Маленький секрет Урахары Киске

*** Меня зовут Каэде Шизука. В этом письме я расскажу одну историю, приключившуюся со мной некоторое время назад. Я не могу настаивать, чтобы ты безоговорочно верил мне, читатель, просто знай, что это действительно было пережито мной, сколь бы невероятными подобные случаи ни казались. В этом рассказе не будет и слова лжи, и единственным оправданием моих неточностей прошу считать прошедшее с того случая время и мои расшатанные нервы. Думаю, когда-нибудь я буду рассказывать эту историю своим внукам совершенно спокойно, посмеиваться в нужных местах, расцвечу рассказ парой шуток и забавных подробностей. Гипотетические внуки будут хотеть еще раз послушать «историю бабушки Шизуки». Пока же мне тяжело вслух вспоминать об этом происшествии так, чтобы не дрожали голос и руки. Возможно, на кого-то другого это происшествие бы не так повлияло, но я же всегда была очень впечатлительной и, не побоюсь этого слова, нервной. Потому-то и не отправилась вопреки всем советам окружающих меня людей в Токио, куда меня, с отличием окончившую медицинский, приглашали на работу в престижную клинику. Я знала, что жизнь в огромном суматошном мегаполисе не пойдет мне на пользу. Я выбрала путь «синицы в руках», тот, что казался проще и безопаснее. Хотя просто было не всегда. Я уехала в провинцию, в город Каракуру, где у меня были дальние родственники. Там устроилась работать в небольшую частную клинику Куросаки. Работа в ней затягивала, сидеть сложа руки не приходилось. Выглядевший со стороны благополучным, город будто постоянно бурлил и, как логичное следствие, клиника никогда не пустовала. Люди, с которыми приходилось работать бок о бок, в большинстве своем были неплохими и образовывали дружный коллектив. Признаться, я была приятно этому удивлена, ведь я скорее ожидала увидеть пауков в очень просторной, но все-таки банке, а здесь царила атмосфера неформально-дружелюбной взаимовыручки и поддержки. Наверно, это все благодаря Куросаки-сану, основателю клиники и ее главе. Зубоскал и балагур, но в нем, однако же, чувствовалась скрытая сила, не агрессивная, но… просто сила. Многим медсестрам нравилась его небритая физиономия (и все остальное, к ней прилагающееся), да и среди мужского персонала он смог найти много если не друзей, то товарищей. И тем не менее многие его боялись, сами не зная почему. Можно сказать, в клинике царил пушистый и мягкий авторитаризм с налетом демократии (потому что все подчинялись добровольно, без насилия). Но я что-то увлеклась воспоминаниями, хотя села за эти записки с твердым намерением записать то, что со мной случилось в Каракуре, потому что мне уже некоторое время чудится дыхание смерти за спиной (почему-то звук его похож скорее на отдаленный крик боли). Прости меня, читатель, если некоторые подробности тебе покажутся неуместными, а почерк чересчур дрожащим. Хоть я и писала ранее про гипотетических внуков, но странная уверенность в близкой смерти немного повлияла на мое настроение и планы на будущее. Такое бывает. Как я уже упоминала, Куросаки Ишшин-сан нравился многим моим коллегам-девушкам и неоднократно получал от них авансы и соответствующие признания и предложения. До сих пор не понимаю как, но ему удавалось со всеми ними договариваться полюбовно и не дать им то, чего они хотели, но при этом – не разрушить отношения ни с одной из женщин. Я пару раз задумывалась над этим, но какому-то выводу не пришла, а сама подойти к нему так и не решилась, я слишком труслива, к несчастью или счастью. Да, читатель, и я тоже состояла в числе его поклонниц. Понятно, что больница гудела, когда одна из медсестер впервые увидела Куросаки-сана и Масаки-сан вместе. Сколько там всего было… В итоге эта