Во все тяжкие

Хуже, чем бывшим любовником, можно быть только бывшим коллегой. Маю всегда считал, что расходиться в жизни надо раз и навсегда, а бесконечные возвращения ничего хорошего не приносят. И так было всегда и со всеми в его жизни за исключением одного досадного недоразумения. Это Юджи ему сказал "Нам надо расстаться". Точнее, выразился он куда дипломатичнее, долго крутил что-то вокруг да около, и наконец облек в обтекаемое "Я уеду из страны на некоторое время, если не хочешь – не жди". У Маю вся душа тогда оборвалась, и так тянуло схватить ублюдка и как следует приложить пару раз о стену, чтобы вышла вся дурь, опять забившая его пустую голову. Но Юджи смотрел на него без своих обычных блядских выкрутасов, и это было даже хуже. Маю понял, что тот и в самом деле решил уехать, а на сколько и куда – сообщить не посчитал нужным. А через пару месяцев он готов был самолично купить билет на самолет, добраться до Вены и схватить за шиворот этого белобрысого страдальца с его жалобными потугами на сольное творчество под грифом почившей "Lareine". На все просьбы связаться он не реагировал, его стафф молчал, будто все поголовно там воды в рот набрали. Маю никогда еще не хотел убивать сильнее, чем той зимой. Он и новой группой решил заняться, только чтобы убить время. Отвлечься, развеяться, играть другую музыку, подальше от придурка-Камиджо с его гипертрофированной потребностью к душевным вывертам наизнанку. Все это, безусловно, цепляло, но было очень уж утомительно. Маю осознавал, что за годы, проведенные бок о бок с Юджи, он измучился и устал как каторжник. Невозможно постоянно жить на острых гребнях эмоций, рискуя ежесекундно разбиться о скалы. Теперь он хотел заниматься другим, писать музыку ради удовольствия, выступать на небольших площадках, может быть даже вернуться к настоящему имени и похоронить "Маю" и "Lareine" под культурным слоем породы. Но не вышло. Как и всегда и все в его жизни, подчиненное проклятому ебучему случаю. Камиджо вернулся из Европы спустя четыре месяца, страшно исхудавший, с огромными светящимися вдохновением глазами на заостренном лице, и с ворохом дебильных идей. Как ни странно, о прежней группе он не сказал ни слова. Зато вцепился хваткой хорошо натренированного бультерьера в идею принципиально другой музыки с другими музыкантами. – Ты просто представить себе не можешь, до чего ты угадал с этим, – возбужденно говорил он, как о деле решенном, хотя Маю и не думал звать его опять работать вместе. – Я много думал о новых стилях, которые мы никогда не использовали, и знаешь… Абсолютно ничего не хотелось знать. И слышать. И вообще он встал бы и ушел, но как-то глупо было уходить из некогда собственной квартиры, а забрать у него ключи Юджи так и не удосужился. Как показали дальнейшие события – очень зря. Камиджо за все всегда хватался с каким-то больным энтузиазмом. Ему и прежде было такое свойственно, а теперь он вообще смахивал на чокнутого. Словно месяцы одиночества, или почти одиночества, в Австрии высвободили в нем те цепные реакции, которые до поры сдерживали импульсивные взрывы. Маю осознавал, что Юджи становится неуправляем, и понимал очень хорошо, чем такое чревато. Раньше он сам, как правило, сдерживал эмоции, но когда случался их выплеск – Камиджо как-то интуитивно затыкался, поразительно хладнокровно пережидая бурю. Понимал, наверное, что если начнет в своей излюбленной привычке орать в ответ, то дело кончится мордобоем. До такого они пару лет успешно не опускались, даже когда точка кипения была совсем близко. Теперь же Юджи то ли посчитал, что никому ничего не должен, то ли думал, что раз они с Маю больше не трахаются, то и держать себя в руках тоже не надо. Он орал как чертова истеричка, когда Маю отказался знакомить его с Айей и Ю. Прежний Юджи тоже закатил бы скандал, пафосно хлопнул дверью и дулся несколько дней, пока Маю бы не выдержал и не припер его к стенке с вопросом "Какого хера ты выебываешься?". Теперь он чувствовал, что прав на подобные действия и вопросы не имеет, но и Камиджо совершенно не должно было быть дела до новых коллег его бывшего коллеги. И просто бывшего. С нынешним Юджи Маю обнаружил, что хуже истерички может быть только истеричка без тормозов. У него чуть челюсть на упала, когда он в понедельник привычно пришел на общий сбор только-только заключивших контракт "New Sodmy" и увидел там Камиджо собственной персоной. Гаденыш и ухом не повел, игнорируя взгляд Маю, а вел себя так, будто накануне они просто мило обо всем договорились. – Мог бы и сказать, что уже вокалиста подыскал, – усмехаясь, попрекнул его тогда Айя, как обычно стряхивая пепел сигареты в любые попадающиеся ему под руку емкости. – А то я уже с парой ребят переговорил, хотел приглашать, чтоб ты кого-нибудь выбрал. Маю был бы счастлив выбрать хоть глухонемого, только бы не видеть ухмылку белобрысого мудака, который успешно портил ему жизнь вот уже несколько лет. Он тогда промолчал, что стало огромной, просто роковой ошибкой. Надо было гнать Юджи в шею, заявить, что кое-кто приперся сюда самовольно, и пусть катится, так как никакого права находиться здесь не имеет. Но Маю молча смотрел, как торопливо щебечет его головная боль с Ю, рассказывая какие-то глупости про Европу, о том, какой там подход к созданию музыки – и язык не повернулся тогда жестко его осадить. К чести Камиджо стоило признать, что работать хуже он не стал. Все такой же легко вспыхивающий и загорающийся, он буквально вдохнул жизнь в проект, до того момента пребывавший в стадии заготовки. Уже к концу недели было готово около десятка текстов, которые предстояло положить на музыку. Юджи безумно тратился и закупил для студии дорогостоящее оборудование, раздраженно отрезав "Захотел и купил!", когда Маю саркастично поинтересовался, весело ли швырять деньги на ветер. И курить он стал как ненормальный, кажется, ни на секунду не выпуская из пальцев сигарету. Прежде Маю пилил его за пагубную привычку и старался отбирать сигареты хотя бы во время туров или записи, из-за чего они регулярно цапались. Правда, большинство таких скандалов кончались в постели, или на других подходящих более-менее поверхностях, но эффект, пусть и недолговременный, все же был. Теперь Юджи ровным счетом никак не реагировал на хмурые взгляды, а один раз даже огрызнулся, что было для него вовсе не свойственно. – Чего? – зло бросил он, прикуривая, подняв взгляд и увидев, что Маю на него смотрит. – Ты что, сам с собой поспорил? – удержаться от язвительного подкола было нереально. – Сколько получится выкурить, прежде чем случится никотиновый обморок? Камиджо вскинул острый подбородок, посмотрел на Маю как на пустое место, и резко встал, прихватив со стола сигареты. – На себя посмотри, – только и фыркнул он. Его вообще бросало по всей шкале эмоционального спектра, от умиления к озлоблению, от трогательной чувственности в откровенную бесячку. Но когда Юджи общался с их новыми коллегами, ему становилось заметно лучше, и Маю осторожно попустительствовал. Отмалчивался, все чаще отправляя Айю что-то спрашивать у Камиджо, предпочитая не говорить с ним ни о чем сам. Со вторым гитаристом Юджи вообще сразу поладил. Они постоянно трещали о западной музыке, и теперь уже другие уши страдали от всей той информационной чепухи, которую прежде Юджи навешивал Маю. Сам он понемногу разучивал и записывал партии, стараясь не смотреть на слова. Потому что черти что это было, а не тексты песен. Как ни странно, именно Айя всю эту пошлятину одобрял. В свободное время тот слушал Ленни Кравица и тащился от прочих подобных ему, заразив этим Камиджо. Который радостно кинулся познавать все новое и интересное, попутно тут же навдохновлявшись. – Ты что, всерьез хочешь это петь? – как-то поинтересовался Маю, едва сдерживая смех, пробегая глазами откровенно неприличные строчки. – А тебе что-то не нравится? – удивленно приподнял брови Юджи, сидя нога на ногу перед ним. Вопреки установившемуся обыкновению, он даже не разорался. Словно тумблер переключился, и теперь Камиджо активно постигал модус сдержанного разврата. Его ноги казались очень длинными из-за обтягивающих чуть расклешенных от колена кожаных штанов, футболка с широкой горловиной открывала торчащие ключицы, такие острые, будто они вот-вот прорвут кожу. Порядком отросшие светлые волосы скрывали шею, а Маю вдруг вспомнил, как приятно зарываться в них лицом. Как и держать эти ноги за лодыжки, широко разведя в стороны, и вбиваться между ними так глубоко, что самому почти больно. Тряхнув головой, он пожал плечами и швырнул Юджи скрепленные листы текстов, усмехнувшись. – Мне вообще пофигу, не я же буду петь. Раньше Камиджо оскорбленно посмотрел бы, выдал длиннющую тираду, обозвал Маю невоспитанной сволочью, и свалил бы минут на сорок, успокаиваться. Чего ждать от этого нового Юджи Маю понятия не имел. И ловил себя на мысли, что нарочно его провоцирует, растерянный из-за всех произошедших с некогда знакомым человеком перемен. Именно тогда у него мелькнула мысль, что он сует пальцы в пламя, а пламя разбираться не станет – спалит все к чертовой матери до костей. Камиджо промолчал, на лице его не дрогнул ни единый мускул. Положив листы на низкий стол, он плавно поднялся на ноги, прошел мимо Маю, будто того не существовало, и вышел на маленький студийный балкон. Сквозь стекло тот увидел, как исхудалая кисть Юджи мягко скользит по плечу Айи, который курить предпочитал во время записи вне помещения. Отчаянно хотелось выругаться, и Маю себе это позволил, но едва слышно, чтобы не привлекать внимания Ю. Единственного по-настоящему адекватного человека в новособранной компашке. Уже вечером, собираясь домой, он нарочно задержался, копаясь с замком гитарного чехла, заметив, что Камиджо даже не думает двигаться из студии. – Подвезти? – буднично поинтересовался Маю, не глядя на него. – Нахер пошел, – совершенно спокойным голосом бросил Юджи, тоже даже голову не повернув. "Блять. Просто прекрасно", – подумал Маю, поняв, что основное веселье ему