My ride or die

- Блять, - хрипит Йен и опять смаргивает эти дурацкие слёзы, которые непонятно откуда берутся в таком количестве. К счастью, темнота ночи скрывает все его нахлынувшие эмоции, и он безумно рад тому, что на улицах нету людей, которые бы пялились на его красные глаза и дрожащие губы, с трудом удерживающие фильтр сигареты. Голова Галлагера разрывается от мыслей и он не знает как прекратить это. Он провёл всего два дня с ним, а Йену хочется кричать, рвать волосы на голове, сметать всё на своём пути и просто рыдать от безысходности. Увидеть его снова было словно выбить весь воздух из груди. Дотронуться до него - словно прыгнуть с обрыва. Бесстыдно целовать его после стольких месяцев - всё равно, что голову терять. Опять терять её окончательно и бесповоротно. Ты думаешь, что можешь контролировать всё в своей жизни, но нет. Чувства — на то и чувства, что не поддаются контролю. Ты каждый день на протяжении нескольких лет просыпаешься, понимая, что чего-то не хватает. В мечтах всё идеально: ты спишь в тёплой постели, обнимая его тело и, уткнувшись в чужую шею, вдыхаешь такой знакомый запах. Вроде бы всё хорошо, но открыв глаза, ты встаёшь с кровати и снова делаешь вид, что чувства тебя не тревожат. Ты непоколебим. Так думает твоя семья, так уверяешь себя ты. Но когда ты остаёшься наедине с собой, эти чувства выходят наружу, и ты понимаешь, что тебе необходимо это прикосновение - то самое прикосновение к человеку, у которого та самая искра в глазах. У которого бешено бьётся сердце, дрожит тело и учащается дыхание от одного лишь твоего присутствия. И каждый раз точно так же предательски реагирует твоё собственное тело. Шаг, шаг, ещё шаг. До дома осталось пару минут. Он закрывает глаза, позволяя слезам скатываться по щеке. Нахлынувшие ощущения едва не выбивают у него землю из-под ног, но он не обращает на это внимание. Йен просто вытирает мокрые от слёз щёки и пытается хоть как-то успокоиться. Протерев опухшие глаза, он замечает до боли знакомую калитку и такой родной дом, где ему всё так знакомо. Его место здесь - с семьёй. Даже если душа рвётся в совершенно другое место. Прогоняя глупые мысли, которые уже третий день не дают ему покоя, Йен делает глубокий вдох и подходит к дому. - О! А вот и мой сынок пришёл, - мямлит Френк, делая большой глоток какого-то пойла. Он сидит на ступеньках у входа, и видок у него не первой свежести. Очевидно он пьян, но это и не удивительно. - Блять, тебя ещё не хватало, - пытаясь контролировать голос, чтобы он не дрожал, шипит рыжий. Он сутулится и кидает на Фрэнка грозный взгляд. - Это так он с родным отцом разговаривает. Посмотрите ка на этого неблагодарного высирка, - Фрэнк тычет в него пальцем и хмурит брови. - Ты пьян, - голос Йена настолько тих, что это больше похоже на шёпот. На улице очень холодно, и он суёт руки в карманы, пытаясь согреться. Меньше всего ему сейчас хочется находиться тут и разговаривать со своим папашей. - Возможно, но у меня есть повод, - с грустью произносит Фрэнк и делает ещё два глотка. - Ха, да неужели за столько лет он у тебя появился? - язвит рыжик и ухмыляется. Фрэнк замирает, будто обдумывает что-то, а потом грустно кивает сам себе. - Моника мертва, - удерживая слёзы, выдыхает старший Галлагер. Йен знал это, так что это не было огромным шоком для него, но он всё равно кинул сочувствующий взгляд на Фрэнка. Видимо, ему было действительно больно, и рыжему даже жаль его. Фрэнк выглядел грустным и потерянным, что было очень даже душераздирающим зрелищем. - Я знаю. Мне жаль, - шепчет Йен и садится рядом с отцом. - Найти и потерять снова, что может быть ужаснее? Мм? Ты знаешь, Йен... Она ведь единственная, кого я любил. Она была обезбашенной, строптивой сукой, которой в голову то и дело приходили безумные вещи. Однажды, когда в Чикаго не было снега, она раздобыла хуеву тучу кокса и раскидывала его, крича "Счастливого Рождества, люди!". Думаю, именно за это я полюбил эту ёбнутую стерву раз и навсегда, - ухмыляется Фрэнк и протягивает Йену бутылку коньяка. Тот, бесспорно, берёт её, потому что это то, что ему действительно нужно сейчас. Да, ему нужно сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать невыносимую боль. Потому что она внутри его, как гигантская опухоль, которая разрастается с невероятной скоростью. И он хочет напиться так, чтоб он и слова сказать не смог,чтоб голова не соображала, а руки и ноги не