пара оказалась достаточно крепкой, и девушки смирились и приняли факт наличия Масаки-сан в жизни нашего любимого начальника. Через какое-то время я с ней даже подружилась. Хотя вернее будет сказать - она со мной. Читатель, возможно, уже понял, но я все равно поясню. Я была довольно сдержанной, даже трусливой (раз уж я решила быть честной в этом письме) и всегда боялась боли. Но при этом – ответственна, исполнительна, наблюдательна, любопытна. Да, любопытство не очень вписывается в этот образ замкнутой одиночки, но именно оно всегда выманивало меня из норки, хотя и приносило наибольшие неприятности при этом. Вернувшись к основной теме, именно Масаки-сан первая подошла ко мне, замкнутой девушке в очках и со строгим пробором в черных волосах. От нее веяло солнцем и светом, с ней было так же приятно находиться рядом, как и с Куросаки-саном, очень весело и как-то спокойно. Не прошло и пяти минут, как мы над чем-то весело смеялись. Тогда это было просто мгновенной симпатией, но позже мы действительно подружились. Проводили вместе время – или за покупками вдвоем, или же встретившись в большой компании, или же Масаки-сан устраивала двойные свидания (совсем как в школе, боже мой). Она не теряла надежды устроить мою личную жизнь, крайне нерегулярную. Но тогда в моих глазах абсолютно любой мужчина был хуже Куросаки-сана. Сейчас, когда я вспоминаю эти свидания, мне немного стыдно: на них все выглядело неизменным образом – с одной стороны Куросаки-сана идет Масаки (он держит ее за руку, либо она опирается на его), а с другой стороны иду я. Мы обе очень внимательно слушаем Ишшина-сана, практически заглядываем в рот, а второй парень плетется сзади и где-то сбоку, всеми покинутый и забытый. Да, стоило бы позаботиться о том парне (да что там, парнях, потому что свиданий было несколько) и хотя бы поболтать с ним, но, знаете, если бы была возможность переиграть прошлое, я бы оставила все как есть. В том случае четвертый был лишним. Единственным исключением из этого «правила двойных свиданий» был Урахара Киске-сан. Читатель, он мне действительно тогда понравился. Он выглядел смешливым и добрым, с легкой сумасшедшинкой, и в нем тоже что-то такое чувствовалось - сила, уверенность… Он был во многом похож на Куросаки-сана и не похож на него. Как когда-то говорила моя бабушка: «будто с одной луны упали». Урахара-сан понравился мне, но я никак не заинтересовала его. Было видно, что в тот вечер он гулял с нами лишь из простой вежливости, в ответ на просьбу Куросаки-сана. Тогда в роли покинутого парня оказалась я. Впрочем, я шла рядом, иногда участвовала в разговоре, но больше слушала и смотрела. Выяснилось, что Киске-сан держит небольшой магазинчик, как сейчас помню «но ничего, что могло бы заинтересовать таких милых девушек», а Куросаки-сан подшучивал над ним: «Да-да, не ходите к этому извращенцу. Он большой выдумщик, уж поверьте! Он и съесть может!» На бумаге выглядит как-то глупо, но как же мы смеялись! А Урахара-сан загадочно прикрывал лицо веером и улыбался (хотя чувствовалось это только по глазам), заставляя задуматься, а сколько в тех словах шутки и сколько правды. Впрочем, тогда думать не хотелось, тогда мне нравилось в нем абсолютно все, даже дурацкая полосатая панамка казалась не дурацкой, а верхом оригинальности. Какой же я была глупой… Впрочем, то, что сейчас я смеюсь над собой тогдашней, еще не значит, что я стала умнее. Ах, мне опять приходится напоминать себе, чтобы я не отвлекалась от нити своего рассказа, но порой это так сложно, столько хочется сказать. Масаки со свойственной ей проницательностью почти сразу заметила, что мне очень понравился Урахара-сан. Как и то, что он не проявил ничего похожего по отношению ко мне. В