Он вспомнил день...

Он вспомнил день, когда понял, что запах океана - её запах.       Солнце обласкивало кожу полубога. Песок зарывался в темные локоны, прячась от воды и солнца. Теплые волны ласкали разгоряченную кожу. Кокосы и бананы прятались за редкой листвой тропических пальм, ожидая своего часа, когда они могут упасть на нагретый тропическим солнцем песок. Мягкий лунный свет очерчивал узоры на тёмной коже, оставляя еле заметные линии. Её влажные, слегка шершавые губы соприкоснулись с его губами.       Её запястья утонули в зеленой листве набедренной повязки. Подушечки пальцев девушки коснулись кожи бедра. Волна возбуждения прошлась по телу полубога, когда он почувствовал неуверенные прикосновения к возбужденной плоти. Он вспомнил день, когда понял, что его глаза смотрят на Моану не только, когда он этого хочет.       Мауи издал приглушенный рык, а рельефный пресс напрягся, складываясь в аккуратные кубики. Он любил, когда она целовала кожу чуть выше пупка, а она любила дикие, животные звуки, которые он издавал. Издавал специально для нее. Для его Моаны. Он вспомнил день, когда осознал, что действительно любит её. Любит так, как не любил никого.       Она аккуратно сжала напряженный член в девичьей ладони, кожа островитянки покрылась мурашками, когда она услышала приглушенные стоны. Мауи пробила дрожь от возбуждения. Он вспоминал день, когда любое, даже невесомое прикосновение доставляло ему удовольствие, смешанное с удивлением и страхом - он еще никогда не испытывал того, что испытывал тогда.       Его потемневшие от возбуждения глаза смотрели на листья кокосовых пальм, но не видели. Мауи не осознавал, где граница между прошлым и настоящем, да и нужно ли? Он вспоминал день, когда понял, что ради её улыбки сиганет в пекло. И сиганул-таки.       Он издал слишком громкий стон, слишком вульгарный, как ему показалось. Её язык коснулся затвердевшей головки, а пальцы прошлись вдоль фаллоса, трепетно, словно проводя по позолоченным буквам названия, расположенным на корешке дорогой книги. Он вспомнил день, когда непослушные, курчавые, темные волосы казались самым восхитительным, что было на свете.       Она очертила языком ореол головки, прежде чем мягкие губы соприкоснулись с темно-розовой плотью. Звезды только начали появляться в глазах, как появляются из только-только набухших до предела почек маленькие, белые цветы вишни. Моана.       Она ритмично двигала головой, а непослушные волосы опускались, поднимались, и подрагивали в такт, словно отплясывая быструю джигу. Её ногти оставили глубокие царапины на спине, но Мауи не обращал на это внимание. Он был счастлив.       Все считали Мауи ловеласом, нарциссом и, соответственно, бабником. И он знал, они бы рассмеялись, не поверили, что Моана была его первой (любовью) любовницей. И он никому не говорил. Не говорил и Моане, это и не нужно было. Он понимал, видел в её глазах, что она все (знает) чувствует. Она прижималась к его груди, слушая быстрое биение его сердца. Он был уже близко. Уже почти подобрался к той горячей, финальной точке, которую многие называют "оргазм". Она резко оторвалась от его плоти, когда он был готов приблизиться к "звездам", как сама называла это Моана. "Слишком лирично" - он не мог не усмехнуться её детской наивности, которая присутствовала в девушке. "А мне нравится" - ответила темноволосая, даже не отрывая взгляд от горящих белым светом звезд. Далеких, как вечность.       На его недовольное бурчание она лишь улыбнулась пухлыми, розовыми губами.       Волна возбуждения с новой силой накрыла тело полубога, когда он почувствовал тяжесть женского тела на своих бедрах.       Он осознал, что Моана единственная, кого он любил, любит, и будет любить, когда оргазм яркими звездами взорвался по всему телу. Островитянка изнеможенно упала на могучую грудь мореплавателя. Их сердца бились в унисон. Бились так, как бились тогда. Как бились в тот день, когда "Моана" для него было не просто имя.       Он слушал её размеренное дыхание и думал о судьбе. О том, какие силы свели их вместе. Он вспомнил день, когда понял, что запах океана - её запах. Он вспомнил день, когда осознал, что рядом с ней вечность - ничто.