еще предстоит. *** Телефонный звонок вырвал его из сна, и даже еще не сняв трубку, он почувствовал прилив злости. Маю даже не сомневался, кто мог его разбудить. А еще почему-то сразу подумал, что Камиджо просто обязан быть в бессознанку пьяным. – Забери меня отсюда, – выдохнуло в трубку несчастным томным голосом его персональное проклятие, и Маю, не сдерживаясь, выругался. – Ты видел, который час, идиот? – спросил он. Светящийся дисплей часов в темноте показывал начало второго. Не так уж поздно, часто Маю засиживался и дольше, однако стоило раз в жизни пойти спать пораньше, и вот, пожалуйста – получите и распишитесь, Юджи Камиджо собственной персоной. Маю пообещал себе взять за правило выключать телефон на ночь. – У меня неприятности… Слово "неприятности" в понимании Камиджо могло означать все, что угодно: от дурного расположения духа поутру до действительно серьезных нерешаемых проблем. Маю слышал отлично, как у Юджи заплетался язык, и по опыту знал, что когда тот так набирался, упомянутые проблемы только утраивались. – Что именно с тобой случилось? – ледяным тоном спросил Маю, чувствуя при этом, что внутри него, глубоко в груди что-то переворачивается. Он не хотел этого чувствовать, отдал бы что угодно, лишь бы не испытывать никаких эмоций каждый раз, когда в поле зрения появлялся Камиджо и просил помощи. В такие минуты он казался беззащитным, и сколько бы Маю ни убеждал себя, что это лишь видимость, чувства вступали в конфликт с разумом, практически всегда одерживая победу. Иногда казалось, что он уже почти излечился, а потом случалось что-то из ряда вон выходящее, например, полуночный звонок, и он осознавал, что ему действительно показалось – все оставалось по-прежнему, хоть ты тресни. Этот паразит прочно пустил корни в нем самом, и сколько ни выдирай, до конца не избавишься. Маю самому было интересно, когда переполнится чаша его терпения, и подозревал, что она воистину бездонна. – Ну, сначала все было нормально, мы приехали вместе с Айей. Было весело… А потом он куда-то пропал, а тут какие-то странные типы... – начал мямлить Камиджо, убеждая Маю в том, что пьян он был куда сильнее, чем показалось сначала. – И я даже не знаю, если сейчас уйду, то как мне добраться... – Адрес диктуй, – обреченно перебил его Маю. Ехать было не так уж далеко, от силы минут сорок на машине – он не засекал, но чувствовал, что домчал быстро, превысив скорость несколько раз. Хорошо, что на ночных улицах было куда меньше автомобилей, чем днем. Дом, адрес которого назвал Камиджо, оказался обыкновенной квартирной многоэтажкой где-то на окраине с темными в столь поздний час окнами. Хлопнув дверью машины, Маю почувствовал, что ему физически необходимо закурить, но пресек это несвоевременное желание. Способность вляпываться в дебильные ситуации Юджи довел до уровня искусства, и Маю решил сперва вытащить своего бывшего на улицу, потом от души наподдать ему под зад, и только после этого расслабляться и курить в свое удовольствие. На звонок в домофон дверь открыли почти сразу, ничего не спросив, хотя Маю настраивался прорываться. А дверь в нужную квартиру оказалась и вовсе приоткрытой, как будто его здесь действительно ждали. Едва переступив порог, он невольно поморщился от вони – пелена сигаретного дыма висела в воздухе, мешая дышать. Играла музыка – приглушенно, чуть слышно, и, видимо, именно поэтому соседи еще не пожаловались на этот шабаш. Откуда-то слышался смех и звон бутылок. "Как тебе только удается находить такие гадюшни", – мысленно выругался на Камиджо Маю, заглядывая в ближайшую комнату. На диване увлеченно целовалась парочка: он успел заметить длиннющие ноги девушки, которые не прикрывала короткая юбка, и немытые патлы тискавшего ее парня. В кресле рядом вытянулось незнакомое тело и дрыхло без задних ног. Его появления никто не заметил, и Маю направился ко второй по коридору комнате, где и обнаружил того, кого искал. За столом сидело человек пять, Маю почти не приглядывался к ним, отметил только, что женщин среди них не было, и Айи тоже. Его внимание мгновенно захватил гвоздь программы. Восседая во главе стола на высоком стуле, напоминавшем барный, Юджи вальяжно крутился на нем из стороны сторону, скользя ногой по полу, громко ржал, призывно запрокидывая голову, и конечно, был абсолютно и бесповоротно пьян. Где-то в самом дальнем уголке сознания мелькнула мысль, что глобально картина выглядела вполне мирно, по крайней мере, пока что. Но эта здравая мысль загнулась, не успев толком окрепнуть, когда перед глазами Маю полыхнуло алым от гнева. Камиджо выглядел как самая настоящая блядь, причем блядь откровенно счастливая. – О, Маю, это ты! – неподдельно обрадовался Юджи, заметив его, и расцвел хмельной улыбкой, в то время как все присутствующие обернулись в сторону вновь прибывшего. Маю не сомневался, что если сейчас за шиворот потащит Камиджо вон, у того обязательно найдутся благородные защитники. Потому он постарался, чтобы его голос звучал дружелюбно. – Юджи, разреши тебя на минутку. – Зачем? Оставайся с нами... – Я жду. Развернувшись, он направился на лестничную клетку, пообещав себе, что если в течение пяти минут этот не появится, он остается в этом притоне и делает, что захочет. Он, Маю, даже пальцем не пошевельнет. На лестнице было не слишком чисто, но плевать на это хотелось. Прислонившись спиной к стене, он откинул голову назад, прижимаясь затылком к холодной твердой поверхности, и прикрыл глаза, шаря по карманам в поисках пачки сигарет. Надо было засечь время, но Маю то ли забыл, то ли не сделал этого умышленно. В расход пошла вторая сигарета, и это означало, что обозначенные пять минут прошли. Не хотелось ни о чем думать, только смотреть бесцельно на уходящие вверх ступени. За неплотно закрытой дверью послышались шаги, и Маю поморщился, заранее предвкушая, какой чудесный сейчас состоится разговор. Любо-дорого представить. – Ма-аю... – Камиджо тянул гласные, и его походка была нетвердой. Он прикрыл за собой дверь и подошел почти вплотную, прислоняясь плечом к стене рядом. – Как мило, что ты приехал. – Какого хрена ты звонил? Он очень старался сохранять спокойствие, хотя в этот момент думал лишь об одном: как жаль, что Юджи отстриг свои волосы. Схватить бы его сейчас за эти вытравленные патлы и приложить несколько раз башкой о стену. – Звонил? Кто? – Камиджо неподдельно удивился. – Я не звонил тебе. Медленно Маю повернул голову в его сторону. В душе творилось нечто невообразимое, там смешалось столько чувств, что соединение напоминало безвкусный коктейль. Голова трещала от мыслей, сердце колотилось в горле. Маю хотелось смеяться, ржать в голос, но он держался изо всех сил, потому что чувствовал: если начнет, хрен потом остановится. Потому что в широко распахнутых невинных глазах Камиджо он видел искренность. Тощая дрянь не играла – он так набрался, что действительно не мог вспомнить, как звонил ему и ныл, чтобы его забрали. – Мы уходим, – бросил Маю, швырнув окурок прямо на пол и раздавив его ботинком. – Куда уходим? – Не куда, а откуда. Мы уходим отсюда, Юджи. Марш за мной. – Я не пойду, – скрестив руки на груди, надулся Камиджо. – Вечеринка отличная, и ребята такие крутые. Вместо того, чтобы как обычно тошнить, ты лучше бы... Это было уже выше его сил. Схватив Камиджо за запястье так, что сто процентов останутся кровоподтеки, Маю рванул вниз по лестнице. Сейчас он не смог бы устоять на месте ни секунды, даже чтобы дождаться лифт. Злость надо было превращать в действие, и Маю думал, что если остановится, если перестанет нестись вниз, пропуская ступени, он швырнет Камиджо на пол и выбьет из него если не дух, то дурь точно. Как и следовало ожидать, тот сразу же начал упираться и вопить, и вообще вести себя как отвратительная истеричка. – Да пусти ты меня, с ума что ли сошел! – его и без того громкий голос гулко отражался эхом от бетонных стен и следовало с этим что-то сделать, но Маю давно привык не обращать внимания на подобное. Держал он крепко, и этого достаточно. Отчаянно стараясь высвободить руку, Камиджо вдруг споткнулся, и чуть было не загремел вниз, пересчитывая лицом ступеньки. Маю вовремя подхватил это ходячее несчастье под талию, вообще не чувствуя его веса, и поставил на ноги. – Если не прекратишь орать, я придумаю, как заткнуть тебе рот! – рявкнул он, встряхнув Камиджо за плечи для пущего эффекта. Только тут он заметил, что на Юджи красовалась какая-то длинная дырчатая фигня, будто сплетенная из шелковистых ниток. Сквозь нее просвечивало его тело, а широкая горловина так и норовила соскользнуть с острых плеч. Хуже ничего и придумать было нельзя. – Если тебе было так классно, какого хрена ты мямлил, что тебя надо забрать, потому что "тут какие-то странные типы"? – Маю чертовски злился и потому нарушил собственное условие молчать во что бы то ни стало. Подтолкнув Камиджо перед собой коленом под тощий зад, он выпихнул его из подъезда и опять цепко ухватил за руку. – Никакой это был не я! – орал Юджи, упираясь и решительно не желая идти, так что пришлось тащить его волоком. Проще было бы закинуть на плечо и унести, право-слово. – Нет, дорогой, это был ты, вот только совершенно никакой! Камиджо резко остановился и неумело замахнулся, то ли стараясь оттолкнуть Маю, то ли врезать ему. Драться он никогда не умел, да к тому же еле стоял на ногах и явно плохо осознавал себя в пространстве. Но тело среагировало мгновенно, Маю перехватил его руку, и сам от души залепил Камиджо тяжелую пощечину, так что того занесло в сторону, и он едва не упал. – С…скотина, – дрожащим от злости голосом хрипло выдохнул Юджи, прижимая тыльную сторону ладони к явно тут же занемевшей скуле. Пару секунд они с Маю смотрели друг на друга, прежде чем тот все-таки запихнул его в машину, от души хлопнув дверью. Это была большая, просто огромная ошибка. Все масштабы которой он осознал, когда завел мотор и они двинулись по пустынным ночным улицам. – Останови, – через силу прошипел Камиджо, все еще на него не глядя. На лице у