такой ситуации сводничество выглядело бы наглым и неприкрытым, а деликатность всегда была числе сильных качеств Масаки. Да и я бы такого не потерпела. В тот вечер мы гуляли куда дольше обычного, пока не попали под ливень. Учитывая, что дождя никто не ожидал, то и зонтиков ни у кого не было. Ближе всех был магазин Урахары-сана, там же он и жил, так что все мы получили любезное приглашение «зайти выпить чаю». Так я впервые оказалась в этом месте. Ничего необычного там не было, на полках и витринах какие-то баночки, пакетики, конфеты и сладости… Смешно, но после слов Ишшин-сана я ожидала большего и была даже разочарованна. Зря, как позже оказалось. Если читатель думает, что уже догадался, как закончился тот вечер, думаю, я вас разочарую. Мы провели магазине не слишком много времени (хотя чай быстро сменился саке), когда Куросаки-сан засобирался домой под тем предлогом, что ему завтра рано утром нужно в больницу, за ним, естественно, засобиралась Масаки, а за ней я, хвостиком. Пока я обувалась около порога, Масаки с Ишшином о чем-то разговорились и стали не торопясь удаляться от магазинчика. Как на грех, я надела в тот вечер босоножки с тонкими ремешками, собственные пальцы после саке слушались меня куда хуже и застегнуть подобную обувь равнялось подвигу. В тот критический момент Киске-сан предложил свою помощь. Не знаю, правда, сколько он стоял у меня за спиной, наблюдая мои мучения, но появился он совершенно беззвучно, прямо из-за спины. Я даже испугаться не успела, как согласилась. Он опустился на колени и принялся застегивать мои босоножки. Конечно, тот эпизод надолго мне запомнился: Урахара Киске передо мной на коленях. Пусть даже это и была помощь пьяной девушке в таком безобидном деле. Я не уверена, но, кажется, щеки мои тогда пылали, хотелось большего, и при этом сдвинуться с места было страшно. Когда, наконец, с ремешками было покончено, Урахара-сан поднялся с колен, да и я неуверенно встала, выяснилось, что снова пошел дождь. Мелькнула и пропала мысль о Масаки с Ишшином, которые вполне могли попасть под него. Но у них был шанс оказаться к этому времени довольно близко от дома Масаки, так что вряд ли стоило беспокоиться. Я же стояла на пороге магазинчика, думала о том, как буду добираться до своего несколько более далекого дома. Зачем-то вышла из-под защиты крыши и быстро протрезвела под градом прохладных капель, в голове немного прояснилось, жар от спиртного, поселившийся в теле, вышел. Было зябко и неуютно, мне очень захотелось домой и я, собственно, пошла, настолько погрузившись в свои мысли, что даже не сразу заметила, что на меня дождь не попадает, хотя вокруг шумит все также. Оглянувшись вокруг себя, я обнаружила, что рядом со мной, накрыв нас обоих зонтиком, идет Урахара-сан! Читатель, как я была довольна, но и взволнована одновременно! Сейчас я уже не смогу припомнить, о чем мы говорили, но само воспоминание о том вечере я храню бережно и осторожно. Звук его голоса и смеха, шум дождя, мерно шелестевшего вокруг, тишину ночного города (мы вообще никого не встретили по дороге), свет фонарей, преломляющийся в каплях дождя… Столько эмоций и зрительных образов осталось в моей бедной голове, а ведь, по существу, Урахара-сан просто проводил подвыпившую девушку до ее дома, простая любезность, никаких даже намеков, тем более поползновений не было. И, честно говоря, это было легко (хоть и немного обидно) принять, я ведь его ничем не заинтересовала, да и куда мне. Прости, читатель, я опять увлеклась. Продолжу же рассказывать. Следующий день и два за ним я провела дома, залечивая простуду и успокаивая нервы. После того двойного свидания я была как в тумане, симптомы простуды причудливо переплелись с симптомами