Немного о горьком чае, бабочках и порванных салфетках

/ / /

Плисецкого раздражало абсолютно все. Горький чай, нерасторопные официанты, парочки, занимавшие половину столиков в кафе, странные, не свойственные ему, ощущения. Будь он легкомысленной девчонкой, то сказал бы, что в животе его летают банальные бабочки. Но Юрий совсем не девочка, а чертовски плохой чай убивает все живое. Это не бабочки. А он не волнуется. Плисецкий рвет очередную салфетку, стоит парочке слева вновь поцеловаться. Гневное «снимите комнату» он глотает вместе с горчащим и холодным чаем. Кажется, еще чуть-чуть и он сойдет с ума. Или же разнесет здесь все. Дверь открывается слишком неожиданно, он заходит слишком неожиданно. Карие глаза скрыты черными очками, а в руке мотоциклетный шлем. До боли знакомая кожанка и не меняющийся сбритый затылок. Он садится за столик, снимая куртку, Плисецкий громко сглатывает. Все такой же бесстрастный, все такой же спокойный. Юрий, по правде говоря, не знает, есть ли в мире что-нибудь, что может вывести из себя проклятого Отабека Алтына. Самого же Юрия пробивает дрожь. Отабек привычно улыбается уголком губ и смотрит прямо, будто сквозь кожу. — Давно не виделись, — он заказывает все тот же чай, а юноша молчит, лишь рвано хватая воздух губами. — Да, давно, — слова даются с трудом, но все-таки слетают с искусанных губ. Последний раз они виделись на свадьбе тех двух идиотов в Японии да изредка пересекались на сборах, даже не успевая поговорить. Юра рвет еще одну салфетку. Его внутреннее состояние сейчас точно такое же. Разорванное в мелкие клочки. Молчание между ними совсем не тягостное, но и пресловутой легкостью не отдает. Невысказанные обиды, пропущенные звонки и встречи пропастью ложатся между ними. Кажется, протяни только руку, и затянет на самое дно. Пропасть они выкопали сами. — Как там лед в Казахстане? — Плисецкий выбирает свою излюбленную тактику — давить раздражением и гневом. — По-прежнему ничем не отличается от российского, — он отпивает из чашки и уверенно тянет пальцы в сторону юноши. Тот высокомерно фыркает, полностью оправдывая кличку «котенок», и обиженно складывает руки на груди. — А как же твое извечное «рано»? — Ты прекрасно знаешь, почему я так говорил, — казах (почти раздраженно) сжимает челюсть, выпрямляясь на стуле. От него как всегда несет опасностью и глухой силой. Юрий вспоминает, что между ними почти четыре года разницы в возрасте. К счастью Плисецкого, хоть в росте они теперь равны. — Я помню, — он хватается за ненужную чашку, опуская плечи, тем самым теряя всю свою напускную крутость, и утыкается взглядом в окно. — Я все помню. У Отабека сердце болезненно сжимается, падая на то самое дно пропасти. Он ведь тоже не каменный, что бы там ни говорили журналисты. Он ведь тоже чувствует. — Разве что-то изменилось, Юра? — Да. Тебе теперь не светит 134 статья и годы прозябания в тюрьме, — Плисецкий ухмыляется привычно-наигранно, а у самого пальцы дрожат, отчего он сжимает бока чашки сильнее. Капельки чая пачкают идеально-белую скатерть. — Пять чертовых лет прошло. Многое изменилось, Бека. Отабек видит его насквозь. У Плисецкого за непробиваемой стеной из стремления казаться круче и притворного раздражения живая душа, хорошо запрятанные чувства и эмоции. Алтын кривит губы в такой же насмешке и неожиданно накрывает своей ладонью его пальцы. Юрий давится противным чаем. Блядские бабочки щекочут легкие, не давая нормально дышать. Он тянет его за руку, бросает на столик мятые деньги и спешит к выходу. А Юрий даже не сопротивляется, запястье жжет от чужих пальцев, а в голове все окончательно путается. Они останавливаются у его байка, и Отабек аккуратно обхватывает его лицо ладонями, заглядывает в затуманенные глаза и мягко целует. Его губы горчат от хренового чая, но сейчас уже плевать. Плевать на все и всех. Только бы смуглые ладони подольше грели лопатки, а тонкие губы вновь и вновь выцеловывали бы скулы, щеки и подбородок. Только бы подольше пропускать темные жесткие пряди сквозь пальцы и надрывно выдыхать куда-то в район уха. Отабек медленно отстраняется и накидывает свою куртку на дрожащие плечи русского. Сине-зеленые глаза ярко блестят, и Алтын не сдерживает себя, крепко обнимая юношу. — Ты прав. Многое изменилось. Блядские бабочки под действием горького чая взрываются фейерверками.