него расцвело ярко-красное пятно. – Довезу тебя до дома и остановлю, – сквозь зубы пообещал Маю, коротко на него глянув. Какое счастье, что завтра у них по расписанию ничего нет, а ближайший концерт только в субботу. – Сейчас останови!!! – практически взвизгнул Юджи и рывком дернулся всем телом к нему, делая попытку дотянуться до ключа зажигания. – Ты хренов придурок!.. Меньше всего Маю хотелось врезаться в фонарный столб только потому что вести машину ему мешала вдупель пьяная блядь. "Надо было тебя там бросить!" – злобно подумал он, выруливая ближе к тротуару и сбрасывая скорость. – Какого ты хера вечно вмешиваешься, постоянно лезешь, мне не сдался твой контроль, понял?! – орал тем временем Камиджо, делая попытку открыть дверь, которая на счастье была заблокирована. Простонав, он зажмурился и откинул голову назад, слегка стукнувшись затылком о подголовник сидения. – Я не просил забирать меня! Что не ясно?! Может я и звонил, может и бормотал что-то, просто потому что стало паршиво, но кто просил тебя срываться и нестись сюда?! Мне без тебя зашибись! Это было просто восхитительно. Крепко сжимая руль, Маю коротко рассмеялся, естественно, над самим собой. Похоже, Юджи прав, и он, в самом деле, идиот. Как можно было встревожиться только потому что белобрысый гаденыш нажрался где-то и спьяну видимо по привычке набрал его номер? – Ну, прости, – едва слышно выдохнул Маю, с трудом глотая в горле комок ярости. – Прости, что примчался и забрал тебя из этого притона до того как тебя там пустили по кругу! Он не собирался этого говорить, слова вырвались как-то сами. На счастье, впереди показалась знакомая высотка, и Маю прибавил газу, влетая во двор на всех парах, будто за ним гнались черти из ада. Камиджо пару минут сидел молча, будто ему неожиданно выключили звук, а потом тихо-тихо начал смеяться. Его смех становился все громче – отрывистый и хриплый, он больно ударял по самолюбию Маю. Потому что тот уже знал, что ему сейчас ответят. – Заткнись, – процедил он, тормознув у подъезда. – И выметайся. Юджи простонал что-то, проведя ладонями по лицу, все еще не в силах прекратить истеричный смех. – Поверить не могу… – всхлипывал он, – Ты переживал, что меня там… Оооо, черт!!.. Давно уже Маю не чувствовал себя так паршиво. Потому что в глубине души осознавал, что ему действительно есть дело до того, как и с кем проводит время Юджи. Наверное, так будет всегда. И в день, когда подобное перестанет его волновать – все по-настоящему закончится. Когда-нибудь так будет, но, вероятно, только не сегодня. Быстро выйдя из машины, обойдя ее и открыв дверь с пассажирской стороны, он сжал локоть Камиджо и вытащил его из машины. Тот, не ожидая рывка, чуть опять не завалился, но ловить его было уже привычно, благо весил Юджи теперь еще меньше, чем прежде. Его болезненная худоба вообще пугала, но Маю задавил волнительную мысль в зародыше. Ему плевать. Плевать абсолютно, пусть этот хоть по вене гоняет. Камиджо уцепился за его плечи, с трудом стоя на ногах, похоже, в машине его еще больше развезло. Глядя так близко Маю прямо в лицо, он прерывисто выдохнул, а тот замер, просто глядя, как ночной ветер овевает раскрасневшееся лицо его бывшего, треплет рассыпавшиеся в беспорядке волосы. – Что, даже до квартиры проводишь? – насмешливо протянул Юджи, обняв его одной рукой за шею. – И поднимешься? Маю… "Потаскушка", – мысленно выругался тот, потому что собственное имя, проскользнувшее на выдохе между губ Камиджо, отозвалось проклятой теплой дрожью где-то под ремнем джинсов. Ничего не ответив, он поволок его в сторону подъезда, стараясь вообще не слушать обращенные к нему слова. Нового или интересного тут ничего не могло быть сказано, а на провокации пьяного придурка вестись – последнее дело. – Оставь меня уже, я сам дойду! – неожиданно разозлился Камиджо, когда они уже оказались перед дверью квартиры. Когда-то, еще совсем недавно, их общей. Маю съехал в тот же день, когда Юджи заявил, что намерен уехать заграницу, не слушая никакие его прочие слова, доводы и виноватые оправдания, что так будет всем лучше. Конечно, куда уж лучше. – Ты же явно и Австрии себе тут же кого-то подцепил! – едва слышно прорычал Маю, подталкивая Юджи перед собой в темный коридор. Этого говорить не стоило тоже, но оформившаяся мысль, будто нарочно, покинула голову, завертевшись на языке. – Что?.. – обернулся Камиджо, замирая в проеме. – Ничего! Ногами шевели, говорю. В прихожей вспыхнул свет, и Маю захотелось с размаху приложиться лбом о какую-нибудь желательно твердую поверхность. Ну вот какого черта он пришел сюда? Дурак, дурак! – Я так и думал, – раздался голос Камиджо, в котором так и звенело торжество. – Ты можешь этого не признавать, но тебе охренеть как есть дело до того, кто меня еб… Маю сам не понял, как это вышло. Он знал, что порой плохо себя контролирует, водилась за ним такая черта. Юджи регулярно попадал под раздачу, когда он был в таком состоянии, и почему-то казалось, что делал это нарочно. Будто ему нравилось, когда его бьют. Он тихо вскрикнул от очередного удара по лицу, впечатавшись спиной в ближайшую стену, но не сделал ни единой попытки защититься. Маю будто со стороны видел, как он слизывает кровь с губ, слишком покорно выдыхая. Словно опять ждал и хотел такой реакции. И в эту минуту лицо у Юджи было таким, что Маю замер, вновь занеся руку, но так и не сумев ударить его в третий раз. Он всегда чувствовал себя просто омерзительно после того как бил его. Злился на себя, на собственный неконтролируемый нрав, вспышки ярости и агрессии, но еще больше злился на Камиджо. Потому что тот слишком хорошо знал, как его спровоцировать. Приоткрыв глаза, он посмотрел на Маю прямо в упор, ничего не говоря. Глаза его были мутными от пелены затянувших их слез, и одна все-таки прорвалась, скользнула по щеке вниз, прочерчивая дорожку к подбородку. Маю смотрел на этот след, как завороженный, и почти машинально протянул руку, кончиками пальцев прикоснувшись к щеке Юджи, в том месте, где горел красный след от первой пощечины. – Уходи, – едва слышно произнес тот, поведя подбородком в сторону и не давая к себе прикоснуться. Маю молча вышел, не оборачиваясь, слыша, как гулко захлопнулась за ним входная дверь. Костяшки и ладонь ныли отдачей, и это было самым мерзким ощущением в данный момент. Даже куда хуже понимания, что, конечно, Юджи как всегда прав. Ему есть – и всегда было – дело до того, кто ебет этого придурка. Тянуло не просто курить, Маю отчетливо понял, уже сидя в машине, что спать он сегодня больше не будет. Вместо этого приедет домой и нажрется, вырубив все телефоны, и опять выпав из жизни на сутки. Камиджо всегда умел перевернуть в его душе все вверх дном, подняв с самой глубины ил, покойников и чертей, а сам преспокойно выставлял себя жертвой, страдальчески закрывая глаза. Выражение его лица, эти слезы в глазах, и кровь на губах, которые он сам еще недавно целовал, никак не желали убраться из головы, и Маю вдруг по-настоящему захотелось разбиться по дороге домой. И к черту все. *** В любой ситуации Айя оставался спокойным, его лицо выражало флегматичное добродушие, а жесты были плавными и неторопливыми. – А я что? – неподдельно удивился он, когда Маю спросил его, какого хрена. – Он за сорок минут нажрался, еще через двадцать заигрывал с Шинджи. А мне в другом месте обломилось, вот я и свалил. Маю не мог винить Айю, он прекрасно знал, что даже если бы тому пришло в голову вправлять Камиджо мозги, ничего бы у него не вышло. А тащить за шиворот на выход, как это сделал он сам, Айя точно не стал бы. Злиться на коллегу не получалось, сколько бы Юджи ни терся вокруг него и об него. Наверное, Маю должен был испытывать ревность или что-то сродни ей, ведь он признавал, что его чувства не заглохли окончательно. Но на деле получалось, что он лишь тихо бесился, и объектом этого бешенства оставался один только Камиджо. Концерты шли своим чередом, и хотя теперь Юджи выглядел куда проще и вроде как приличнее, чем прежде, Маю настойчиво чудилось, что такой шалавой тот еще никогда не казался. Выступления перемежались работой в студии, Камиджо постоянно устраивался возле Айи, по-хозяйски клал ему руку на колено, или, еще лучше, опускал голову на плечо. Флиртовал он с Айей, а вот мозги по-прежнему выносил Маю – в этом вопросе Юджи демонстрировал потрясающую стабильность. Не было дня, чтобы они не сцепились хотя бы по мелочи. Решение проблемы – или, по крайней мере, частичное решение – Маю нашел неожиданно простое. Записавшись на прием к врачу, он пожаловался на напряженную работу и попросил выписать ему не сильное успокоительное. Эффект не сказать, что вышел ошеломительным: он все равно все так же злился и куда охотней затолкал бы блистер с таблетками целиком и полностью в глотку Камиджо – глядишь, градус истеричности понизился бы. Однако реагировать на его выходки стал куда спокойнее. Или теперь ему так казалось. После известного случая телефон на ночь Маю и правда стал отключать, но чего он не ожидал, так это того, что однажды Камиджо позвонит ему в дверь. Было еще не слишком поздно, когда Маю решил приготовить себе запоздалый ужин, и даже поставил на плиту кастрюлю с водой. От трели дверного звонка он вздрогнул – больше от неожиданности, потому что никого не ждал в гости этим вечером. – Чего надо? – Маю сам не понял, удивился он или нет, обнаружив на пороге Камиджо. Он приоткрыл дверь лишь на небольшую щелку и теперь рассматривал своего гостя с подозрением. По закону жанра Юджи или должен был снова набраться в стельку, или подготовить какую-нибудь гадость. А что вероятнее всего – и то, и другое одновременно. – Можно войти? – голос звучал глухо, он бросил лишь один короткий взгляд исподлобья и уставился себе под ноги. – Нельзя. Маю попытался закрыть дверь, но Камиджо быстро сунул ногу в проем, не позволяя захлопнуть. – Убери копыто, – решил сперва по-хорошему предупредить Маю. – Маю, пожалуйста... Нотки, которые сейчас звучали в голосе Юджи, были ему хорошо