влюбленности, ни о какой работе не было и речи. Но проведя несколько дней в изоляции (я тогда временно оборвала все связи с внешним миром) я привела свои мысли в относительный порядок и снова могла себя контролировать. Какое-то время все шло как обычно, я работала и отдыхала, мало видела Куросаки-сана и общалась с ним только по работе, и всего раз виделась с Масаки-сан. Хотя на душе стало спокойнее, но Киске-сан то и дело мелькал в моих мыслях. Думаю, многие люди жалели и жалеют, что не могут избавиться от части своих мыслей, и я в их числе. Ну, как бы то ни было, я никому ничего не говорила, за исключением одного разговора с Масаки-сан, когда я с ней поделилась этим секретом, а она сказала, что уже догадалась, что узнавала насчет Урахары-сана, и что у него уже есть любимая девушка. А потом случился день рождения Масаки-сан. Идя к ней в гости (а она решила позвать гостей к себе домой), я почему-то не предусмотрела, что Киске-сана тоже пригласят. Почти весь вечер я успешно держала лицо, у меня получалось нормально общаться с людьми и естественно улыбаться, и не смотреть на Киске-сана чаще и дольше необходимого. Но в какой-то момент вечера я стала сильнее налегать на саке (видимо, потому что закончились мои любимые рыбные палочки), почувствовала себя свободнее и храбрее. Справедливости ради скажу, что не я одна. Можно было по пальцам пересчитать тех, кто остался способным адекватно мыслить и твердо стоять на ногах. Урахара-сан был в их числе. Так вот, я стала храброй и решительной и пересела рядом с Киске-саном, стала «развлекать» его разговором (думаю, мои пьяные речи были тем еще развлечением). Сначала я просто что-то бессмысленно болтала, потом начала расспрашивать его о его девушке. Киске-сан, будучи трезвым и вежливым, отвечал уклончиво, шутил и пытался увести разговор в сторону. Но меня тогда было не сбить с темы (даже трезвая я весьма упряма), и я продолжала расспросы. А в достойном завершении вечера воскликнула что-то вроде «А так она тебя целовала?» и поцеловала его в губы (повалив своим весом его на спину). Причем не абы как, а нормальным глубоким поцелуем. Он, видимо, был слишком ошарашен, чтобы возражать сразу, но продолжалось это не долго. Мы оторвались друг от друга (я немного, самую малость, протрезвела), ошарашено и настороженно посмотрели друг другу в глаза. Неловкое молчание прервал крик одного из гостей «горько!», все засмеялись, я, неловко улыбнувшись и слегка покраснев, слезла с Киске-сана, он поднялся следом, тоже неестественно засмеявшись и почесав затылок. Чуть позже я позорно сбежала с праздника. Что, читатель? Я же говорила, я трусиха. В ту ночь я долго не могла уснуть, а когда сон все-таки сморил меня под утро, мне приснился премерзкий кошмар. Мне снилось, что я беременна, что мне тяжело и нужна помощь, и я обращаюсь с просьбами к людям (во сне они все были на одно лицо), но вместо просьб у меня изо рта вырываются проклятия в их адрес и заверения в том, что мне не нужен этот ребенок. Меня отовсюду гнали, и в итоге я забрела в кленовую рощу, в красный листопад, и там, в корнях одного из деревьев, я родила. Когда я взяла ребенка на руки, то поняла, что, несмотря на то, что он мертв, он пристально смотрит на меня влажными черными, без белков, глазами. Мертворожденный бог Джизо. Проснулась я с криком и весь день потом, стоило мне прикрыть глаза, перед глазами вставали эти страшные черные глаза. Я так и не поняла смысл этого сна и попыталась о нем забыть. Сон не забывался. Тогда я восприняла его как знак, что я где-то поступила нехорошо, но единственным моим поступком за последнее время был тот злополучный поцелуй. Я решила сходить в гости к Киске-сану и извиниться за свое поведение, а