***
Встретиться мы договорились в парке, а оттуда, импровизируя, отправились бы куда-нибудь. Я прилежно отсчитала пятую скамейку от входа, издалека увидев, что там сидит некто незнакомый, сморщила нос, но пошла, так как пункт назначения был именно там, где сидела молодая женщина с ребёнком, который увлечённо ел мороженое, при этом не замечая, что ему вытирают шоколадные капли с подбородка и с футболки. — Привет. Я вздрогнула, ибо голос за спиной раздался неожиданно, быстро развернулась и чуть не ахнула. Зелёные глаза Лексы искрились радостью, на губах играла улыбка, а заплетённые косички, позволяющие не растрепаться волосам, очень ей шли. Лекса была в шортах (непозволительно коротких, по моим меркам) и светлой футболке. Неплохо. Самое оно в жару. Мой взгляд скользнул по её ногам. Ладно, оставим все тёмные мысли при себе. — Привет. Ты хоть понимаешь, что лавка, у которой была назначена встреча, занята? По всем правилам я могу сейчас развернуться и уйти, — я попыталась скрыть своё неловкое смущение и невольный возглас при виде девушки. — Да? — невинно улыбнулась она, едва взглянув на лавочку. — Я же писала, что последним опознавательным знаком будет малыш с мороженым. — Что-то не видела я этого ЦУ, — ехидно прищурилась я. — Наверное, опять уснула, — пожала плечами Лекса. И неожиданно обняла меня. — Рада тебя видеть. Меня обдало нежным запахом вкусного шампуня, непонятным ароматом духов, теплом её тела. Я вторично попыталась вернуться в сознание, что слабо у меня получилось, поэтому глупо заулыбалась и призналась: — Я тебя тоже. — Куда пойдём? — Не знаю, последние ценные указания по этому поводу, по-моему, так и не успели дойти до пункта назначения. — Как это? — притворно удивилась Лекса и достала телефон. — Впрочем, к чёрту всю технику! — она вновь засунула его в боковой карман сумочки на длинном ремешке и потянула меня за рубашку. — Пойдём, покажу тебе любимое место в парке, там рядом детская площадка. Кстати, один раз я упала с качелей, разбив голову! — Это многое объясняет, — не сдержалась я. — И ударила не только себя: кто-то, находящийся рядом и не выразивший сочувствия, вроде, пострадал ещё больше! — Бедный кто-то, — цокнула языком я. — Наверняка на него обрушилось твоё пение! Лекса засмеялась. — Ладно, будем считать, что пока ты меня переговорила, — и неожиданно добавила: — Расскажи о себе. — В смысле? — поперхнулась я. — Ну, я о тебе ничего не знаю. Кроме, разумеется, того, что у тебя напрочь отсутствуют чувство такта и музыкальный слух. — О, это практически всё, что тебе стоит обо мне знать! — заверила Лексу я. — Серьёзно, Кларк, ты знаешь, где я учусь, чем занимаюсь, а о себе ничего не рассказала. Мне стало неловко, что она так настойчиво пытается вызнать у меня, чем я занимаюсь, поэтому я немного стеснительно и сбивчиво начала рассказ. — Ну, я учусь на последнем курсе Школы изобразительных искусств. Люблю рисовать, и это расстраивает мою семью: мама — хирург, всегда мечтала, чтобы я пошла по её стопам. Папа, — тут мой голос слегка дрогнул, — пока был жив, доказывал маме, что я имею право выбрать, чем заниматься. Наверное, поэтому мама не сильно давила на меня. Ну и вот, — развела я руками, улыбаясь, — несколько работ поучаствовали в выставке, вроде, у меня неплохо получается. Я постеснялась хвастать: получалось у меня не неплохо, а, по словам преподавателей, замечательно. Работы заинтересовали директора галереи, где выставлялись ребята с нашего курса, поэтому мне удалось совершить с десяток удачных сделок, в результате чего, наконец-то, я смогла позволить покупку квартиры (конечно, не без помощи родных), о которой мечтала всю жизнь и которую так нещадно захламляла картинами. Почувствовав себя свободнее, я рассказала подробнее о родителях, об отчиме Маркусе, с которым