знакомы. Начинающаяся истерика на ровном месте – вот как это называлось. Существовал лишь один верный вариант поведения в такой ситуации: распахнуть дверь, дать Камиджо по морде, чтобы тот отступил, а затем резко захлопнуть и пойти поужинать, а потом лечь спать. Этот же пусть делает, что хочет. Хоть на лестнице ночует, катится к своему Айе или еще к кому – в мире найдется немало людей, которые охотно пригрели бы Юджи Камиджо этой ночью. "Давай, делай", – скомандовал себе Маю. И не шелохнулся с места. – Юджи, ты опять? – вместо этого зачем-то спросил он. – Нет, – тот отрицательно мотнул головой, а потом поднял на Маю усталые глаза. – Послушай, я... Я не знаю, что со мной происходит. "С тобой не происходит, с тобой уже произошло, – больше всего хотелось выплюнуть в ответ. – Ты – слабый на переднее место придурок, всего-то. Это не смертельно, но и не лечится". Однако почему-то он не сказал этого вслух, а просто стоял и смотрел на своего позднего гостя, не моргая. – Ладно, прости. Не надо было, – Юджи поднял руки, показывая ладони, будто сдаваясь, и Маю словно отмер. – Заходи, – бросил он, открывая дверь шире. Стоять и смотреть, как Камиджо разувается, Маю не желал. Он уже ненавидел себя за слабость и знал, что позже возненавидит себя еще сильнее за то, что впустил. Вернувшись на кухню, он уставился на кастрюлю с частично выкипевшей водой, и понял, что есть больше не хочет. Отключив плиту, он щелкнул кнопкой чайника. – Можно я останусь у тебя сегодня? Камиджо стоял в дверях и говорил непривычно тихо. Маю видел его боковым зрением, но специально не поворачивал голову. Сегодня тот оделся неожиданно прилично: черные джинсы и черная футболка. Только в таком облачении он казался еще более нездорово бледным и тощим, одни острые углы, а не фигура. У Маю возникла странная ассоциация с птицей, которой переломали крылья. – Трахать не буду, – грубо бросил он, доставая из шкафа банку кофе. Отличный выбор перед сном, особенно удачен в соединении с успокоительным. К его удивлению, Камиджо, ничего не ответив, скрылся в коридоре. Послышалась невнятная возня и шаги в гостиной, потом хлопнула дверь в ванную, а еще через минуту зашумела вода. Маю подумал, что как Юджи выйдет, надо будет пошутить, что его, не иначе, из дома выгнали. Но почему-то иронизировать не было настроения. Маю вообще чувствовал себя очень странно и неуютно, еще никого он не приглашал ночевать в эту квартиру, и была своеобразная насмешка судьбы в том, что первым гостем стал именно Камиджо. Пить кофе он тоже передумал. В голову пришла мысль, что идеально было бы вообще сегодня с Юджи больше не пересекаться. Из шкафа Маю вытащил запасное одеяло и подушку, бросил их на диван в гостиной – застилать ничего не стал, Юджи не маленький, сам разберется. Вернувшись в спальню, Маю прикрыл дверь, выключил свет и, приоткрыв окно, закурил. Было что-то бесконечно глупое и абсурдное в том, чтобы прятаться в своей же квартире, он чувствовал себя полным кретином. Но с другой стороны, подобное состояние было совершенно нормальным, когда речь заходила о Камиджо. Порой задумываясь о том, как сложилась бы жизнь, не повстречай он однажды Юджи, Маю думал, что сейчас был бы совсем другим человеком. Куда лучшим, и уж точно куда более счастливым. Через тонкую дверь он слышал, как Камиджо ходит в гостиной, шаги его были легкими, и Маю приходилось напрягать слух, пока он не поймал себя на этом и не велел себе же прекратить. Раздавив окурок, он закрыл окно и развернулся, чтобы отправиться в постель, но тут же замер на месте. Камиджо стоял на пороге его спальни, он так тихо открыл дверь, что Маю не услышал, а свет в гостиной перед этим выключил. – Я тебе что сказал? – мгновенно выходя из себя, процедил Маю. – Вон отсюда! Юджи ожидаемо не сдвинулся с места, только упрямо сжал губы, а заодно и кулаки. Его глаза блестели в полумраке, и Маю даже не удивился бы, если с этого придурка сталось бы сейчас устроить истерику со слезами. На нем были одни только джинсы, майку он успел где-то потерять, и теперь Маю мог спокойно пересчитать торчащие ребра. При других обстоятельствах он обязательно съязвил бы, что кому-то пора завязывать с диетой, потому что у нормальных мужиков на анорексичек не стоит. – Ко всем своим достоинствам, Юджи, ты еще и оглох, – Маю выдохнул это почти беззвучно, но не сомневался, что Камиджо услышал каждое слово. Преодолев в три шага разделявшее их расстояние, он уже хотел вцепиться в его плечо, чтобы выгнать, а если начнет сопротивляться – дать в челюсть и вытолкать взашей, но Камиджо опередил его. Он кинулся к Маю с таким отчаянием, словно тонул, а тот был его последним спасением, и вцепился в его плечи, прижимаясь всем телом. Маю такого не ожидал, потому не оттолкнул сразу, а еще через секунду почувствовал, до чего холодным был Юджи, а руки, сжимавшие его плечи, так и вовсе ледяными. Острый подбородок уперся в его плечо, пальцы Камиджо почти до боли стискивали его спину, впивались как когти, а сам он часто и неровно дышал. – Не выгоняй меня, пожалуйста. Пожалуйста, Маю, – зачастил он. – Мне ничего от тебя не надо, вот вообще ничего. Только не выгоняй, хорошо? Пожалуйста... Когда тот начал тереться своей мокрой щекой о его щеку, Маю не заметил. Только неосознанно поднял руки, обнимая в ответ, чувствуя, как кожа Юджи под его ладонями покрывается мурашками. Если Камиджо начинал рыдать, было два варианта, как себя вести: либо начисто игнорировать, либо грубо велеть прекратить. Но существовал и форс-мажор, случавшийся крайне редко, когда Маю решительно не знал, что предпринять, потому что Юджи заливался слезами не ради красоты момента, не спьяну и не на показушной истерике, а просто потому что что-то взбредало в его дурную голову. И это что-то пугало его до первобытного ужаса, который ясно читался в глубине глаз. Маю каждый раз хотелось сбежать, когда Юджи смотрел на него в такие моменты, и каждый раз он не мог. Не смог и теперь, только неуверенно провел ладонью по его спине, чувствуя под пальцами выступающие позвонки. Лопатки были острые, будто крылья, и Маю вдруг охватила злость – ну что такого могло произойти ужасного в жизни, чтобы доводить себя до такого невразумительного состояния? Lareine больше не было, но на этом ведь жизнь не кончилась. – Юджи. Не реви, пожалуйста, – тихо откашлявшись, как-то по-дурацки попросил Маю, неловко проведя ладонью по его чуть вздрагивающему плечу. – Прости… – глухо прошептал Камиджо ему в шею, и громко всхлипнул, уже явно себя не контролируя. Маю устало вздохнул, прикрыв глаза. – И извиняться прекрати. Пойдем, – он чуть потянул его за собой. – Куда?.. На вопрос он не ответил. Просто подтолкнул Камиджо к расстеленной кровати и, придерживая за плечи, будто маленького, заставил лечь. На бледных щеках Юджи блестели дорожки слез, а глаза опухли, Маю только сейчас заметил, что волю тот себе дал далеко не в первый раз за сутки. Укрыв его покрывалом, он сел рядом на постель, решительно не зная, куда деть руки. Камиджо молчал, и в другой ситуации Маю был бы ему за это чертовски благодарен. Порой он действительно мечтал, чтобы этот белобрысый утратил способность без конца трепать языком что надо и что не надо, но сейчас ему почти хотелось услышать привычный поток сознания. Пусть трындит, о чем угодно. Потому что молчал Камиджо только если он потрясен чем-то до самой глубины души, или если ему и впрямь плохо настолько, что хочется повеситься. – Я, кажется, просил тебя перестать реветь, – Маю все-таки первым нарушил молчание и стер с щеки Юджи, едва коснувшись, вновь покатившиеся слезы. – Ну, в чем дело? Скажи. – Я не знаю. Я ведь говорил… – тот повернулся на бок, свернувшись в клубок под покрывалом. Рыдать, уткнувшись в подушку, было, конечно, куда удобнее. – Не понимаю, что со мной. Что творю. Для чего. Просто замечательно. Юджи Камиджо сам не понимает, что с ним, но Маю почему-то должен понять. Он заставил себя терпеливо смолчать на эту тему, вместо этого спокойно и почти ласково произнеся совсем другое. – Все же как всегда. И ты такой же как вс… – Нет, не такой. Раньше я бы ни за что не делал то, что делаю теперь. Маю сомневался, что это правда. Камиджо и прежде было очень свойственно вести себя как черти что, устраивать сцены, швыряться эмоциями, работать будто с пропеллером в одном месте, творить полный беспредел и откровенно блядствовать. Вот только раньше он делал все это с азартом и шальным блеском в глазах, а теперь от него за версту несло отчаянием и какой-то обреченностью, будто он творил то, что творил вопреки здравому смыслу. То ли что-то доказывая себе, то ли просто не в силах остановить темный импульс. Смаргивая слезы, Камиджо тяжело вздохнул, снова судорожно всхлипнув, и Маю не выдержал. Мягко опустил ладонь на его макушку и осторожно погладил, неосознанно зарываясь пальцами в волосы. Пряди казались очень мягкими, он помнил это восхитительное ощущение. Наклонившись, Маю коротко чмокнул Юджи в горячий воспаленный висок и, сам от себя не ожидая, поймал губами слезинки в уголках его глаз. Камиджо опустил мокрые ресницы и на ощупь сжал его руку очень крепко, будто боялся, что Маю сейчас уйдет. – Дурак ты, – не своим голосом прошептал тот, чувствуя, что еще немного, и все его установки полетят к чертовой матери. – Как всегда слишком много думаешь. Не надо было отпускать тебя туда. Об Австрии они ни разу с момента возвращения Камиджо так и не поговорили. Маю вообще не очень понимал, зачем была нужна эта поездка и что она дала Юджи кроме очевидного нервного срыва, перенесенного на ногах, да выстраданного альбома, который спокойно слушать не было никакой возможности. "Еще бы ты не устал сам от себя, живя и работая на таком надрыве, чертов кретин", – думал Маю, все еще ласково гладя Камиджо по голове. Рыдать тот, слава богу, перестал, но дыхание его было все еще неровным и рваным. Любая мелочь могла спровоцировать его опять. – Прости, что ударил, – пробормотал Маю, с ужасом понимая, что произносит эти слова уже в неизвестно какой по