will a pretty face make it better?

Ее большие ореховые глазенки доверчиво и преданно смотрели из-под струящихся накрученных локонов цвета красного дерева. тонкие черты молодого, практически детского лица можно было сравнить с образом неприглядной героини культового романа. Но если Джейн Эйр ее эпоха нарекла некрасивой и серой, то сейчас мода была на стороне таких вот: тоненьких, бледных, с ясным выразительным взглядом. Хрупкие ручки нежно сжимали другие: загорелые, сильные, с узловатыми пальцами. В почти что полной тишине, нарушаемой только тиканьем часов и щебетом птиц где-то вдали, в саду, раздался низкий голос, слащаво-нежный и требовательный одновременно. -думаю, ты понимаешь, о чем я. Мне потребовалось немало ресурсов, чтобы осуществить это для тебя Одна из рук скользнула в карман кашемирового пиджака, доставая оттуда визитную карточку, украшенную узорами на бледно-розовом фоне. В воздухе повисает пауза. Оба из присутствующих прекрасно осознают все, однако никто не спешит нарушить молчание. Мужчина снова открывает рот, на сей раз говоря уже более строго и требовательно -пойми меня правильно, дорогая. Это нужно не тебе, это нужно нам. Оливия грустно вздыхает, опуская густые ресницы. Ведь она и не скажет слова поперек. С детства вложенные в голову наставления давали знать о себе – разочаровать мужчину смерти подобно, прогневать – ударить в грязь лицом. Она лишь кивает, с покорностью принимая карточку и удаляясь в свои покои, неслышно прикрывая за собой дверь. Куклы. Пестрые платьишки, как на подбор светлые волосы, голубые стеклянные глаза, пугающе пустые и так же пугающе красивые. Его миниатюрные идеалы. Вся комната по периметру обставлена ими. Ими, заполонившими собою все полки и подоконники комнаты миссис. Он искренне любил ее, пусть Оливия никогда не ласкала его взора. Ее страдания значили для него пустоту до тех пор, пока она не являлась такой, как фарфоровые безделушки на полках: курносой, светленькой, пышногрудой стройняшкой с объемными чувственными губами. А ей ведь хотелось. Но что-то в самом ее существе мешало и страшило. “не драматизируй, моя хорошая. Это же всего лишь пластика” – крутилось заевшей пластинкой среди мысленного беспорядка. Ведь, в противном случае, их ждет расставание. *** -не глупи, черт возьми. Я уже внес предоплату. Моя женщина будет идеальной прямо сегодня! Сердце готово вырваться из грудной клетки, и нет уже рядом теплых и сильных рук, что сжимали бы ее – ослабевшие и ищущие поддержки. Секунда и последний жаркий глоток воздуха оборачиваются головокружением, а затем сном, болезненным и безмятежным. Она уже и не чувствует, как человек в медицинской маске хладнокровными отточенными движениями поражает нежную кожу, кромсая и уродуя (во имя нашего идеала). Огромные имплантаты проскальзывают под разрезанные мышцы, иголка движется вверх-вниз, хороня под сантиметрами покорёженного тела инородные отравляющие предметы. *** Бинты обтягивают лицо, закрывая почти весь угол обзора. Раны пронизывает тупая и цикличная боль. Пошевелиться практически невозможно. Каждое, даже самое незначительное движение пробуждало отвратительную резь, от которой слезы наворачивались на глаза. Но нельзя плакать. Оливия должна быть счастлива – мужу больше никогда больше не придется сожалеть о своем решении. Она станет его мечтой во второй раз. Она будет той, кому достанется все его внимание. Ее будут носить на руках, смахивать пылинки с идеального тела, с бесконечной любовью будут всматриваться в богоподобные черты. Свет настойчиво бьет в лицо, заставляя щуриться и терпеть новую боль. Но разве могут иметь место физические страдания, когда он ласково касается плеч, с довольной улыбкой оценивая вид со стороны. Его руки касаются волос. Еле можно расслышать шутливо-недовольное цоканье языком. Мужчина резким движением стаскивает парик с фарфоровой куколки, отчего та падает на мраморный пол, разлетаясь на бесчисленное множество острых осколков. Но какая Ему разница? У него теперь есть новая. И она прямо сейчас стоит напротив. Беспомощная, покорная и больная. Парик медленно покрывает каштановые волосы, пшеничные локоны спускаются вниз по ссутулившейся спине, заменяя собой остатки естественности. Вот теперь она “такая. Такая, какой он хотел ее видеть. *** -ну давай же. Не бойся, милая. Снова слащавый и властный тон, узловатые пальцы нежно гладят по искусственным светлым прядям, ища за ухом конец ненавистного бинта – последней ничтожной преградой перед созерцанием желанной красоты. У обоих замирает дыхание. И вот, повязка падает на поникшие плечи, открывая требовательному взору скрытые под нею метаморфозы. Но где же радость? Объятия? Торжественные возгласы, которые раз и навсегда успокоят сердце Оливии? Вместо них взгляд, полный ужаса и смятения. Оливия пытается оттолкнуть того, прорваться к зеркалу, стоящему за спиной мужа. Ее схватили и силой уволокли куда-то подальше от зеркала, не позволяя даже мельком схватить свое отражение. Но это не помогает. С очередной попыткой вырваться взгляд ее падает на собственное изображение в полный рост. Мужчина уже бессилен остановить ее. Неровные пигментные пятна покрывают щеки, кожа которых сморщилась и иссушилась. Огромные перекошенные губы смотрятся нелепо, ужасающе. Каждый сантиметр личика словно бы растратил собственную жизнь. Стоя позади, Он не осмелился произнести ни звука. Почему-то больше не находилось тех нужных слов, которых обычно копилось через край *** Нет, она не вынесла на помойку косметику, не разбила в очередном порыве горечи все зеркала, что были немым напоминанием о роковой неудаче. Ведь. Разве может ли она чувствовать себя нужной, если недостаточно привлекательна? Разве могла ли она подумать о том, что новое лицо не идет с гарантией? Лив красила губы с пренебрежением, наносила маскирующий крем дрожащими руками. Она уже просто не смела сопровождать мужа. Лишь иногда подглядывала сквозь портьеры на пустующий сад. Спрятавшись в тени, девушка щурилась от солнечных лучей, наблюдая за тем, как порывы ветра играют в ветвях деревьев. Однако, идиллия вскоре растаяла. С появлением ее мужа, что сопровождал кого-то, придерживая за локоть. Они остановились. Его руки скользнули к ее плечам. Губы коснулись светлой лебединой шеи. Слезы полились из глаз Оливии, заструились по старческим щекам, стекая и падая на руки. Такие же нежные и бледные. Как у той, что стояла сейчас за окном. Как и она. Месяц назад. Счастливая, свежая и совсем еще юная. За сколько она потеряла себя? За две недели и несколько тысяч долларов. Красота может стоить боли. И ведь Он не клялся, что будет любить ее побочный эффект. Где-то пробили часы. Это истекает ее срок годности в Его короткой и ветреной памяти.