прекрасно ладила, упомянула несколько смешных историй из детства, пробежалась по друзьям в университете и только потом осеклась, заметив, что Лекса не сводит с меня любопытного взгляда на протяжении уже нескольких минут. — Это захватывающе, — мягко улыбнулась она. — Люблю, когда так открыто рассказывают о себе. Я слегка покраснела и ворчливо попыталась перевести разговор на другую тему. Что, чёрт возьми, на меня нашло: никогда в жизни я не рассказывала так много и долго незнакомому человеку! Ох уж эти глаза, магия зелёного. — А что о тебе? Вроде, ты учишься… Кстати, где там ты учишься? — Тебе не по нраву колледжи, где изучают дизайн? — поддразнила меня Лекса. — Столько пренебрежения в голосе! — Мне запомнилось странное слово, связанное со значением моего имени. — Ох, какие мы скромные, Кларк! — внутри у меня что-то ёкнуло, когда она произнесла моё имя. — Ономастика. Кстати, я много чем увлекалась до колледжа, одно время писала стихотворения, родители посылали их в детские журналы, мне тогда было лет семь-восемь. Правда, их не печатали: они были на французском языке. — Ты писала стихи на французском? — изумлённо переспросила я. — Понимаю, что не произвожу впечатления человека, умеющего хотя бы читать, — иронично прищурилась Лекса, — но да, я писала стихи на французском. Моя бабушка настаивала на том, чтобы я занималась языком, и читала вслух романы Гюго. Она прожила много лет во Франции, как ни банально, в Париже. Влюблена в город, — краткими фразами, чуть стесняясь, описывала Лекса, изредка косясь на меня, пытаясь уловить реакцию. — Решила заняться воспитанием внучки в том же духе. Специально переехала в Нью-Йорк, чтобы быть ближе. Я ей благодарна: она многим пожертвовала ради меня. Её рассказ вызвал тёплую улыбку: в голосе Лексы было столько любви, что даже не хотелось шутить. — Ох, ладно, скажи что-нибудь гадкое, а то мне не по себе, — разбила неловкую тишину Лекса. — Ты невероятно мила, — со смехом подтолкнула её в бок я, и напряжение ушло. Мы гуляли, наверное, часа три, не заходя никуда: бродили по парку, останавливаясь и присаживаясь на лавочках, когда ныли от непривычно долгой ходьбы ноги. Я много узнала о Лексе: она любит французскую музыку и фильмы Вуди Аллена, терпеть не может нахальных голубей, склевавших в детстве до крошечки всю булочку, которую она нечаянно уронила; она любит ездить в метро и рассматривать людей. У неё тридцать седьмой размер ноги, а в шестом классе она побрилась наголо, чтобы стать похожей на мальчишку из параллельного класса. Время пролетело невероятно быстро, поэтому, когда нужно было прощаться, внутри меня кто-то громко протестовал: гулять с Лексой, изредка соприкасаясь плечами, казалось естественным и необходимым, как и слушать её смеющийся, чуть хрипловатый, голос, замирать внутри, когда наши взгляды пересекались и она выразительно смотрела мне прямо в глаза. На прощание Лекса хотела меня обнять, я чувствовала это. Она сделала невольный жест, но потом отступила в сторону, а я, качнувшись вперёд, тоже отпрянула. — Ну, ладно, — скомканно проговорила Лекса. Странно. Ведь только что всё было гладко. Так легко. Что за неловкие паузы? Неестественные, натянутые улыбки? — Наверное, мне пора. Я просто молча смотрела на неё: у меня все мысли вылетели из головы. Она поёжилась и внезапно улыбнулась. — Пойду запишу ещё пару колыбельных песен. Или что-нибудь в этом роде. Созвонимся, да? — с внезапной тревогой схватила она меня за рукав рубашки. — Конечно, — с облегчением выдохнула я. — Должна же я понять, насколько крепка моя психика и какое количество твоих песен смогу вытерпеть?Глава 3
14 декабря 2016 г. в 02:29
— Ты так и сказала? — пьяно таращила глаза Октавия. Я чуть слышно вздохнула: каждую мою реплику она сопровождала этим бессмысленным вопросом.