счету раз. – Я бы сам себе врезал еще не так, – неожиданно прошелестел Юджи в ответ, шмыгнув носом. – Это ты прости. За что он извинялся, уточнять не требовалось. Маю вздохнул и чуть подтолкнул его к стене. – Подвинься. Устроившись рядом, хотя для двоих тут было и тесновато, он обхватил Камиджо за узкие плечи, позволяя тому улечься почти что на себя. Юджи всегда занимал мало места, и спать с ним было удивительно удобно, если бы только еще не эти острые локти и коленки. Минут десять прошло в тишине, и Маю, решив, что критический момент они прошли, сам начал задремывать, но Камиджо вдруг прильнул к нему теснее и уткнулся губами куда-то в шею, все еще жарко дыша. – Я лечу под откос. А удержаться не могу. В первый раз стало страшно, а потом я научился ценить этот миг. Понимаешь, о чем я? Еще бы Маю не понимал. Сам каждый раз падал под этот чертов откос вместе с ним – неизвестно еще, чей обрыв был круче. Но вслух он не сказал ничего, лишь хмыкнул что-то неопределенное. Камиджо этого всегда было достаточно. – Каждый раз я думаю, что вот сейчас упаду совсем, сделаю что-то непоправимое, и ничего больше не будет. – Юджи, ну твою-то мать…. Нет, пусть бы уж лучше он ревел. Потянувшись, Маю поймал ладонями его лицо, в ночном сумраке спальни стараясь разглядеть блестящие от слез глаза. – Послушай меня. Тебе сейчас кажется, что все хреново. Что теперь так будет всегда и хорошего в жизни не осталось, и потому надо давать ей пинка и перестать с ней считаться. И потому ты ведешь себя как блядь подзаборная, творишь какую-то фигню, шатаешься непонятно в какой компании, пытаешься залезть в штаны Айе, попутно прыгая по сцене с таким видом, будто тебе резьбу сорвало, и все это – твое великое самопожертвование. Так вот. Через несколько лет ты будешь смеяться над собственной дуростью, Юджи, и, очень надеюсь, что я буду смеяться вместе с тобой. Я верю, что тебе плохо. Я, может быть, где-то очень глубоко понимаю, какого хера ты творишь. Но не заставляй меня тебе сочувствовать, потому что это последнее, чего ты заслуживаешь. Подавшись ближе, Маю торопливо заткнул Камиджо рот, крепко поцеловав сомкнутые губы, даже не пытаясь углубить поцелуй. А потом почти насильно уложил обратно, с таким видом, будто хотел сказать: "И если ты сейчас хоть трепыхнешься – выпну к чертовой матери страдать и убиваться на лестничной клетке". Камиджо благоразумно молчал, лежа тихо-тихо, и даже дышал, кажется, через раз. Но постепенно его словно отпускало, он расслаблялся, и в итоге положил ладонь Маю на грудь слева, у сердца, забывшись сном. А сам Маю не сомкнул глаз почти до утра, старательно уговаривая себя поверить в свои же слова. Как бы он хотел, чтобы все было именно так. *** Проснулся он на следующее утро в одиночестве. Как и следовало ожидать, Камиджо исчез, даже не попрощавшись, и от этого было отчего-то тяжело и муторно на душе. За сигаретой вместо завтрака Маю размышлял, было ли хоть что-то, сказанное этой ночью, правдой, были ли настоящими слезы Камиджо и его слова, отдавал ли он на самом деле себе отчет в том, что делает. До ужаса тянуло взять телефон и позвонить, а еще лучше – собраться и поехать к нему. Раз они смогли прийти к какому-никакому диалогу ночью, может, и теперь смогли бы. Но его номер ожидаемо отзывался лишь длинными гудками, и с этим пришлось смириться. Не появился Камиджо в этот день и на репетиции, общаясь по телефону лишь с Айей, заявив, что поехал в Сайтаму, договариваться там о выступлении. А через несколько дней Маю в очередной раз убедился, что нечего верить подлому сердцу бродячей балерины. Эту фразочку он услышал когда-то давно, и вроде бы даже от самого Камиджо, но сейчас она была удивительно в тему. Потому что не было ничего отвратительнее, чем осознавать, что тебя использовали как носовой платок в минуту слабости и апатии, в то время как на самом деле жизнь прекрасна и замечательна. По крайней мере, выглядел Юджи в тот день отчаянно счастливым, отвратительно активным и развязным, шумно заваливая Айю комплиментами и подарками в честь его дня рождения. Вообще-то отмечать тот ничего не планировал. Дата была не круглая, да и не стоил такой повод настолько масштабной посиделки, но Камиджо решительно запротестовал, организовал чуть ли не вечеринку прямо на репетиционной базе, и за весь вечер ни разу не взглянул на Маю. С плохо скрываемой злобой тот наблюдал, как Юджи, не выпуская из пальцев длинную сигарету, все откровеннее подкатывает к Айе, который, сволочь такая, вовсе и не против. Может быть, он был просто любителем подобного, а может, его привлекал грязный флирт, но в какой-то момент Маю просто захотелось гаркнуть "ну вы потрахайтесь здесь еще!". Юджи вел себя откровенно вызывающе, изящно поводил плечами, смеясь над чьей-то дурацкой шуткой, а Айя бессовестно пожирал его взглядом, глядя неотрывно и с более чем однозначным интересом. Поначалу Маю честно старался не пить, но когда через пару часов уже открыто лицезрел Камиджо, обнимавшего их второго гитариста одной рукой за шею и шептавшего ему что-то на ухо, то и дело задевая губами мочку, не опрокинуть в себя услужливо поданный кем-то вискарь не было никакой возможности. Ребята из стаффа то ли делали вид, что ничего не происходит, то ли просто уже успели упиться, но обжимания Камиджо с Айей явно никого не смущали. Даже Ю, расслабившись, только хихикал, поглядывая на них. А Юджи, окутанный сигаретным дымом, кажется, решил в этот день побить все рекорды. В глубине души Маю горько смеялся сам над собой, вспоминая недавнюю ночь. Как же легко он в очередной раз повелся. Этот явился к нему с несчастной физиономией, красиво расплакался, и он, как дурак, растаял. Нашел для него слова утешения, открылся, жалел этого мерзавца, как умел, и держал в объятиях до самого утра, чтобы остаться в очередной раз ни с чем. Камиджо все-таки умел вот так от души потоптаться по его сердцу, с хрустом поломав любые надежды на то, что когда-нибудь станет другим. Мрачно подняв взгляд, осознав, что он просто-напросто окосел, потому что пил на голодный желудок, да еще и курил как ненормальный, Маю вдруг понял, что давно уже сидит, отупев, и даже не особо воспринимает реальность. А в реальности было весело, в частности, потому что прямо перед ним Камиджо и Айя напряженно смотрели друг на друга, и каждый старался не моргнуть. Их поддерживали громкими криками, и Маю сообразил, что, похоже, эти двое решили посостязаться в гляделки. Даже с расстояния нескольких шагов он видел, что Юджи четко настроился сегодня на постельные забавы – он был напряжен, как хищник, и жесты его невольно становились все соблазнительнее. Даже обострившаяся худоба их не портила, этот гад точно в прошлой жизни был кицунэ с девятью долбанными хвостами. Айя, не выдержав, моргнул и отвел взгляд, рассмеявшись. Все радостно заорали, поднимая бокалы, а Камиджо решительно поймал его за точенный подбородок. – Мой приз, – томно выдохнул он, облизывая горящие губы. Маю не успел отвернуться, а может, не особо и хотел. Тупо смотрел, как Юджи резко дернул Айю к себе, бесстыже впившись в его губы, и принялся развязно целовать, будто в порно снимался. Айя к нему не прикоснулся, но Маю четко увидел, как тот ухмыльнулся в поцелуй и ответно скользнул языком Камиджо в рот. "Ублюдок", – пронеслось в мыслях, и нельзя было точно сказать, к кому это относилось. Возможно, к обоим. Перед глазами что-то дрожало, будто в миражной дымке в жаркий день, и, не глядя, Маю затушил окурок о собственную ладонь, но почти не почувствовал боли. Зато сидевший с ним рядом молоденький менеджер Рику тут же охнул и отобрал у него сигарету. – Маю-сан! – Да все в порядке, – Маю хотел было махнуть рукой, но в этот миг ощутил, как ладонь прожгло чуть не до костей. Оказалось, это и в самом деле весьма больно. – Надо обработать… – пробормотал Рику, покосившись на Камиджо, но тот ничего и не заметил, весь поглощенный Айей. Маю с некоторым трудом поднялся на ноги, чуть покачнувшись. – Пустяки, я сам. Пойду, под холодную воду суну. Комната кружилась и шаталась, но каким-то чудом ему удалось даже изобразить что-то типа пьяной ухмылки, проходя к выходу мимо остальных собравшихся. Правда, по собственным ощущениям, такая улыбочка скорее напоминала оскал. В туалете Маю долго мучительно рвало, и он сам не понимал, от чего вдруг. Выпил он, конечно, много, но такими темпами алкоголь даже еще не успел всосаться. Возможно, его тошнило от собственной жизни, которую он, как теперь думалось, успешно похерил между ног у одной лживой бляди, которая по каким-то неведомым причинам, все еще имела над ним власть. А может, просто отвратительная сцена присосавшегося к их общему коллеге Юджи вызывала у Маю такую дикую тошноту. Спустив воду, он кое-как поднялся на ноги и дошел до умывальников. Долго и тщательно умывался, хотя понимал, что никакой ледяной водой ему не смыть с себя ощущение пустоты и грязи. Похоже, он до конца своих дней будет вести себя как дурак рядом с Юджи. Хлопнула дверь, и Маю внутренне напрягся, отчего-то испугавшись – у Камиджо всегда была привычка появляться не в то время не в том месте. С трудом подняв голову, все еще держась обеими руками за умывальник, Маю посмотрел на того, кто пришел. Это оказался Айя. Хотя в данной ситуации такой вариант был не многим лучше. Более неудачного момента чтобы припереться в туалет тот просто не мог выбрать. К тому же было подспудное чувство, что он не просто так пришел. – Последние три стакана были лишними, – нейтрально произнес Маю и плеснул в лицо водой, пока Айя стоял за его спиной, скрестив руки на груди. Однако тот проигнорировал его слова. – Если тебе все это поперек горла, почему ты не вмешаешься? – спокойно поинтересовался он. Опершись руками в края умывальника, Маю медленно повернул голову и уставился на Айю, который ничуть не смутился этого взгляда. – Забери его куда-нибудь, да разберитесь уже. Сколько времени вы были вместе? Ведете себя хуже разведенных супругов. "Мы были вместе миллион лет и еще немного", – с