после этого забыть все произошедшее, как и свой сон. Конечно, подходя к магазинчику, я втайне надеялась, что хозяина не будет дома и что неприятный разговор можно будет отложить. Но Киске-сан был дома, он провел меня в жилые комнаты и сделал мне чай. Он выслушал мои сбивчивые объяснения, сказал, что понимает меня. Признаться, знать, что он на меня не злится, уже было неимоверно приятно, но я не успела ничего сказать в ответ, как он, увидев, что моя кружка с чаем почти опустела, сказал, что пойдет и нагреет еще воды, и тогда мы продолжим разговор. Он вышел из комнаты, за ним захлопнулись сёдзи, и сразу стало очень тихо. Какое-то время я тихо сидела и ждала, а потом, каюсь, читатель, мне жутко захотелось в туалет. После некоторых колебаний я вышла из комнаты и пошла наугад, ища соответствующее помещение. Магазин Киске-сана оказался неожиданно большим, в нем было много комнат. Идя по узким светлым коридорам и открывая наугад то одни, то другие сёдзи, я дошла до очень странной, даже, не побоюсь этого слова, страшной комнаты. Она, как фантастическое видение, до сих пор иногда встает у меня перед глазами. Эта комната была очень… протяженной в пространстве. При таком же, как и в остальном доме, потолке она имела большие ширину и длину, стены терялись где-то во мраке. Она была темной, лишь кое-где сияли зеленые и лиловые отсветы. Мои глаза не сразу привыкли к полумраку, а потом я разглядела ряды больших прямоугольных ящиков – гробов. Я говорила про свое любопытство? Именно оно заставило меня зайти внутрь помещения и приблизиться к гробам. Пока я к ним шла, успела замерзнуть, мое дыхание было видно. Увидев, что внешние гробы пусты, я тихо вздохнула с облегчением, но пошла дальше. Увидев первый заполненный гроб я едва сдержала крик – в этом месте хотелось издавать как можно меньше шума, в нем было гулко, как в храме. Тело в гробу, плававшее в какой-то желтоватой прозрачной жиже, было именно телом – ни пола, ни возраста, ни лица. Будто манекен, но с просвечивающими сквозь кожу синеватыми венами. Смотреть на что-то подобное было страшно. Я прошла несколько таких «манекенов», а потом в гробах лежали уже именно люди. Мужчины, женщины, несколько почти детских тел. К этому времени я уже поняла, что гробы располагаются не рядами, а одной общей спиралью. Мне было интересно и страшно увидеть, что находится в ее центре. По приближении к центру спирали у лежащих в гробах тел появлялось все больше индивидуальных черт – у одного шрам на пол-лица, у другого зигзагообразные татуировки, третья вообще фигурой напоминала порнозвезду. В центре спирали располагалась какая-то загадочная аппаратура, несколько громоздких компьютеров, операционный стол, шкафы и стеллажи с реактивами. Я стояла, озиралась и пыталась понять, что мне делать с этими новыми знаниями о Киске-сане. И что это вообще может значить? Он нелегально добывает и продает донорские органы? Он – сумасшедший ученый и проводит тут эксперименты на живых людях? Или неживых. А может, это вообще не люди, а куклы? Пока я пыталась хоть как-то объяснить для себя увиденное, я продолжала медленно брести по этой «лаборатории» и пересекла круг из шкафов и стеллажей и вышла за его пределы. Тут стояло еще несколько продолговатых ящиков-гробов. Я подошла ближе и тихонько охнула: в ближайшем из них лежал Ишшин-сан, совершенно мертвый – бледное спокойное лицо, ни одного пузырька воздуха не проходит через эту желтую жижу от его носа и рта. Я на всякий случай сунула руку в этот гроб (не без внутренней дрожи) и проверила пульс Куросаки-сана. Ничего, ни единого биения. Мертв. Куросаки Ишшин мертв. Пару минут я стояла, пытаясь не расплакаться и успокоиться. Потом подошла к следующему гробу. Там тоже лежал