Мальчик мой

За окном ветер играл с пушистыми белыми снежинками, таская их в холодных ладонях и раскидывая вокруг себя. Над серой каменной громадой еще сонного в столь ранний час города нависало почти голубое, затянутое плотной ватой облаков небо. Люди спешили по своим делам, кутаясь в теплые шарфы и выше поднимая воротники длинных пальто. А снег все падал с небес, оседая на шапках и волосах, покрывая ровным девственно-белым слоем темный камень мостовой и карнизы домов. По улицам медленно тащились машины, увязая колесами в наметенных за ночь сугробах, разрывали сонную тишину утра трамвайные звонки. Криденс не переставал удивляться этому городу, этой стране. Даже сейчас, спустя уже почти полгода, Англия оставалась для него страной, полной чудес. Как, впрочем, и весь остальной мир. И молодой человек с замиранием сердца открывал его для себя. Уже четыре года прошло с того дня, когда стоя на палубе многотонной машины в толпе других пассажиров Криденс в последний раз бросил взгляд на удаляющийся берег Нового Света, и еще виднеющийся на горизонте темный силуэт оказавшегося таким безжалостным к мальчику-сироте города. Он не мог бы сказать, в какой именно момент его жизнь сделала резкий кульбит. То ли когда знакомый берег окончательно скрылся за горизонтом и Бэрбоун, наконец, осознал, что свободен. То ли когда дверь его каюты резко распахнулась, и в небольшое помещение влетело маленькое странного вида существо. Оно застыло на мгновение, принюхиваясь, и довольно шустро юркнуло куда-то в темный угол за чемодан. Со стороны двери что-то упало. Вздрогнув всем телом и привычно втянув голову в плечи, юноша медленно перевел взгляд туда, чтобы увидеть взлохмаченные светлые волосы, изумленно распахнутые глаза и повисшую посреди движения руку. На полу, у ног Саламандера, лежала страницами вниз толстая книга в темной обложке. Само собой, после этой внезапной встречи Ньют почти поселился у Бэрбоуна, возвращаясь к себе только на ночь, но юноша и не возражал. Это отвлекало его от боли воспоминаний. А дальше все завертелось стремительным калейдоскопом, постоянной которого оставалась только фигура в плаще цвета синей стали. Англия, Африка, Франция, Египет, Ирландия, Финляндия, Германия - за эти три года Криденс увидел и узнал больше, чем за всю свою сознательную жизнь вместе взятую. Он заново учился жить, радоваться, видеть, общаться с людьми. И, конечно, управлять своей силой. Проведя ряд экспериментов, после каждого из которых лицо мага становилось все мрачнее, Саламандер признался, что отделить обскури, не убив при этом самого Бэрбоуна, невозможно. При этом в его взгляде было такое искреннее сожаление, что Криденс даже сумел выдавить из себя вполне теплую улыбку. Тьма между ребер пугала его до дрожи, хотя юноша и понимал, что только этой тьме и обязан тем, что все еще жив. Но время шло, и воспоминания становились все более нечеткими. Боль утихала под неподъемным грузом новых впечатлений. Ньют оказался на редкость терпеливым учителем, а спустя полгода Криденс и сам стал замечать ту легкость, с которой давались ему даже сложные заклинания. Кроме того, оказалось, что у юноши на редкость красивый подчерк, неизменно приводящий Ньюта в неописуемый восторг. Так что уже спустя пару месяцев Бэрбоун получил официальное предложение занять место секретаря и компаньона эксцентричного волшебника. А еще Саламандер был очень шумным, вечно куда-то влипал, бежал, искал, и в какой-то момент это начинало даже слегка утомлять. Поэтому, когда Ньют, смущенно опуская глаза, сообщил, что планирует вернуться на некоторое время в Америку, молодой человек воспринял эту новость почти с облегчением. Он остался в Лондоне, в небольшой уютной квартирке, где-то между Гайд-парк и набережной Темзы, когда-то и по непонятной причине приобретенной Саламандером. Сам волшебник на все расспросы только пожимал плечами и чесал затылок. Вчера утром Криденс проводил Ньюта до вокзала, получил последние наставления по уходу за внезапно оставленными ему животными и клятвенное заверение писать как можно