— Да, Окти, ты поразительно догадлива.
Поразительно догадливая обиженно икнула.
— Я же интересуюсь твоей жизнью, неужели нельзя повежливее?! — загнусила она.
— Прости, но я уже рассказала тебе всё! Финн устроил истерику, а я сказала, что мне это надоело. Что непонятного? Думаю, все, кроме тебя, видели, что мы с ним слишком разные.
— И ты в самом деле заявила ему, что ваши отношения напоминали страшные фильмы ужасов, которые ты имела несчастье смотреть вместе с ним? — потрясённо продолжала вопрошать Октавия.
— Ну, — чуть смущённо отпила я чай, с презрением покосившись на открытую бутылку пива, стоящую перед Октавией, — у меня накипело.
— Ты всё ещё никак не успокоишься? — вернулась из туалета Рейвен, а я мысленно поблагодарила бога за адекватную подругу, коей Рейес являлась.
Плюхнувшись на удобный диванчик и рассеянно проведя рукой по тёмным волосам, Рейвен чуть приобняла меня.
— Октавия, наша Кларк была слишком хороша для Финна; я всегда говорила, что этот ограниченный и самовлюблённый болван ей не подходит.
— Что-то я такого не слышала, — возмущённо вскинула я брови, впрочем, подыгрывая.
— Щадила твои чувства, — отмахнулась Рейвен и хищно покосилась на барную стойку, за которой красовался бледный парень, ловко подбрасывая бутылки и смешивая коктейли.
— Тебе нужно срочно кого-то найти! — странно, но алкоголь превращал относительно нормальную Октавию в немыслимую сваху. — Посмотри по сторонам! Сколько можно быть одной?
— Второй день! — съязвила я. — Октавия, идёт всего второй день. Я не чувствую, что сейчас готова к отношениям. Скажу больше — я даже не вкусила прелести одинокой жизни! Просто не успела! Может, остановишься уже?
Октавия недовольно бурчала, но, в конце концов, успокоилась, и мы вполне мирно провели остаток вечера, обсуждая Линкольна и его подозрительно долгое молчание (он не отвечал на сообщение Октавии — страшно подумать! — уже полчаса), симпатичного бармена, у которого, как я подозревала, Рейвен перед уходом успела выцепить номер телефона, всякие нюансы по учёбе. В общем, обычные дамские разговоры, которые помогли мне немного отвлечься от мыслей о Лексе.
Меня страшно пугала наша предстоящая встреча: я абсолютно не знала, о чём с ней можно говорить, а пытаться предугадать и выстроить диалог не получалось. Я запиналась где-то на реплике: «Привет». Встретиться мы должны были в субботу, Лекса успела после нашей небольшой переписки прислать сообщение с ценными указаниями, где и во сколько мне быть.
Перед встречей я жутко нервничала, хотя в этом был свой плюс: пытаясь отвлечься, я с головой уходила в работу над набросками, поэтому скоро квартира, и без того захламлённая, представляла собой склад бумаг, карандашей и разбросанных тюбиков с красками.
Я задумчиво циркулировала от зеркала к шкафу с одеждой. Её было не особо много, как выяснилось внезапно, потому что ничего не подходило, ничего не нравилось, всё казалось смешным, топорщащимся на мне. Я даже тихонько подвывала от такой несправедливости. Потом решила не заморачиваться; за окном практически лето: футболка и джинсы будут оптимальным решением. В конце концов, я просто иду на встречу со знакомой, глупо будет наряжаться, как на выпускной бал в школе. С собой возьму рубашку, мало ли вечером будет холодно. Если мы вообще пробудем на улице до этого времени. Может, зайдём куда. Решено. Я со спокойной душой (как мне казалось), в последний раз покрутилась у зеркала: сойдёт.