неожиданной горечью подумал Маю. Слишком много, чтобы остались какие-то шансы или неиспользованные ходы. – Что, донес уже кто-то? – усмехнувшись, поинтересовался он. Почему-то Маю не верилось, что Камиджо делился с Айей подробностями их личной эпопеи. – Нет, но тут сложно не догадаться. Ведете себя как типичные бывшие, у которых все было. Если бы после недавнего приступа рвоты пополам с отчаянием у Маю еще оставались силы, он бы рассмеялся. Как верно замечено: все было. Только Айя почему-то подумал, что конец еще не настал. – Ты, наверное, решил, что я его ревную, или что у меня чувство собственности зашкаливает, – негромко произнес Маю, опять отворачиваясь к крану и умываясь снова, в последний раз, чтобы наконец остановить бегущую воду. Айя ничего ему не ответил, он стоял молча и ждал продолжения. Но даже так Маю понял, что попал в цель: тот разгадал его истинные чувства, ведь на самом деле ему действительно было не все равно. – Ты ошибся, Айя, – стараясь, чтобы слова звучали как можно более уверенно, он поднял голову и посмотрел на коллегу в зеркальном отражении. – Юджи бесит меня, потому что он придурок. И потому что за все эти годы я от него страшно устал. Но уж точно не потому, что он стелется под каждого, кто ему приглянулся. И, изобразив некое подобие улыбки, Маю развернулся и шагнул к выходу, по пути хлопнув Айю по плечу: – Зеленый свет. Делай, что хочешь. Возвращаться в репетиционную, из которой даже в коридор лился пьяный смех Камиджо, Маю не захотел, а сразу направился к лифтам. На сегодня с него было достаточно этой внеплановой вечеринки. Сесть за руль он уже не мог. Маю казалось, что будь он даже кристально трезв, человеку, доведенному до нервного тика, лучше не выезжать на дорогу. Присутствие Юджи рядом действовало на него хуже наркотиков и алкоголя, смешанных вместе, взбитых в блендере и влитых прямо в кровь. Иногда Маю думал, что однажды сдохнет от передоза – передоза Камиджо. В метро было не слишком людно, час пик уже миновал, и Маю даже смог сесть, чтобы тут же прижаться пылающим лбом к холодному поручню. Оставалось только надеяться на то, что он не проедет станцию пересадки. Общественный транспорт Маю не любил, а от репетиционной базы еще и добираться было неудобно – вроде и недалеко ехать, но с множеством переходов от поезда к поезду. Кроме того, сидя за рулем, Маю сосредотачивался на дороге, а в метро делать было нечего, и он купался в своих мыслях, от которых впору было вздернуться. Он поступил правильно, когда сказал Айе, что тот волен делать, что хочет. И почти не сомневался, что тот воспользуется этим щедрым предложением. Любой воспользовался бы, когда перед ним раздвигает ноги такой, как Юджи. Маю так и представлял себе эту сцену, как на видеоперемотке крутил по кругу с мазохистским усердием, думая, что, быть может, хотя бы после сотого раза его снова стошнит, и вместе с тем из организма выйдет чертова привязанность к Камиджо, за которую он себя уже ненавидел. То, что это был явно не его день, Маю понял, когда под дверью собственной квартиры не обнаружил в привычном кармане ключей. Добирался он так долго, что к моменту приезда в голове более-менее прояснилось, и в десятый раз исследуя по очереди все карманы, Маю вспомнил, как забыл искомую связку на базе, когда Ю попросил у него зажигалку и, чтобы вытащить ее, он сперва достал ключи. Достал, да так и оставил лежать на кофейном столике в углу. В первый момент Маю хотел от души врезать ногой в стену. Потом, чуть успокоившись, он прижался лбом к холодной двери. "Счастье было так близко", – уныло думал он. От душа, тишины, покоя и ужина его отделяла одна лишь тонкая, но непреодолимая сейчас перегородка. Пообещав себе подружиться с соседями и оставить кому-нибудь из них запасной комплект ключей, Маю отправился в обратный путь. Можно было лишь надеяться, что кто-то оставался на репточке, и он не упрется в запертый замок еще и там. Однако здесь – впервые за весь день – Маю повезло. Двери внизу оказались открытыми, хотя все здание утопало в полумраке, и когда он шел по коридору, увидел тонкую полоску света, тянущуюся по полу от их базы. Испытав почти облегчение, Маю ускорил шаг и, поравнявшись с дверью, решительно толкнул ее. В первую секунду он решил, что ему мерещится. Слишком много раз за сегодня он воображал себе эту сцену, и вот теперь та встала перед ним, как наяву. Еще через мгновение до него дошло, что открывшаяся картина – отнюдь не плод его воображения. Юджи лежал на спине, запрокинув голову, а ногами обнимая бедра Айи – происходило всё это на том самом столе, где тремя часами ранее стояли тарелки с на скорую руку придуманными закусками и пластиковыми стаканчиками, в которые наливали пиво и саке. Часть из них теперь в беспорядке валялась на полу, и это Маю тоже почему-то отметил вскользь. На Камиджо была одна только его кофта с непомерно широкой горловиной. Днем Маю обратил внимание, что та болталась на нем, как на вешалке. Сейчас же она была закатана до самых подмышек, обнажая выпирающие ребра и маленькие твердые соски. Больше одежды на Юджи не было – никакой. Айя же стоял рядом, притянув его за бедра к самом краю стола, и вколачивался грубо и резко в его тело. Раздеться до конца он тоже не успел, Маю видел, как красиво перекатываются мышцы спины под смуглой кожей и какая шикарная у него задница – еще бы, на другую Юджи и не позарился бы. Джинсы Айи сползли до колен, но ему, казалось, это совершенно не мешало. Время сбилось и потеряло счет, Маю растерялся и никак не мог сообразить, долго ли он пялится на происходящее. Он испытывал странное двойственное ощущение, когда смотрел, как Айя водит пальцами по бедрам Камиджо, как склоняется к нему и целует в солнечное сплетение, а тот выгибается под ним и выстанывает пошлый бред, вроде "быстрей" и "сильнее, блять". Маю точно знал, как это происходит. Это были его чувства, его воспоминания и эмоции – только его. Он помнил запах мягких волос Юджи, какая горячая у него кожа, знал, каким он всегда был тугим внутри. Все это принадлежало одному лишь Маю, но сейчас другой человек – чужой, посторонний – беспардонно брал то, к чему прикасаться не смел. Брал на глазах Маю, и у того в голове не укладывалось, как такое вообще может быть. Словно он пришел домой поздно вечером, а в его доме на его месте сидит кто-то другой и отлично себя чувствует, как будто так и надо. – Айя... давай… Давай же... – имя, которое Камиджо почти выкрикнул, отрезвило Маю, и он мотнул головой, наконец приходя в себя и осознавая до конца, что сейчас происходит. Айя сорвался на короткий стон, делая более резкие, судорожные движения бедрами, в то время как Камиджо в полный голос застонал под ним, ерзал, пытаясь подмахнуть и насадиться еще сильнее. И это продолжалось до бесконечности – до хреновой бесконечности. Маю еще никогда не видел, чтобы кто-то кончал так долго. Казалось, что весь мир сосредоточился в одной точке, вокруг этих двоих, которые так беззастенчиво наслаждались друг другом, что даже не заметили присутствия третьего, непрошеного свидетеля. Мозг не успел среагировать, тело опередило его, и Маю со всей дури хлопнул дверью. Еще немного сильнее, и рухнула бы стена – он был уверен в этом. По коридору пустого здания отдалось гулкое эхо. Вздрогнув, Айя резко обернулся, и Камиджо тоже вскинулся, приподнимаясь на локте. Маю не мог себя заставить отвести глаз от его лица, от припухших губ и блестящих глаз. Юджи всегда выглядел так после секса, взбудораженным и, как ни странно, каким-то удивленным. Прежде в такие минуты Маю не мог на него налюбоваться. – Маю? – нахмурившись, Айя отстранился от Камиджо и торопливо натянул штаны, в то время как сам Юджи медленно свел ноги и опустил их на пол. Маю видел, что на животе у него влажно блестит сперма, и впервые с момента своего прихода почувствовал, как внутри просыпается ярость. – Давно ты тут? – привычно спокойно поинтересовался Айя, застегивая ремень. – Достаточно. Вы бы хоть дверь заперли. От Айи надо было избавиться – необходимо было выставить его вон, потому что тот не имел никакого отношения к истинной сути происходивших здесь вещей. К тому, что творилось между ним и Камиджо. Но пока еще Маю мог держать себя в руках, надо было убедить Айю, что все под контролем, чтобы тот не надумал вмешиваться. – Ну, извини, – добродушно усмехнулся Айя. – Мы думали, все уже разошлись. – Наверное, нам с Маю надо поговорить, – медовым голосом произнес Камиджо, и тот перевел взгляд на него. Юджи как раз натягивал штаны на голое тело, свое белье он, видимо, где-то посеял в процессе, и Маю понял, что закипает при одной мысли о том, что у того сейчас между ног. Что чужая сперма сейчас в его заднице, стекает по его бедрам, пока эта шлюха невозмутимо улыбается и натягивает свои блядские обтягивающие штаны. – Поговорить? – Айя вопросительно поднял брови и перевел взгляд с Камиджо на Маю. – Если тебе так хочется, – Маю кивнул Юджи, стараясь не смотреть в сторону Айи. Почему-то он почти не сомневался, что в его глазах тот прочитает многое, о чем лучше не знать. – Не жди меня, ладно? – плавно шагнув к Айе, Камиджо невесомо коснулся легким поцелуем его губ, улыбнувшись, и тот, видимо, окончательно расслабившись, кивнул. – Ну ладно, тогда до завтра, – и уже на выходе он обернулся и добавил: – прости, Маю. Правда, не думал, что кто-то придет... – Проехали, – отозвался тот. Хлопнула входная дверь, они остались наедине. Камиджо одернул кофту и прошелся по комнате, обнаружив на стуле стаканчик с оставленным кем-то виски. Маю автоматически подумал, что это было явно не пиво, потому что пиво Юджи ненавидел и ни за что не стал бы его пить. В голове бушевала удивительная пустота. Если бы не дрожь перед глазами, Маю решил бы, что он вовсе ничего не чувствует. В конце концов, не в первый раз он ловил Камиджо на горячем. Правда, настолько нагло тот еще никогда не попадался, и Маю не заставал его непосредственно под другим мужиком, обычно созерцая только последствия и чужие отметины на теле любовника. Это