Куросаки-сан. И в следующем за ним. И в четвертом тоже. Я не знала, что и думать, с каждой секундой я боялась и нервничала все больше и больше. И все думала об Урахаре-сан, о том, кто он такой? Что за чертовщина творится у него в доме? В пятом гробу оказался собственной персоной предмет моих мыслей. Урахара-сан будто прилег поспать и не проснулся. Это совершенно точно был оригинал, а не кукла – легкая небритость (и почему он так любит оставлять щетину?), чуть обветренные губы (я, как ни удивительно, запомнила это с того поцелуя на дне рождения), длинные тонкие пальцы с заметными суставами… Это точно был Урахара Киске, и он точно был мертв – весь мой врачебный опыт убеждал меня в этом. Правда, в трех следующих гробах тоже лежали мертвые Урахары, тоже совершенно реальные и настоящие. Сложно сказать, насколько я была напугана и напряжена. В голове бился только один вопрос «что делать?». И тут в гулкой тишине этого склепа раздался звук, один из самых страшных, что я слышала за свою жизнь, звук приближающихся шагов. Я вздрогнула всем телом, мое сердце заколотилось как бешенное (читатель, я до сих пор помню все эти ощущения в подробностях), мышцы ног заныли. Я быстро и по возможности бесшумно метнулась за один из ближайших гробов и опустилась на корточки и затаилась, зажав для верности рот ладонью – мне казалось, что я дышу шумно, как паровоз. Сидеть, прислушиваясь к приближающимся шагам оказалось ничуть не менее страшно, чем внезапно увидеть трупы любимых друзей в некотором количестве копий… Когда шаги звучали, как казалось, где-то над ухом, я не выдержала и побежала, взяв неплохой разгон с места (еще в школе я участвовала в соревнованиях по бегу, даже какой-то приз был). Из-за шума своих шагов и стука крови в ушах я не слышала, бежит ли кто за мной, и, не без внутреннего содрогания, оглянулась. Сзади никого не было, и это было странно. И в этот момент душевного раздрая я в кого-то врезалась. По всем драматическим законам этим кем-то оказался Урахара-сан. Из-за инерции бега я чуть было не упала, и он попридержал меня за плечи. Вернув себе относительную устойчивость в пространстве, я подняла взгляд на Урахару-сана, а он, этот торговец, чтоб ему, выглядел очень живым и даже улыбался! И тут я вспомнила другого Урахару, бледного, холодного, того, что лежал в гробу, покрытый желтой субстанцией непонятного происхождения… между тем и этим было пугающе мало различий! Прости, читатель, вспоминая это сейчас, я испытываю призрак тех эмоций и мне сложно сдержать себя, чтобы не выдать их на бумагу. Так вот, при мысли о множестве мертвых Урахар Киске, лежащих в гробах, не было ничего удивительно, что я стала вырываться из объятий этого, живого. Не очень он меня и удерживал, должна сказать. Я немного отбежала от него и, сильно жестикулируя, потому что часть слов было просто невозможно вспомнить сейчас, попыталась его спросить насчет трупов в гробах. Он слегка нахмурился, улыбка не исчезла, но стала напряженней, насколько я могла видеть в полумраке, и сообщил мне, что вообще-то я не должна была этого видеть. Я потребовала объяснений, каких угодно, лишь бы я смогла потом спать без кошмаров. Он лишь развел руками и сказал, что это все сложнее, чем кажется, что мне лучше забыть обо всем увиденном, что эти тела «считай их чем-то вроде сменной одежды для меня и моих друзей»… он много чего сказал тогда. В конце своей речи он упоминал что-то о духовной силе, о какой-то особой миссии, о том, не хочу ли я еще чаю. Я хотела двух вещей: убраться из этой страшной комнаты и убраться подальше от Урахары, Куросаки (ему ведь тоже был нужен запасной «костюмчик»!), и, кто знает, может, Масаки тоже с ними? Но как это было сделать? Я решила начать с