слушались. Чтоб даже думать было невозможно. Невозможно думать о нём. – Ты хочешь сказать, что потерял свою настоящую любовь? Я имею ввиду ту самую любовь, - спрашивает Йен, вскидывая брови. – Нет. Любовь, я думаю, потерять невозможно, она всегда будет внутри тебя... разъедать тебя заживо. Истинная любовь, она как золото, никогда не ржавеет и не окисляется... Что бы ты не делал, как бы не пытался, ничто, блять, в этом грёбаном мире не сможет разрушить её. Это никому и ничему неподвластно. Уж поверь мне, сынок. То, что Моника умерла не значит, что я перестану её любить, - хрипит Фрэнк, шумно сглатывая. - Откуда тебе знать? - со скептицизмом произносит Йен. - Ты, блять, думаешь, что все эти 25 грёбаных лет, что мы были врозь, заставили меня забыть о ней?! - срывается Фрэнк, и у Йена открывается рот от удивления. Старший Галлагер рывком снимает шапку и проводит рукой по волосам, пытаясь успокоиться. Он всё это время любил её? Да не может быть. Это же Фрэнк. Старый добрый Фрэнк, который бухает до посинения и укуривается пока кровь из носа не пойдёт, не волнуясь ни о чём. Но что-то в красных глазах отца заставляет сердце рыжего сжаться и опустить взгляд. - Она постоянно уезжала, но возвращалась, уезжала и опять, блять, возвращалась. А потом снова уезжала! Но знаешь что? Она всегда возвращалась... Возвращалась ко мне. Сначала это было очень смешно, потому что я постоянно принимал её. Не знаю как и почему это происходило, но я всегда делал это, даже если не хотел. Потому что это ебаная Моника! Без неё нельзя. Без неё я не мог. Не мог дышать, не мог двигаться дальше, не мог жить. Даже на вас, Галлагеров, смотреть не мог. Я ненавидел каждого из вас, потому что вы плоды нашей грёбаной любви! Каждый из вас как доказательство насколько она сильна... А теперь её нет, - хрипит Фрэнк и разбивает уже пустую бутылку. У Йена аж перехватывает дыхание то ли от его рассказа, а то ли от звука разбивающейся вдребезги бутылки. Всё это так странно. - Моника - причина почему ты такой? - после паузы спрашивает Йен. Фрэнк улыбается. Он знал, что Йен задаст этот вопрос. - Это уже не имеет значения, - отвечает Фрэнк, шмыргая носом. Становится холодно – на улице все меньше людей, нет оснований сидеть под открытым небом. Копаясь в карманах в поиске ключей, рыжий находит там сотовый и, хмуря брови, смотрит на него. - Что это? - интересуется старший, забирая телефон у сына. Обычная раскладушка, ничего особенного. - Это... телефон Микки. Точнее... Ладно, это уже не важно, - говорит Йен сильно волнительным голосом. Он сглатывает слюну, но глотается трудно, потому что горло сдавило чем-то, будто жгутом. Он не может говорить о нём, не сейчас. Это имя вызывает слишком много эмоций. - Иисусе, тот самый Милкович?! Пиздец, сколько лет-то прошло с тех пор, когда вы только начинали членами друг о дружку тереться? - громко смеясь, спрашивает Фрэнк. Впервые за день на лице Йена появляется тень улыбки. Он невольно вспоминает прошлое. Он вспоминает Микки. - Через две недели будет ровно семь лет, - ухмыляется Йен, не задумываясь как это звучит. Фрэнк вскидывает брови и смеётся. - Да ты, блять, крестики ставишь в календаре что ли? - он хлопает сына по плечу, не переставая смеяться. Улыбаясь, Йен смотрит на него и неловко пожимает плечами. - Он в Мексике. Я здесь. Всё так, как должно быть, - дрожащим голосом произносит он и закрывает глаза, выдыхая. Руки опять трясутся, и он ненавидит своё тело за такие реакции. Казалось, столько лет прошло, а его всё ещё бросает в дрожь. Фрэнк не слепой, он видит это. - Ты знаешь почему Моника всегда уезжала? Почему всегда решала за меня, решала за нас? Потому что она трусиха! Потому что то, что она чувствовала со мной, она не чувствовала ни с кем. И она чертовски этого боялась. Боялась меня. Боялась, что это разрушит её, - шепчет Фрэнк, смотря прямо в красные глаза Йена. Он резко отворачивается и шумно выдыхает. В его глазах опять появляются слёзы, которые он пытается спрятать. С него довольно. - Чем раньше бы я поставил эту точку, тем лучше бы было для нас обоих. Ему будет лучше без меня. Слышишь? Пока мы порознь - у нас есть шанс всё наладить. И я хочу, чтобы у него был этот шанс. Чтобы у нас был этот шанс, - Йен резко встаёт и подходит к двери. Больше нету смысла находится здесь. - Ты будешь жалеть о днях, не проведённых с ним. Сильно жалеть, Йен, - выдыхает Фрэнк и уходит не оглядываясь.