было ничуть не менее мерзко, но не шло ни в какое сравнение с увиденным только что. – Развлекся? – раздался какой-то сухой голос Юджи и Маю посмотрел на него. – Это надо у тебя спросить, шлюха драная. Слова вырвались сами, он даже не понял, как произнес их. Хотя когда-то пообещал и себе и Камиджо никогда не говорить ему такого вслух. Юджи рассмеялся и медленно подошел чуть ли не вплотную. Глаза у него были какие-то совершенно сумасшедшие, будто он не в себе. То, что Камиджо был пьян в стельку, даже не могло быть тому причиной. – Айя хорош, – сказал он, будто нарочно. – Даже очень, куда лучше, чем ты. Маю почувствовал, как в груди что-то больно дернуло. То ли от ярости, то ли от омерзения. – Рад слышать, что ты удовлетворен. – Сколько ты стоял и смотрел? Пять минут? Десять? Специально дал ему в меня спустить, а мне – кончить? Ты всегда отличался добросердечием, дорогой… Договорить он не успел. Красный туман ярости опять заклубился перед глазами, и Маю резко схватил Юджи за плечи, что есть силы его встряхнув. – Придурок. Что ты творишь? Что ты с собой творишь, я тебя спрашиваю?! – Тебя не касается! – рявкнул Камиджо в ответ, даже не пытаясь вырваться. – Тебе вообще должно быть плевать! Как ты там говорил?.. Через несколько лет я буду над этим смеяться, и ты посмеешься вместе со мной? Жалко, что нельзя сразу промотать эти несколько лет вперед, Маю! "Он просто пьян. Просто пьян и потому строит из себя подстилку", – думал Маю, все еще до боли сжимая его плечи. Юджи был так близко, что он чувствовал его запах – смесь тяжелых сладких духов и алкоголя. И чужой, душный запах другого мужика, который только что имел его. Запах секса, как омерзительный шлейф тянущийся за Камиджо, сводил с ума, Маю с трудом сдержался, чтобы не сжать его шею обеими руками. Придушить бы, перекрыть кислород, смотреть, как он будет хрипеть, беспомощно дергаясь, как из его глаз опять побегут слезы, но на сей раз не лживые, а самые что ни на есть настоящие. Выдавить бы из него жизнь, чтобы больше не смел медленно, по крупицам, высасывать жизнь из него, Маю, во имя одной ему известной цели. – Ведешь себя как блядь, – еле сдерживаясь, он дрожал от злости, близко подтащив Камиджо к себе и с ненавистью шепча ему в губы. – Бьешь просто все рекорды. Зачем?! Ты не был таким… – Себе спасибо скажи, что стал! – неожиданно крикнул Юджи с истеричными нотками в голосе, рванулся и высвободился из крепкого болезненного захвата. При этом Маю так старался его удержать, что порвал рукав его кофты. Весь дрожа, Камиджо передернул плечами. Маю смотрел ему в глаза и думал, что будь сейчас у того в руке что-то острое, он всадил бы, не задумываясь это в него. Неужели они и правда когда-то так сильно любили друг друга?.. Неужели еще несколько дней назад Маю гладил этого человека по волосам и обнимал, стараясь утешить? Неумело, может и глупо, как мог. Но ведь искренне старался. – Ты даже не подумал, что я в тебе нуждаюсь! – выкрикивал Камиджо ему в лицо, сжимая кулаки. – Тебе и в голову не пришло, насколько это больно – потерять все, что было смыслом жизни так долго! Ты как всегда думал, что веселая потаскушка ничего не чувствует и тут же займется чем-то другим, когда вы все меня бросили и разбежались!.. "Это еще тут при чем?!" – чуть было не простонал Маю. Пару секунд он вообще не мог понять, о чем этот ненормальный толкует, и только потом дошло. Он хотел ответить что-то, найти какие-то слова, но почему-то сам того не желая подхватил истеричный тон Юджи и резко бросил ему в лицо совсем не то, что собирался. – Нашел о чем сокрушаться! – оттолкнув его от себя, Маю скривился. – Ты сам собрал манатки и радостно прыгнул в самолет, умотав черт знает куда, перед этим заявив, что уходишь от меня! – Нет, радость моя, манатки собрал ты и съехал от меня с такой скоростью, будто только этого и ждал! Это был какой-то сумасшедший дом, где все перевернулось с ног на голову. В висках пульсировало, Маю казалось, голова у него вообще сейчас взорвется. – Только не ломай комедию и не пытайся меня убедить, что страдал без меня! – выплюнул он, решительно отвернувшись и отступая от Юджи подальше. – Ты ясно сказал, чтобы я тебя не ждал! Или что, это как обычно означало, что я должен был о чем-то там догадаться, презреть твои слова и кинуться следом? Отыскать тебя, схватить за зад и притащить обратно?! Что за хрень, Юджи! Как ты заебал меня со своими загонами и бесконечными играми в догонялки, почему, мать твою, с тобой нельзя просто нормально жить и работать?! – Потому что ты сам не можешь нормально жить и работать! Тебе надо постоянно макать меня в дерьмо и убеждать себя, что я именно такой, как ты думаешь! Грязный, поверхностный, легкомысленный ублюдок! Только таким я тебе, похоже, нравлюсь! Ну так теперь все идеально – я такой как ты хотел! Трахаюсь со всеми подряд, со всеми, кто попадает в поле зрения! Что теперь тебе не нравится?! Камиджо орал так, что наверняка, если кто-то и был еще в здании – они точно слышали. Его голос просто звенел в ушах, Маю очень хотелось заткнуть их пальцами и помотать головой. А еще не думать, не думать, не думать, что что-то в словах Юджи сейчас – правда. Камиджо шагнул к нему, сократив расстояние, потому что Маю отступал все дальше и дальше. Ухватив за края куртки, он вплотную дернул его к себе, а потом ударил – неумело и от того больно. И еще раз, размахнувшись как следует. Скулу Маю обожгло что-то среднее между ударом и пощечиной, и если бы не вся абсурдность ситуации, он бы даже посмеялся, что чертов дохляк даже врезать нормально не может. Ухватив Юджи за руку, он вывернул его запястье и завел ему локоть назад, не обращая внимания на жалкий скулеж. – Лапами своими не размахивай тут мне! – выдохнул Маю. – И не прикидывайся несчастным и брошенным. Ты обожаешь страдать, а тут такой повод! Целый альбом настрадал, еще бы в открытую написал везде, что я тебя бросил! Никто тебя не бросал! Ты сам свалил нахрен, а когда объявился – тут же полез ко мне снова, какого черта тебе это сдалось? Так сильно хотелось и дальше портить мне жизнь?! Поздравляю, тебе удалось!.. – Пусти меня сейчас же! – губы Камиджо болезненно скривились, но Маю еще сильнее вывернул ему руку назад, и тот заорал. – Больно, Маю!.. – А вот это ты всегда любил повторять! И тебе всегда нравилось! Хлебом не корми – дай пострадать и довести меня до белого каления, чтобы я врезал тебе посильнее! Маю уже не чувствовал, что его несло. Ему, как прежде уже бывало, сорвало крышу, и остановиться он просто не мог. Сколько раз ему снилось что-то подобное, сколько раз он представлял, насколько легче стало бы, разбей он в кровь лицо Юджи, сотри он эту проклятую ухмылку и выражение превосходства. Сколько раз он мысленно ставил этого блудливого подонка на место. Сколько раз сам себе он с горечью признавался, что никогда не перестанет любить его, и действительно надо было тогда поехать вслед за ним в Вену. Или вообще не отпускать. Камиджо в очередной раз дернулся, высвободив запястье из его руки, и ударил кулаком в плечо, стараясь сделать это побольнее. Они почти сцепились, и Маю сам не понял, в какой момент грубо и резко оттолкнул его от себя, не рассчитав силу. Будто в замедленной съемке он видел, как Камиджо занесло назад, и он, споткнувшись и потеряв равновесие, начал падать как-то по косой. А в следующий миг рухнул, выстелившись на полу всем телом, и с размаху ударился головой о металлическую ножку стола. Того самого, на котором несколько минут назад его трахал Айя. Оглушительная тишина ворвалась в сознание Маю, но он не мог пошевелиться, глядя на лежащего на полу Камиджо. Тот не двигался и не издавал ни звука, и от этого в душу закрался холодный ужас. Перед глазами снова и снова, будто на повторе, крутился миг его падения – ужасно медленно, плавно. Силу удара о кажущийся какой-то монолитной глыбой кусок металла Маю просто не мог себе представить, но видел, что стол сдвинулся с места. И видел, что Юджи лежал в неестественной позе, совершенно не шевелясь. Ноги разом стали ватными, по шее заструился холодный пот. Маю с трудом сделал пару шагов и медленно опустился на колени рядом с Камиджо. Что же он натворил? Что он сделал, черт побери все на свете? – Юджи, ну чего ты… – хрипло позвал он, чувствуя, что горло сдавило. Трясущимися пальцами Маю осторожно коснулся его, отведя в сторону волосы, и похолодел уже до ступора. На затылке была кровь. – Юджи… Хотелось заорать. Заорать и проснуться где-нибудь в своей постели, пусть в холодном поту и с одеялом на голове. Только бы не видеть это неподвижное тело и эту кровь, только бы не понимать кристально-четко, что все случившееся – его рук дело. И это он, Маю, кажется, сотворил что-то ужасное. Несколько минут он боролся с собой, пытаясь понять или вспомнить, как действовать в подобных случаях. Вроде бы, трогать нельзя, он ведь понятия не имеет, какая там травма. А что если он уже… С трудом справившись с собой, Маю сглотнул ком в горле и очень осторожно взял Камиджо за плечо, медленно перевернув, укладывая на спину. Крови было море, и Маю резко стало тесно и больно в груди. Сердце, казалось, не хотело больше работать, только беспомощно трепыхалось, не давая нормально дышать. Внезапно перед глазами появилась какая-то пелена, смаргивая которую и чувствуя холод на лице Маю не понимал, что это. Наклонившись ниже к Камиджо, он осторожно убрал с его лица перепачканные кровью волосы, силясь не смотреть на разбитую голову. Маю даже не понял, где именно рана, но вроде бы, слева от виска, среди густой массы волос. Взяв за плечи, Маю медленно уложил Юджи к себе на колени, обхватив руками, и склонился над ним еще ниже, почти касаясь ухом его приоткрытых губ. С огромным облегчением он понял, что тот дышит. Просто без сознания. Хотелось провалиться в ад и сдохнуть на месте. Маю смотрел на Камиджо, невольно легонько касаясь ладонью его щеки, и старался не думать, что с ним самим было, не услышь он сейчас его дыхания. Он бы, наверное, сам умер в тот же миг. *** Маю