малого и убраться из этой комнаты, согласилась на чай. Урахара-сан довольно улыбнулся, будто мой выбор его сильно обрадовал, и повел меня по коридорам в ту самую комнату, где я, наверно, вечность назад приносила ему свои извинения. Усадив меня за столик, он взял с меня обещание, что на этот раз я не сбегу из комнаты, едва только он выйдет, и пошел за чайничком с кипятком для чая. Обещание я дала без промедления, но стоит ли говорить, что едва его шаги затихли в отдалении, я убежала из того странного дома? На следующий день я все еще была слишком испугана и слишком многого не понимала в сложившейся ситуации. Но у меня уже было некое подобие плана действий (бессонная ночь дала много времени на его обдумывание, но со страхом справиться не помогла). Я подала Куросаки-сану заявление об увольнении (помню, как странно было смотреть на него во время этого разговора: вот он передо мной, живой, здоровый, с подвижной мимикой, но перед глазами все время встает воспоминание-видение с ним же в гробу, бледным и бездыханным), взяла расчет и уехала из Каракуры. Сегодняшняя я остановила бы себя тогдашнюю, потому что подобное бегство кажется теперь глупостью. Чем дальше и чем быстрее бежишь, тем сильнее страх, читатель, поверь трусихе со стажем. Я переехала сначала в один город, потом из него в другой, потом в третий… Наверно, я бы остановилась еще в первом, но с переездом из Каракуры у меня появилось ощущение, что меня что-то или кто-то преследует. Иногда мне казалось, что я слышу отдаленные крики, которые не слышит больше никто, или звук тяжелых шагов, или шелест чешуи… Меня будто стали преследовать мелкие неудачи, автомобильные катастрофы, землетрясения малой амплитуды. Нет, читатель, они случались не со мной, просто где-то рядом, но слишком часто, чтобы быть случайностью. Иногда я просто чувствовала взгляд в спину, но, оглядываясь, видела лишь пустынную улицу или скользящие мимо меня взгляды людей. Иногда еще видела легкое дрожание воздуха, будто в летний зной. Страх стал моим постоянным спутником, читатель. В те дни со мной случилось несколько панических атак, и во время них, каким-то странно изменившимся зрением я видела нечто странное, чудовищно странное, фантастических и страшных существ… Читатель, я, наверно, уже утомила тебя своим длинным рассказом и дрожащим почерком. Скоро я закончу эту исповедь. Мне осталось сказать совсем немного, да и нужно торопиться, крик раздается все ближе. Мне очень жаль, что в свое время я не смогла удержать свое любопытство и, прости, читатель, мочевой пузырь. Как знать, может, если бы я тогда осталась ждать Урахару-сана с его чаем в той комнате, смиренно, как и полагается скромной гостье, я бы до сих пор работала в больнице, общалась с Масаки, смеялась бы вместе со всеми над чудачествами Куросаки-сана, спокойно ходила бы на двойные свидания… А может быть, судьба так или иначе подвела бы меня к этому итогу. Как знать, читатель, как знать. В любом случае, я никого не виню. Неизвестный мне читатель, спасибо, что смог дочитать эти записки до конца. Прощай. Каэде Шизука. *** Худая черноволосая девушка в очках отложила ручку (обычную шариковую, черную, одолженную на ресепшене дешевенького отеля, где она остановилась на ночь), приложила к бумаге свою печатку, аккуратно, несмотря на дрожание рук, сложила белые исписанные листы и придавила их пепельницей, как своеобразным пресс-папье. Затем она открыла сумочку, немного порылась там, достала небольшой револьвер, радостно блеснувший в желтом свете настольной лампы, сунула дуло себе в рот, глубоко вздохнула и застрелилась. Ни капли крови не попало на предсмертную записку. Прошло некоторое время (и одновременно никакого времени не прошло, всего лишь