***
Кэнан и Гера сидят в кабине пилота и ждут, когда «Фантом 2» сообщит по комлинку об успешном приземлении. Кроме них двоих на «Призраке» больше никого нет. — Если честно, — говорит Кэнан, — я надеялся, что они всё-таки высадятся вчера вечером. Я соскучился. — Они в любом случае пробудут там не меньше семи часов, — пространно отвечает Гера, но в её голосе Кэнан слышит лёгкое, едва заметное лукавство. Она улыбается. Ему не нужно видеть её лицо, чтобы знать, когда она улыбается — и всё же как здорово было бы хоть на секунду на неё взглянуть!.. — «Призрак», это «Фантом», — говорит из комлинка голос Эзры. — Мы приземлились, начинаем операцию. Следующий запланированный выход на связь — через три часа. — Принято, — отвечает Гера и нажимает какие-то кнопки на панели. — Ну что, пойдём? — спрашивает Кэнан. Он встаёт с кресла второго пилота и направляется к выходу из кабины, но руки вдруг обвивают его шею, а мягкие губы касаются его губ. — У них простая миссия, — говорит Гера, отрываясь от него. — Конечно. — Просто долгая. — Да. — Мне сегодня очень спокойно. — Я знаю. — Я так давно не чувствовала себя спокойной. — Гера… И Кэнан целует её, и на этот раз поцелуй длится долго, и потом он подхватывает её на руки — и она смеётся, впервые за последние пару месяцев, и её звонкий, искренний смех колокольчиками разливается в его голове. — Чуть правее… ай! Левее! — продолжает смеяться Гера, когда Кэнан несёт её куда-то. — Стой, ты сейчас пройдёшь дверь… Погоди, я дотянусь и открою её… До следующего выхода на связь у них есть три часа.***
Так уж у них было принято: не показывать отношения даже при своих. Это было негласное правило, которое принимали оба; придумала его, кажется, Гера: ей казалось, что так будет спокойнее Кэнану — всё-таки он джедай, им вообще нельзя иметь привязанности, а тем более любить. Кэнан же чувствовал стремление Геры выглядеть самодостаточной и сильной — и не навязывался; такое положение дел устраивало их обоих. Иногда, впрочем, становилось обидно от того, что им приходится ночевать в разных каютах. «Но ведь двери напротив, — говорила в такие моменты Гера. — Никто меня даже не увидит…» И обида исчезала.***
Гера ещё не отдышалась, но уже уходит в кабину пилота — совсем скоро состоится запланированный сеанс связи. Кэнан лежит и думает. Ему вспоминается название планеты, возле которой они находятся, и он вдруг понимает, что уже был здесь — давно, когда ещё был несмышлёным двадцатилетним мальчишкой. Он тогда путешествовал с планеты на планету, вливаясь в толпы, прикидываясь своим; пытался работать, общаться, жить — будто обычный человек, а не бывший падаван в бегстве. Как он ни старался, у него тогда ни разу не вышло остаться на планете дольше, чем на полгода: то начинались какие-либо имперские проверки, то становилось скучно, то он впутывался в какую-нибудь криминальную историю… и он переезжал, снова и снова, меняя планеты, как женщин. Хотя женщин, конечно, чаще. Их всё-таки было больше, чем планет, и доставались они легко, стоило только Кэнану захотеть; это были и люди, и не люди. Иногда он влюблялся; однажды его угораздило вляпаться в девушку со странным именем Нио. Она была страстной любовницей и кружила ему голову, но порой вела себя совершенно безумно; ему пришлось с ней расстаться, после того как она, закрывшись с ним подвале какого-то паба и вооружившись вилкой, пообещала «выпотрошить из него все секреты», которые мешали им «жить долго и счастливо и плевать в лицо миру». После этого случая Кэнан старался обходить неадекватных женщин стороной. Были и другие, адекватные, но они приходили и уходили — хотя чаще всего уходил он сам. Давно это было! И кажется, будто с кем-то другим. Потом он встретил Геру. Она врезалась в его жизнь без предупреждения, оглушая своим прекрасным голосом, перевернула всё кверху дном, впутала в дичайшую передрягу, заставила впервые за много лет использовать Силу, и… показала путь. И он, конечно, пошёл за ней. Не мог не пойти. Первое время он даже не пытался добиваться её; это казалось правильным, хотя и странным. Она знала его секрет, знала, что он джедай, и это мешало ей — да и, наверное, и ему тоже, — но в какой-то момент в них обоих что-то сломалось, и разум полетел куда-то в пропасть, вниз… Её испуганные глаза — Кэнан до сих пор помнит — в миг, когда они оба поняли, что натворили. «Прости меня, — говорила она, прикрывая ладонями грудь, — я не должна была… я…» И Кэнан успокаивал её: «Ордена больше нет. Я больше не джедай. Да я им и не был никогда толком». Ложь, конечно. Сколько бы он не прятал свой световой меч, сколько бы не избегал мыслей о своём прошлом — рядом с ней он всё-таки чувствовал себя джедаем. И это было мучительно неправильно, ведь он её любил, и она любила его — а настоящим джедаям нельзя любить. Джедаи отказываются от привязанностей, привязанности — это слабость. И все это знают! Так говорит Кодекс! Так говорит здравый смысл. Но если это правда, то почему без неё он так безвременно потерян? А может, это всё-таки не слабость? А может — это сила? «Потому что сражаясь за мир, ты сражаешься за свою любовь», — сказал однажды Кэнан в ответ какому-то мелкому воришке, который по стечению обстоятельств оказался в большой заварушке. Этот воришка тогда ещё спросил у Геры: «Зачем вы всем этим занимаетесь? Гадите Империи, рискуете ради каких-то незнакомцев?», и Гера сказала: «Они нуждаются в помощи, а мы можем им помочь. Мы сражаемся за мир», и воришка ответил «Но в чём польза вам?», и Кэнан ответил. «Потому что любовь и есть мир», — пояснил он чуть позже, и Гера взглянула на него как-то по-новому, по-особенному, и Кэнан надолго ещё запомнил этот блеск в её глазах. Впрочем, больше таких рассуждений вслух Кэнан не повторял. Однажды они познакомились с фермером на какой-то малоизвестной планете. Там местные бандюги натравливали диких зверей на жителей деревушки — с намерением выселить последних, конечно; Кэнан случайно услышал про их беду и уговорить Геру поехать. На месте вскрылась угроза посерьёзнее, и оба тогда чуть не было попрощались друг с другом, так что после окончания дела позволили себе отдохнуть у своего нового знакомого фермера. Они много и вкусно ели, пили и снова пили; словом за слово, неловко и осторожно, фермер вытащил из них правду про их отношения, удивился и спросил: «Как же вы так живёте? И не страшно вам друг за друга?» «Потерять всегда страшно, — ответил тогда Кэнан за них двоих, — но что же теперь, не любить вообще?» Просто они так живут. Не семейной парой на сорок восьмом этаже в высотке на Корусанте, и даже не молодыми любовниками на экзотической планете-курорте. Они живут по-другому; живут сложно и страшно. Живут так, что у них остаётся всего один способ жить: любить, не думая. И сражаться за мир, конечно. И, может, надеяться, что однажды всё будет хорошо.***
— ...в общем, всё под контролем, ребята разбираются, — заканчивает Гера свой пересказ, вернувшись в каюту. — А следующий сеанс связи? — Три часа. Или подбираем их через три с половиной. — Хорошо. Кэнан улыбается. Он не видит лицо Геры, но чувствует её дыхание совсем рядом. Его пальцы медленно скользят по гладкой коже. — Всё будет хорошо, — тихо повторяет он.