едва ли помнил все, что происходило потом. После секундного облегчения его накрыло волной нового ужаса: да, Камиджо был жив, но он мог не дождаться квалифицированной помощи. Вызов скорой, путь до больницы, путаные ответы на вопросы врачей – все осталось как в тумане. – Вы же понимаете, что мы обязаны заявлять о таких случаях? – сказали Маю в больнице. – До того, как пострадавший очнется и прояснит спорные моменты. Тогда он только рассеянно кивнул и лишь позже подумал, какая была бы ирония, заяви Юджи на него в полицию. Не зря Айя так метко пошутил о бывших супругах – в их отношениях с Камиджо действительно было что-то от извечной семейной борьбы, описанной, оплаканной и осмеянной во многих творческих произведениях. Трагикомедия, когда люди, некогда любившие друг друга, в финале опустились до рукоприкладства. Обследование и наложение швов заняло не так много времени, от силы минут сорок, но Маю успел истоптать полы приемного покоя и два раза отказался от кофе, заботливо предложенного кем-то из персонала. Когда на пороге, наконец, появился врач, Маю сразу почувствовал облегчение. Любые новости, хорошие или плохие, были лучше неведения. У Камиджо диагностировали сотрясение мозга и небольшую потерю крови. Маю показалось, что крови было пугающее количество, исключительно из-за алкоголя. К тому же он запоздало вспомнил, что даже незначительные порезы на лице или на голове всегда обильно кровоточат, но это мало его утешило. – Если хотите, можете к нему зайти, – предложил врач. – Он, правда, спит, но все равно. – Нет, – Маю решительно мотнул головой. – Нет, спасибо, я лучше завтра. К такому свиданию он был категорически не готов. Однако на следующий день он не нашел в себе сил выйти из дома и отправиться в больницу. Как неприкаянный призрак он шатался по квартире, делая простые никчемные действия, включая и выключая телевизор, заваривая чай, принимая душ, а его мысли как будто плавали в мутном сиропе. Словно Маю был тяжело болен, и температура зашкаливала за адекватную отметку. Несколько раз ему звонили, но он игнорировал. Однако когда в четвертый раз высветился номер Айи, ответить все же пришлось. – Что у вас там вчера произошло? – непривычно строго произнес Айя. – Скажи мне, что это не то, о чем я думаю. – Это не то, о чем ты думаешь, – покорно ответил Маю. Он не врал: Айя наверняка посчитал, что он пытался прибить Камиджо, но действительно же не хотел, чтобы все вышло вот так. Или хотел? – Очень надеюсь на это. Он спрашивал про тебя. К горлу подступил комок, и больше всего на свете Маю хотелось сейчас спросить, как там Юджи. Но почему-то не смог. – Я заеду к нему на днях, – вместо этого ответил он и повесил трубку. По непонятной причине этот разговор отрезвил Маю, и он еще долго сидел в кресле, сжимая телефон в руке. В голове начало прояснятся, до него постепенно доходил ужас всей сложившейся ситуации. Не суматошный и панический, а холодный и взвешенный ужас понимания, в кого он превратился. В кого превратились они оба. "Так дальше нельзя, однажды я просто убью его", – словно со стороны услышал Маю голос, и не сразу понял, что тот принадлежал ему самому. Сотни раз он говорил себе, что с него хватит, что точка кипения достигнута, что хуже уже быть не может – но продолжал тянуть лямку, потому что не мог иначе. Теперь же, сидя в пустой квартире, слушая, как в фоне бестолково бормочет что-то телевизор, Маю осознал, что просто обязан справиться. Сейчас или уже никогда. Палата Камиджо была маленькой, одноместной. Маю редко сталкивался с реалиями больниц, однако слышал, что личную палату предоставляют за доплату. Кто-то позаботился о Юджи, а может, пациентам с сотрясением мозга требовался особый покой, и палату ему выделили без дополнительных требований. Сейчас это было не столь важно, Маю просто зацепился за первую попавшуюся мысль, чтобы хватило мужества переступить порог. Жалюзи были заботливо опущены, из-за чего комнату заполнял полумрак, и казалось, что уже наступил вечер. – Ему сейчас дали снотворное, но думаю, минут десять у вас есть, – сказала Маю медсестра. – Мне этого хватит, – ответил он. Камиджо лежал в постели – широкой больничной постели с кучей наворотов, вроде подъемника, ручек по бокам и кнопки вызова сестры над головой. Утопая в подушках и одеялах, он казался еще более худым и тщедушным. Прежде чем он открыл глаза и посмотрел на Маю, тот успел заметить повязку чуть выше его виска. Бинты не охватывали всю голову, как до этого рисовало воображение, повязка была совсем небольшой и держалась на каких-то скобах, но легче от этого не становилось. Маю снова сделалось дурно, когда он вспомнил, как из раны хлестала кровь. Взгляд Юджи оказался неожиданно ясным, он смотрел прямо на Маю, не моргая, пока тот преодолел несколько метров до постели и опустился на стул, оставленный специально для посетителей. Кисти Камиджо, лежащие поверх одеяла, казались костлявыми, как у скелета, а болезненно-бледная, полупрозрачная кожа только усугубляла это впечатление. – Прости меня, – негромко произнес Маю, глядя в окно, через закрытые жалюзи которого тщетно пытался пробиться солнечный свет. – Пожалуйста, Юджи. – Мне не нравится, как ты сейчас говоришь, – Камиджо долго молчал до этого, и его голос прозвучал чуть хрипло. – Что ты задумал?.. Он попытался приподняться, но Маю сделал предупреждающий жест. – Лежи и не двигайся, ладно? Очень тебя прошу. Наверное, что-то действительно было в интонациях его голоса, что-то новое и незнакомое, потому как вопреки своему упрямому нраву Камиджо, поколебавшись секунду, покорно опустился на подушку. – Я мог тебя убить, – еще тише, чем до этого, добавил Маю. По пути в больницу он миллион раз представлял себе этот разговор, вот только так и не смог придумать, что говорить. Зато был уверен, что не сможет глаза на Юджи поднять. Но на деле все вышло наоборот. Слова давались легко, и смотреть прямо ему в глаза тоже было совсем несложно. Быть может, потому что Камиджо не винил его – это Маю понял сразу. Или потому, что впервые он для себя действительно все решил. – Я знаю, что ты не хотел меня убивать. Это случайно получилось, я же сам упал. – Не сам, я тебя толкнул. – Хорошо, толкнул. Но ты не хотел. Горько улыбнувшись, Маю покачал головой. За годы, проведенные рядом с Камиджо, он сотни раз воображал, как убивает его, как душит или сворачивает шею, в минуты самой страшной ярости или боли испытывая секундное облегчение от этих жутких с общечеловеческой точки зрения картин. А теперь Маю понял, что обманывал себя. Чего он действительно не желал, чего даже боялся, так это того, что однажды Камиджо не станет. Даже если они оба доживут до глубокой старости, и через пятьдесят лет, и через семьдесят Маю не хотел услышать, что Юджи Камиджо больше нет. Никогда и ни при каких обстоятельствах. – Похоже, Юджи, пора признать, что мы потерпели провал, - произнес он, не отводя глаз от его лица. – Сразу на всех фронтах. Брови Юджи дрогнули, будто он хотел нахмуриться, но в последний момент передумал. – Это не конец, – полушепотом произнес он. – Маю… Все наладится. Маю молчал, он не хотел спорить, потому что видел: Юджи верит в свои слова. Зачем переубеждать? По своему горькому опыту Маю знал, что такие вещи можно только осознать самостоятельно. – Я много думал, – Камиджо сглотнул и облизал пересохшие губы. – У меня тут было время, как видишь. Думал о том, что случилось. Если кто и виноват, то только я один. Я как представил... Маю, если бы я застукал, как ты пялишь кого-то на столе, я бы сломал твою гитару о твою же голову... Он начинал волноваться и снова приподнялся на локтях, и Маю в успокаивающем жесте прижал свои ладони к его щекам, легко поглаживая большими пальцами. – Тише, Юджи, – почти ласково попросил он. – Я виноват, – упрямо повторил тот. – Хорошо. Ты виноват, я виноват, мы оба виноваты... – Не разговаривай со мной, как с придурком, – возмутился Камиджо, но голову на подушку все же опустил. – Все наладится, Маю, вот увидишь. Я больше не буду так поступать, обещаю. Я все исправлю. Схватив руку Маю за запястье, он прижался губами к его раскрытой ладони. Пальцы Камиджо были ледяными, а губы наоборот очень горячими. Маю не отнимал руку, не спорил и не говорил ничего, он видел, что Юджи почти засыпает, как и обещала медсестра, и не знал, чего хочет больше: чтобы тот, наконец, замолчал и отключился, или чтобы продолжал говорить прекрасные и несбыточные слова. Прежде чем закрыть глаза, Камиджо слабо улыбнулся, но Маю не смог себя заставить вернуть ему улыбку. В тот момент он почему-то искренне верил, что Юджи действительно все исправит, но уже не с ним, а с каким-то другим человеком. Некоторое время он оставался в палате, глядя на спящего Камиджо. Странно, но он не чувствовал ставшего привычным раздражения, не думал обо всех гадостях, которые произошли между ними, и при этом ничуть не сомневался в правильности принятого решения. Конечно, расставались они не навсегда, Маю не сомневался, что еще не однажды они с Юджи встретятся снова, работая вместе, и, чем черт не шутит, на славу поскандалят, как в старые добрые времена. Но сейчас, на этом этапе, Маю ставил твердую однозначную точку. История закончилась, и даже хорошо, что Камиджо этого не заметил. Мягко поцеловав его запястье и ладонь, Маю осторожно высвободил пальцы из руки Камиджо и, поднявшись на ноги, окинул взглядом палату. На прикроватной тумбочке стоял принесенный кем-то букет цветов, и Маю подумал, что было бы правильно и символично тоже оставить Юджи сейчас что-то на память. Но как назло с собой ничего подходящего не было, а следом пришла мысль, что так даже лучше. Все, что можно было дать друг другу, они уже отдали. Тихо прикрыв за собой дверь в палату, Маю не спеша направился по коридору к лифту, пытаясь понять, что он чувствует. Но в голове и на сердце было глухо и пусто, и пускай он знал, что это временная легкость, и что совсем скоро его накроет, пока он радовался тому, что сделал самый важный шаг в своей жизни. Шаг назад.