мгновение, секунда), прежде чем из того, что раньше было Шизукой, поднялось нечто другое, нечто полупрозрачное и эфемерное, неощутимое наощупь, нечто, что обычно называют душой. Душа Каэде Шизуки в первый момент была немного удивлена и просто стояла и рассматривала свой труп. Потом, услышав что-то, она побежала-проскользила из своей последней в жизни комнаты, выскользнула в коридор, выглянула в окно. И там она, наконец, со всей ясностью увидела одного из тех существ, что преследовали ее последние месяцы ее жизни. Огромное, мерзкое, с бычьим черепом вместо головы, с многочисленными маленькими ножками и членистым телом. Его крик был именно тем, что она слышала за своей спиной последние несколько дней, и был, несомненно, похож на те, что она слышала прежде. Хотя было большое отличие от тех – этот крик был предсмертным. Раньше, чем Шизука успела понять, что происходит, какой-то странный человек в черных одеждах зарубил чудовище, располосовав катаной так ровно, словно черту карандашом провел. Располовиненное тело буквально испарилось на глазах, а этот… самурай? быстрой походкой подошел к ней, и, прежде чем она успела как-то ему помешать, скупым движением приложил Шизуку рукоятью катаны точно посередке лба, отправив ее в Общество Душ. *** - Спасибо за чай, Урахара-сан. Право же, не стоило. Вы совсем не обязаны были меня угощать. - Бросьте, Каэде-сан, я до сих пор чувствую себя виноватым перед вами. Ведь по вашей истории выходит, что это я виноват в вашей смерти. Хах, как странно звучит, если не знать подробностей. - Урахара-сан, вы так говорите, будто если бы не вы, я бы жила вечно! Знаете, что мне семпай сказал? Что если бы я тогда не побывала в вашей лаборатории, моя духовная сила так бы и не проснулась, и после перерождения куковать бы мне в Руконгае. Так что в чем-то я вам даже благодарна. - Хорошо, если так. Но я все равно буду считать, что за мной долг, если позволите, Каэде-сан. Когда-нибудь, наверно, я вам его отдам. Каэде пригубила чай и лишь затем сказала: - Не могу вам в этом помешать, Урахара-сан. Но мне не хотелось бы больше вспоминать о том случае. Я так глупо себя повела, просто диву даюсь… - Ну-ну, Каэде-сан, не стоит себя винить. Откуда ж вам было знать тогда про гигаи? Когда внутри гигая нет души, его очень легко принять за обычный человеческий труп, особенно если нет специальных знаний. Например, вы тогда совершенно точно не обратили внимания, что мои гигаи от человеческих тел отличает совершенно другой состав тканей, при зрительно похожей структуре и фактуре, идеальная, без сбоев, работа всех внутренних органов (а некоторых – особенно!) и… Кстати, Шизука-сан, могу ли я отдать свой долг, предоставляя вам большие скидки на свою продукцию? Может, сорок процентов? Каюсь, я уже изготовил вам пару гигаев, по собственной инициативе, вдруг вас пошлют на грунт? Шизука уже пятьдесят лет прожила в Обществе душ, чуть больше тридцати из них она была шинигами. Но все равно иногда (очень редко) ей снилась та лаборатория, те бледные тела в гробах. При последних словах Урахары она представила в таком же гробу себя. Ощущение не из приятных. В конечном счете тридцать лет она как-то избегала миссий в Мире Живых, вызываясь взамен в Руконгай или Уэко Мундо, вывернется и впредь. - Не думаю, Урахара-сан, что мне подходит такой способ выплаты долга. Но за предложение спасибо. Знаете, давайте оставим эту тему. Расскажите лучше про Куросаки-сана, как он там поживает. И про выходки его сына тоже. Я слышала некоторые слухи, конечно, но вы так интересно рассказываете! - Хорошо, что вы спросили, Шизука-сан! Вы не представляете, что вытворил на прошлой неделе этот старик Ишшин! Так вот, пошел как-то Куросаки Ишшин в кафе с хостесс…