Для него

      Он не слышит ничего, кроме бешеного биения собственного сердца. Телефон, из которого все еще доносится чей-то голос, падает и разбивается вдребезги. Ему плевать. Разбитый телефон — ничто по сравнению с его разбитым сердцем.       Он видит перед собой Юрия, чертовски злого. Он видит, как он кричит, очевидно на него, но не слышит ничего. Нормально ли это? Явно нет.       Его плечо резко сжимают. Больно. Слишком больно, но не от этого.       Юри поднимает глаза. Теперь перед ним стоит разъяренный Юрий и Яков. Они что-то говорят, Юрий трясет его. А он? Он стоит и не реагирует, глядя даже не на них, а куда-то вдаль.       Его приводит в чувства сильный удар по лицу. Звонкая пощечина.       — Идиот! Твой выход! Идиот! — орет Юрий, замахиваясь еще раз, но резко замирает, когда Юри смотрит ему в глаза. Он понимает, что что-то не так.       — Юри? — растеряно произносит Яков, тоже поняв, что у юноши не просто паника.       — Нет… — Это все. Все, что он может сказать, перед тем, как из его груди вырываются всхлипы. Слезы струятся по щекам, становится ужасно душно, и единственное его желание сейчас — это убежать подальше. Убежать к нему.       — Что происходит? — к ним подбегает администратор, обеспокоенно глядя на Юри, но адресует вопрос Якову.       Юри не слышит его ответ. Юноша падает на колени, сжимая уши руками. Он повторяет лишь одно слово — «Нет».       «Нет». Нет. Он отказывается верить в происходящее. Нет такой реальности, так не бывает. Никто не имеет право так жестоко шутить с ним, будь то Бог или судьба.       Он чувствует, как кто-то аккуратно убирает его руки от ушей, сжимая запястья, и поднимает глаза.       — Что произошло? — тихо спрашивает Юрий, взволновано глядя на Кацуки.       — В-Виктор, — просто отвечает он. Его голос дрожит, рыдания мешают говорить, и даже это, всем знакомое имя, трудно разобрать.       — Что? — теряя терпение, спрашивает Яков, присаживаясь на корточки рядом с Плисецким.       — Виктор, — уже четче произносит Юри, пытаясь сдержать рыдания. —… самолет, — он тяжело выдыхает. Слезы безостановочно катятся по его щекам. Он боится этого слова, боится озвучить то, что ему сообщили, но надо, иначе, кажется, его так никто не поймет. — Он погиб, — едва слышно произносит он, спустя пару секунд. Хочется закричать, хочется ударить кого-то, хочется бежать настолько долго, настолько далеко, что его бы уже никто и никогда не смог найти. Хочется просто быть с ним, а не принимать свалившуюся на него реальность, которую он совершенно не хочет понимать и, тем более, принимать.       Яков резко встает на ноги. Кажется, будто никто и никогда не думал о том, что этот мужчина может что-то чувствовать. С вечной маской на лице, будто он презирает весь мир, он казался всем солдатом, который пойдет на все, лишь бы вырастить из неугомонного ребенка, которые ему обычно и попадались, настоящего чемпиона. Но сейчас… Сейчас его застали врасплох. Слезы невольно образовались в его глазах. Он резко прикрывает лицо рукой, стараясь не показывать свою боль на камеры, которые, вот уже пару минут, были сфокусированы только на них троих.        Юри чувствует, как трясется все тело, как паника хватает его за горло, не давая нормально дышать. Он буквально задыхается из-за своих слез. Но и этого ему не позволяют.       Еще один громкий хлопок, и он чувствует, как вновь горит его щека.       — Прекрати! — что есть мочи кричит Юрий, еще раз ударяя Кацуки по лицу. — Не смей рыдать! Не смей пропускать свое выступление! Ты обещал ему! — на последней фразе его голос срывается, и Юри видит, как теперь и по щекам Плисецкого катятся слезы.       — Юрий, ты не понимаешь, — утирая слезы, отвечает Юри, качая головой. Он ни за что не выйдет на лед сейчас, если выйдет вообще когда-либо еще.       — Не смей! — кричит Плисецкий еще громче. — Ты обещал ему золотую медаль! Выйди на лед, сдержи свое обещание и станцуй для него!       Юри замирает, обдумывая слава подростка. А ведь он прав… — проносится у него в голове, и он резко поднимается, придерживаясь за плечо Юрия.       Он медленно идет к катку, подойдя к бортику, быстро снимает чехлы и ступает на лед. Хочется кричать еще сильнее, чем прежде.       Он слышит, как объявляют его номер, и катится к центру катка.       — Не смей отводить взгляд от меня, Виктор, — тихо шепчет он, поднимая голову. Слезы все еще текут по щекам. И пускай, — решает он.       Тишину на стадионе нарушает знакомая мелодия «Юри на льду». Его мелодия, мелодия их истории. Он грустно улыбается, понимая, что у этого номера теперь будет совершенно иной сюжет.