мандарина и смотря на Славу, который периодически бросал на него взгляд прищуренных глаз. Рики нравилось, когда Карелин ходил без очков, ему нравился их цвет и колкий тоскливый взгляд, никак не вяжущийся с его образом, чем и объяснялось их ношение. - Все любят праздники, не пизди,- отмахнулся Гнойный поправляя челку на лбу,- что- то ты вообще скатился,- он усмехнулся, вдруг понимая, что не услышал еще ни одной цепляющей шуточки от Гены и не увидел признаков его запредельного самолюбия. - Отъебись. - Я серьезно. Волнуюсь. - Я тоже серьезно. - Фильм посмотрим? - Нет. Волнуешься? Ты? - Да. Гена застыл, смотря перед собой, пока Слава поглядывал то на Рики, то на цитрус у себя в руках. Слишком много у них было пустующих, «провисающих» моментов, который один оправдывал ничем, второй тоже. Фарафонов поежился от противоречивых чувств, вроде, и радуйся, тешь самолюбие, а вроде и на пиздеж похоже. Бессмысленный, кстати.       Они даже не вздрогнули, когда начался салют. Громкие хлопки, вспышки, а они просто сидели пялясь друг на друга без единой мысли в голове. Что- то хотелось сделать, прям чесались руки: Слава теребил край одеяла, пытаясь выглядеть еще более спокойнее, чем есть, думая, что Фарафонов не замечает этот жест. Гена чуть ли не физически чувствовал, как становилось почему- то легче. И за окном город неплохой, и смысл в этом никакой не нужен. Он же всегда рассуждает лишь на собственных ощущениях, без установок. Почему тогда и ебанной Вселенной не поступать так же? Возможно, он нашел того самого терпеливого человека, который будет еще чуть выше того, что он знал и чего боялся.