Demons

***

Тусклый свет фонаря. Вечером, когда небо уже стало грязно-фиолетового цвета, пошел снег. Пустой двор. Недавно, (если месяц можно считать коротким сроком), здесь, на дороге, лежали красные хризантемы — свидетели неожиданной кончины Павла Николаевича. — Закрой все зеркала. — Бред. — Может, ты перестанешь постоянно мне перечить? — это мама говорит. Я достала сигарету и зажигалку. Холодный ветер пронизывал до костей, поэтому, чтобы зажечь фитиль, требовалось встать к ветру спиной и сильно постараться. Когда я наконец закурила, то посмотрела на небо. В голову лезли разные неприятные мысли. — А что, если Валера меня не любит? — Любит-любит, — потом они поженятся, нарожают детей, разведутся и не будут даже здороваться. — Ты одинокая, мне тебя жаль, — сказала Рита таким тоном, будто перед ней сидела полная сирота. — Серьезно. Найди кого-нибудь, сразу на бабу похожа станешь. Потушила сигарету. С моих губ не сходила усмешка. Я уткнулась подбородком в «замок» из рук и пристально наблюдала за ней: как она заторможенно двигается, как бедна её речь, как примитивны мысли. — Ну, что ты молчишь? — Мне нечего сказать, — это было действительно так. Я не заметила, как курить стало нечего, и на глаза навернулись слезы. Когда умирает кто-то, с которым мы знакомы лично, но в то же время ограничиваемся лишь приветствиями и ежегодными поздравлениями, становится грустно и тоскливо. Тоскливо, потому что в этот период мы чаще всего задумываемся о смерти. — Вот ваша сдача, — кассирша подозрительно взглянула на меня, затем просунула через маленькое окошечко три монеты и пятидесяти рублевую купюру. — Спасибо, — я всегда стараюсь меньше говорить с людьми. Поэтому быстро убрала мелочь в кошелек и пошла подальше от ларька. В руках у меня был еженедельный журнал под названием «Оракул». Его выписывала мама. Она была яростной поклонницей всяких экстрасенсов, целителей, медиумов и прочих шарлатанов. Заранее скупала подобную литературу и вечера у нас проходили в приглушенном свете с навязчивым запахом ладана, шалфея и эфирных масел. — Ты точно ничего не видишь? — который раз спрашивает мама. Её глаза блестят лихорадочным блеском и в данный момент она абсолютно невменяема. — У меня хорошее зрение, — «призналась» ей. — Ты у меня необычная, дочь. Какая-то не такая, как все. — Тебе показалось, — я собиралась уже уходить. — Ходишь, себе на уме, мало говоришь, постоянно смотришь куда-то. Она, видимо, считала неоспоримым доказательством моих «паранормальных» способностей. — Ты уже проверяла, я ничего не вижу, — хотелось побыстрее избавиться от пагубного влияния матери. В общем, мне кажется, это из-за возраста. Я ей постоянно покупаю кроссворды, но она вырывает из них листы и кладет в кошачий лоток. Читать мать совсем перестала (кроме эзотерической литературы, от которой она без ума). Мне хочется реветь от беспомощности, ведь, пока она сама не захочет, никто ей не поможет. В пуховике становилось холодно. Но возвращаться домой абсолютно не хотелось. Сегодня очень красивое небо: фиолетовое с розовыми прожилками. Вдалеке красуется моя школа. Какой-то маленький ребенок упал и расплакался. Мне захотелось поскорее отсюда смыться и я махнула через полуразрушенный забор к старой отцовской фабрике. До самого здания идти сотню метров. Главное — не сбиться с дорожки, потому что повсюду валяется металлолом. Проткнуть ногу очередной железкой просто как пить дать. Именно поэтому сюда и ходят разные маргинальные элементы: представители субкультур, игольщики, анархисты. — Что это такое? Черная картинка с криво нарисованным белым кругом. — Заяц. — Что он делает? — Бежит? — От кого? — От охотника. Я выдохнула. Шаг. Нога преодолела последнюю преграду и ступила на промерзлый бетон. Пахло сыростью и гарью. В бочках валялись окурки, горелые носки, разная одежда. Я поморщилась: запах от всего этого исходил отнюдь не благоприятный. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте. «День спешит грядущий» — гласила надпись на стене. «Все кончено! Сдавайтесь, дети мрака!» Я взяла баллончик и добавила: «Берегись, вошедший». Получилось сносно, даже страшно. Не помню себя. До остановки каких-то пять минут. Мое лицо от мороза стало неподвижным, а ноги непослушными. Было темно, так как фонарей на улице не наблюдалось. Взгляд падал на коробки, странные черные тряпки и бутылки из-под алкоголя. Во рту пересохло. Автобус подоспел нескоро. За это время я успела досчитать до ста и обернуться вокруг своей оси двадцать раз. — Ты как? — Рита тревожно на меня смотрит. — Ты какая-то задумчивая. Вероятно, она заметила мой остекленевший взгляд. Кивком показала одновременно, что слушаю и все в порядке. — Мы будем ведь всегда вместе? Стены, покрытые зеленой плиткой. Старая ванна. Душ выпускает неровную струю. Он снимает его и медленно водит потоком теплой воды по моей спине. — Не спеши с выводами, — теплые губы касаются шейной артерии и я задерживаю дыхание. — Все когда-то кончается, милая. Один из тех, чьим пристанищем является старая фабрика. Один из одиноких теней, слоняющихся по бетонным конструкциям. Я не знала, где он живет, зато знала чем живет. Также не знала его номера телефона, фамилии и даты рождения. Он появлялся из ниоткуда и тут начинались наши странные отношения. «все когда-то кончается…» — пожалуй, он преподал мне хороший урок. — Ты слушаешь? — Рита трясет своими рыжими кудрями, затем хлопает меня по плечу. — Да-да. — Что я сейчас сказала? — «Мы поженимся и умрем в один день…». — Не смешно. — Я не смеюсь. Она прожигает взглядом и обеспокоено спрашивает: — Ты выглядишь вяло, словно постарела лет на двадцать. — Неужели я выгляжу на сорок? — Да, а то и хуже. Иди поспи. — Не хочу. — Поешь. — Не хочу. — Хоть попей. Не сводя глаз с Риты делаю глоток холодной воды. Она заметила мое инстинктивное движение к карману и закусила губу. — Покурить? — Да, — мое пальто было плотным, черным, а еще с кучей карманов, в одном из которых лежит пачка сигарет. — Будешь? — Не смей мне предлагать эту гадость. — Ладно. Я задымила и сразу выбросила окурок. — Пойду домой. — Почему? — знакомая удивленно захлопала ресницами и даже привстала. — Ты обиделась? — Нисколько. — Хорошо… я перезвоню… или напишу… потом. — До встречи. Руки спрятала в пальто и медленно пошла к дому. За один вечер мне довелось вспомнить последние события своей жизни, правда, жертвуя временем, проведенным с «нормальным» (так любила говорить моя мама про Риту) человеком. Не могу сказать, что это было приятно. Но это есть, и изменить ничего уже нельзя.