чаще. В последнем молодой человек, правда, сильно сомневался, ввиду наличия в Новом Свете одной милой темноволосой волшебницы, но говорить ничего не стал. Спокойное ленивое течение мыслей Бэрбоуна было прервано внезапно начавшими затекать ногами. Молодой человек опустил глаза и с некоторым недоумением посмотрел на непонятно когда успевшего свернуться на его коленях клубочком Авгура*. Птица умостила голову на животе Бэрбоуна и теперь смотрела на человека большими печальными глазами. Совсем еще птенец, всего три месяца как вылупился из яйца. Криденс невольно улыбнулся, вспоминая как им с Ньютом пришлось отбивать это чудо у толпы бешеных фанатиков где-то в глубине лесов Ирландии. И как Саламандер катался по земле от хохота, когда дрожащий мокрый комок перьев внезапно воспылал к Криденсу любовью и полез прятаться от злого холодного мира под его свитер. Жить в чемодане как все приличные зверушки Авгур напрочь отказывался, начиная жалобно кричать стоило только Бэрбоуну покинуть поле его зрения. В итоге решено было оставить Валли в квартире. Он был созданием робким и тихим, поэтому проблем не создавал. Большую часть времени предпочитал спать на коленях у "мамы" или ходить за ним хвостиком, забавно переваливаясь с лапы на лапу. Кроме него в ведомости молодого человека остался целый чемодан разнообразных созданий. Потому как за день до отъезда Ньют, постучавшись, заглянул к нему в комнату и, шаркая ножкой и хлопая глазами, попросил последить за ними, раз уже Криденс все равно планирует остаться здесь, да и звери к нему очень привязались и будут сильно скучать. Правда позже он все таки признался, что Порпентина просто запретила ему привозить с собой больше трех магических животных, аргументировав это тем, что ей и прошлого раза хватило. Криденс на это только фыркнул, прекрасно ее понимая. Саламандер и сам по себе был сущей головной болью, а уж в комплекте с целым чемоданом существ.... Легко погладив взъерошенные перышки своего питомца кончиками пальцев, Бэрбоун отвел с лица отросшие слегка вьющиеся пряди и опустил руку ниже, привычно сжимая пальцами треугольник холодного металла. Кожаный шнур давно сменила серебряная цепочка, а сам знак даров смерти больше не был просто красивым, но бессмысленным узором. Неизменной осталась только привычка носить его около сердца. Криденс не раз видел как поджимает губы Ньют, стоит ему заменить блеск цепочки на шее у друга, но расстаться с этой деталью прошлого для молодого человека было выше его сил. Потому что где-то глубоко внутри, скрытая песчаной тьмой обскури, все еще жила первая и самая сильная любовь. Потому что в своих снах он все так же видел глубокие карие глаза и слышал запах дорогого парфюма. Потому что сам того не замечая, Криденс уже давно простил. Жаль, артефакт больше не работал, а может оно и к лучшему - волшебник слабо представлял себе, что сказал бы этому человеку. Завозился на коленях Авгур, и Бэрбоун обнял его рукой, притягивая ближе щуплое тельце, еще кое-где покрытое зеленым, словно лесной мох, пухом вперемешку с гладкими жёсткими перьями. Уже завтра надо будет в первый раз отправляться на новую работу, в небольшой книжный магазинчик в Косом Переулке. Но никакого волнения молодой человек не испытывал. На душе было легко и спокойно. Медленно поглаживая пальцами успевший стать теплым металл, Криденс снова посмотрел в окно, любуясь заснеженным городом в ярких лучах пробившегося сквозь серую вату солнца, и замер, увидев на мостовой прямо под своими окнами человеческую фигуру. Черное пальто, уже другое, но все такое же длинное, темные всегда идеально уложенные волосы, небрежная легкая щетина и глубокие карие глаза. Сердце сделало кульбит и рухнуло куда-то вниз, время остановилось. Чтобы вновь пойти, стоило молодому человеку оказаться в кольце теплых сильных рук. Стоило только вдохнуть такой до боли знакомый аромат. Стоило только вздрогнуть от ощущения горячей ладони поверх его собственной, судорожно сжимающей амулет. Стоило только ощутить мягкий поцелуй в висок и услышать тихое "Мальчик мой".